Страница 81 из 82
Два последующих дня полк отбивал атаки красных. Володя почувствовал недомогание еще в Масловке, после суток проведенных в седле и трех сабельных атак, ему стало еще хуже… Когда, наконец, вышли к Новониколаевску, он уже не мог ехать верхом. Андрушкевич требовал сдать его, как и прочих заболевших в госпиталь. Дронов и Роман хотели везти его с собой, и если бы это был не тиф… Всего в полку набралось более трех десятков тифозных. Их собрали на подводы и повезли в госпиталь, располагавшийся на железной дороге в вагонах. Подводы вызвались сопровождать и Дронов с Романом.
- У нас нет мест, нет лекарств, нет дров… Мы их не сможем вывезти!… - отбивался начальник госпиталя.
Но больных все равно выгружали и несли в промерзшие вагоны и клали прямо на пол. Дронов и Роман бережно занесли находившегося в беспамятстве Володю в вагон, положили…
- Прости милай, не можем мы тебя дальше везть,- с этими словами простился с ним вахмистр.
- Володя… Володь… ты только держись, вас вывезут, я тебе вот жилетку свою оставил, она на тебе, она согреет, она шерстяная, теплая, ее мама моя вязала… Прости меня Володь,- в отличии от сурово-серъезного Дронова, Роман не мог сдержать слез.
А Володя не слышал и не видел своих боевых товарищей. Он видел Бухтарму, слышал шум ее потока, они с Дашей сидят на берегу, она прижалась головой к его плечу, а он бережно трогает ее рыжеватые волосы…
Части пятой армии красных, взяв Омск, резко замедлили темп своего наступления. И дело было не в возросшем сопротивлении белых, и не в смене командарма Тухачевского – колчаковские войска агонизировали, и в такой ситуации любой командарм довершил бы разгром «распростертого» противника. Красные не могли быстро продвигаться потому, что вступили в сплошную полосу тифа. До Новониколаевска и дальше, до станции Тайга, обе железнодорожные линии буквально забиты эшелонами со всевозможным армейским и гражданским имуществом, которые погрузили, но не смогли вывезти колчаковцы. Многие эшелоны были заняты госпиталями, заваленные уже не столько больными, сколько трупами, которые не успевали, и не могли хоронить. Трупы лежали везде, на каждой железнодорожной станции, в каждой близлежащей к железной дороге деревне, штабеля трупов. В госпитальных эшелонах живые и трупы лежали вперемешку. Триста пятьдесят верст от Омска до Новониколаевска красные почти не встречали сопротивления, тем не менее, преодолели это расстояние лишь за месяц, неся огромные потери… от тифа.
Начальника санитарной службы пятой армии красных Азарха вызвали для доклада на военном совете армии. Обычно на такое «мероприятие» главного армейского врача приглашали крайне редко, ведь на военном совете, как правило, решали оперативные вопросы и на них присутствовали командиры дивизий, бригад, начальники служб снабжения. Но чудовищные потери от тифа заставили нового командарма Эйхе вызвать и заслушать начмеда.
-… Мы не можем оградить красноармейцев от контакта с тифозными колчаковцами, они повсюду, целые деревни, города, целые эшелоны тифозных трупов. В наших госпиталях уже более десяти тысяч больных тифом красноармейцев. Чтобы избежать поголовной эпидемии в частях нашей армии надо прекратить наступление, иначе нас ждет та же участь, что и белых,- докладывал Азарх в штабе армии, располагавшейся в вагоне бронированного поезда.
- Это исключено. Нам поставлена задача лично председателем Реввоенсовета товарищем Троцким, до Нового года очистить от белых Сибирь до Красноярска,- не терпящим возражений тоном отвечал Эйхе.- Есть еще какой-нибудь способ избежать контакта наших частей с тифозными колчаковцами, но без прекращения продвижения на Восток? Мы и так вышли к Новониколаевску на две недели позже установленного нам срока.
Азарх стоял перед членами военного совета и чувствовал себя так, будто его вывели на расстрел. Да он знал этот способ, но озвучить его… Нет, он не содрагался от мысли облить керосином и сжечь все госпитальные эшелоны, все эти штабеля трупов, сложенные вдоль железной дороги – одним действом уничтожался и источники заразы, и расчищались пути для скорого передвижения войск. Но среди тифозных в вагонах находились и еще живые. Нет, ему не жаль этих полутрупов, за которыми все равно уже никто не ухаживал, белый медперсонал бежал, а его санитаров едва хватало на собственные госпиталя. Они бы все равно все умерли, недели через две-три, не от тифа, так от голода и жажды. Но этих двух-трех недель командование ждать не хочет, оно требует очистить пути… Если он отдаст приказ все это сжечь в целях борьбы с эпидемией… потом могут обвинить его… еврея, в том, что он заживо сжег десятки тысяч русских людей. Нет, он не жалел русских, ведь они почти все никогда не любили и не жалели евреев, но быть крайним… Если бы командарм был русский, можно в крайнем случае сослаться на него, но Эйхе латыш и, похоже, искренне не понимает щекотливости ситуации, просто перед реввоенсоветом выслужиться хочется, что недаром ему армию доверили. Если бы по-прежнему командовал Тухачевский, можно было бы оправдаться тем, что выполнял приказ командарма, во-первых русского, во-вторых бывшего дворянина, и без всякого сомнения вся вина пала бы на него. А сейчас не на латыша же эту вину повесят, а скорее всего на него, еврея. Как на Юровского уже фактически легла ответственность за расстрел царской семьи…