Страница 72 из 127
- Тебя, - сказала Таня, воротившись на кухню, где они оба молча курили, не в силах ни говорить, ни заснуть.
- Кто?
- Какая-то женщина. Говорит, срочно. Голос интеллигентный.
Павел подошел к аппарату.
- Алло?
Раздавшийся в трубке голос не был ни женским, ни, тем более, интеллигентным:
- Чернов, ты намек понял? Считай последним предупреждением...
У Павла перехватило дыхание. Намек он понял.
- Э-п... э-п... Кто это?
Ответом ему были короткие гудки.
На кухню он вернулся с таким лицом, что Таня моментально взяла его за руку, усадила за стол, сама села рядом и, не выпуская его руки из своей, сказала коротко:
- Рассказывай.
И он рассказал ей все - что не рассказывал доселе никому. Ни отцу, которого с детства привык не посвящать в свои проблемы, ни следователям.
- Знаешь, я давно заметила, что у всех подлецов есть одна слабость, сказала Таня, выслушав его.
- Какая?
- Они считают, что хитрость, изворотливость и жестокость - это то же самое, что ум. И нередко поступают глупо.
- Глупо?
- Да. Неужели они не понимают, что после всего этого они потеряли последнюю надежду заполучить тебя? Ведь ты же не станешь возвращаться к ним ни при каких обстоятельствах ?
- Да уж лучше подохнуть!
- Но нам надо что-то делать. И быстро. Они ведь ни перед чем не остановятся. Завтра же забираю Нюточку и везу ее в Хмелицы, к Лизавете.
- Если врачи отпустят...
- И если не отпустят - тоже. Думаю, тебе надо ехать с нами.
- А как же отец?
- Я вернусь и буду при нем. Меня они не тронут.
- Если захотят - еще как тронут!.. Нет, вы езжайте, а я останусь здесь, на виду. Мне от них прятаться бесполезно: вон Жаппара на Тянь-Шане отыскали, что им какие-то Хмелицы?!
- Но они не оставят тебя в покое.
- А я в прокуратуру пойду или в КГБ к тому же Голубовскому. Зря я тогда отмолчался, когда он о возможных причинах похищения выспрашивал. Ничего, теперь все расскажу.
- Ой, я даже не знаю... Жил у нас в общежитии парень один, Генка, бетонщик. Непутевый, выпить любил, подраться, но вообще-то неплохой. Как-то после получки собрались они с приятелями, выпили на лавочке, купили еще, а тут дождь. Забрались они с бутылками своими в подвал. А там в углу - труп. Приятели говорят, пошли скорей отсюда, а Генка им - нет, надо заявить. Те ушли, а он в отделение. Там его, не разбираясь, скрутили и в клетку: пьяный, мол. А он им кричит: я про покойника заявить пришел. Ну, рассказал, где и что, выехали они. Смотрят - действительно покойник. Генка им говорит: что, убедились, что не вру? Теперь отпустите! А они говорят: теперь-то как раз и не отпустим, потому что ты и есть убийца! Убил, испугался и к нам прибежал, рассказывать, будто случайно нашел. Он на колени: да вы что, да какой я убийца!.. Год его потом в тюрьме продержали до суда, и там и вовсе бы засудили, да хорошо, что прокурор порядочный попался и разобраться не поленился. Труп-то в подвале три дня пролежал до того, как Генка нашел его, а Генка в то время на Бокситогорском комбинате в командировке был. Отпустили его, слава Богу, но жизнь все равно покалечили крепко.
- Я не боюсь, - угрюмо сказал Павел.
- Зато я боюсь... Давай-ка мы прежде того с надежным человеком посоветуемся, который в таких делах разбирается лучше нашего. Вот только с кем бы?
- Может быть, с Николаем Николаевичем? - подумав, предложил Павел.
- Это с каким Николаем Николаевичем?
- С адвокатом, бывшим тестем моим. Человек он знающий, ловкий. Помнишь, это же он осенью в две недели организовал и твой развод, и наш брак?
- А, седой такой? Я еще в толк не могла взять, что это ты так вдруг заспешил - жили же до того нерасписанные, и ничего. А это ты мое будущее обеспечивал. - Она горько усмехнулась.
- И Нюточкино, - не замечая усмешки, сказал Павел. - До свадьбы ты юридически была для нее посторонним лицом.
- А ты его хорошо знаешь, этого адвоката? Можно ему доверять?
- А если больше некому?
- Есть кому, - твердо сказала Таня...
- Вот, собственно, и все. Ну и что ты думаешь?
- Я скажу. Только сначала разреши мне задать один вопрос.
- Задавай.
Рафалович встал, резко отодвинув стул.
- Объясни мне, пожалуйста, почему, ну почему ты такой идиот? Кто тебя просил гнать волну, а? Да, допустим, весь навар с твоих разработок пойдет не в закрома Родины, а в карман какому-то хитрому дяде - ну и что? Что это меняет? Ты же взрослый человек, ты прекрасно понимаешь, что эта самая Родина, которая из нас сосет соки и выворачивает нам руки и карманы, - и есть сотня-другая таких вот хитрых дядей, которые окопались на теплых местечках и втихаря грызут друг дружку, норовя отхватить кусочек пожирнее. Так что с точки зрения твоей хваленой нравственности совершенно безразлично, вкалываешь ты на одного дядю, на двух или на тысячу. А с рациональной точки зрения на одного-то еще и лучше и плодами труда твоего с умом распорядится, и тебе даст, сколько ты стоишь, а не сколько полагается по штатному расписанию... Тебя же впервые оценили по достоинству, создали все условия, освободили от всякой херни - твори, дорогой, открывай, изобретай. Оборудование новое нужно? Ты только списочек составь, Зарплата маленькая? На тебе вдвое. Не хочешь каждый день на работу ходить? Ходи когда захочешь, только дело делай. Ведь так оно было?
- Так.
- Ну и какого рожна тебе? Ах, его бедного заманили, обманом вовлекли! А что им оставалось? Прийти и сказать: "Чувак, у нас тут левый бизнес намечается, хочешь в долю?" Они же хорошо подготовились и понимали, с кем имеют дело. Нет, я тебе так скажу: этой фирмой рулит парень головастый. Он же так все подстроил, чтобы тебя и заполучить, и подстраховать.
- Объясни.
- При таком раскладе, даже если бы они засыпались по полной, ты остался бы чистехонек. Занимался научной работой в солидном институте, про леваки не знал, в коммерцию не лез. И вот лимонтьевы с клизмерами, бяки нехорошие, гремят под фанфары, а честный, но обманутый советский ученый Чернов продолжает свою шибко полезную для страны деятельность.
- Погоди, но ведь Лимонтьев и есть главный организатор!
- Сомневаюсь. Он скорее зиц-председатель Фунт.
- Что-то я не пойму, к чему ты клонишь?
- К тому, что тебе не следовало вставать на дыбы. Продолжал бы себе спокойненько работать.