Страница 31 из 146
- Кончайте обжиматься, Ромео и Джульетта! - проворчал блондин. Давайте-ка лучше примем по чуть-чуть. Фаллос, из горла будешь?
- Во-первых, не буду, а во-вторых, Ник, честно, кончай звать меня Фаллосом, - несколько обиженно проговорил черноволосый. - Знаешь, еще один Фаллос, и...
- И будут два фаллоса, причем оба с обрезанием, - продолжил блондин.
- Ник, - вспыхнув, сказала девушка. - Прекрати свои антисемитские штучки. Я серьезно.
- Елочка, брось, - ласково произнес тот, кого Ник так обидно обозвал, и протянул ей рубашку. - Мы ж все тут свои. Если б я был Голдой Меир, я бы и тебя, и Поля, и Ника, и даже Ванечку, хотя он враль и пьяница, тотчас произвел в почетные евреи.
- Меня увольте, - сказал Ник. - Мне в серьезный институт поступать, так что пятый пункт мне что чирей на заднице.
Елочка фыркнула.
- Как ты, Ник, изящно выражаешься!
- Просто умею адекватно и доходчиво излагать свои остроумные мысли. Если из меня не получится дипломата, подамся на эстраду и забью баки Райкину Аркадию Исааковичу... Итак, господа, повторяю свое предложение - примем на грудь врагам нашим во устрашение?
- Если только полстаканчика, а то замерз, - нерешительно произнес черноволосый. - Елочка, ты как?
- Я чаю, - ответила Елочка.
- И что бы вы делали без папы Ника? - осведомился блондин. - Пока вы там изволили распугивать рыбку, котелок наш совсем выкипел, однако я героически сберег последние капли горячей влаги в оном сосуде, - он поднял с клеенки термос,- и даже заварил в нем душеспасительный чаек.
Он элегантно плеснул из термоса черного чаю в протянутую кружку, сходил за бутылкой и налил полстакана Фаллосу и целый себе.
- За успех предприятия! - произнес он, поднимая стакан.
В палатке зашевелились, и на свет божий явилось бледное круглое лицо под всклокоченной шевелюрой.
- Во! - торжествующе изрек Ник, показывая согнутым пальцем на палатку. Нюх у Ванечки феноменальный. Ползи сюда, страдалец Муз!
- И зачем я так напился? - простонал Ванечка, выползая из палатки. Клянусь, больше в жизни капли в рот не возьму.
- Как заметил Степе Лиходееву профессор Воланд, подобное излечивается подобным, - сказал Ник. - Правда, вечером ты, Ванечка, больше налегал на водку, но этого продукта у нас не осталось, а кой-какой другой продукт до возвращения Поля откупоривать не будем. Так что предлагаю тебе подлечиться благородной "Херсой".
- Ник, может, ему не надо? - спросила Елочка.
- А вот мы его самого спросим... Ванечка, вот тут мадемуазель Чернова, она же в недалеком, надо полагать, будущем мадам Рафалович, утверждает, что тебе не надо. Каково твое решение?
Ванечка вздохнул, поморщился, зажмурился, потом решительно тряхнул головой:
- Надо!
- Ну так иди и возьми, - сказал Ник, наливая второй полный стакан. - Как сказано выше, за успех предприятия! Закуски - на собственное Усмотрение.
Мальчики выпили и дружно крякнули. Елочка. присев на собственные джинсы, пила чай, дуя в кружку. Настала спокойная расслабленная пауза.
- Милиционер родился, - заметил чуть погодя Ник.
- Не, ребята, все-таки хорошо, что мы не пошли к Аргудовой. Сидели б сейчас, тосковали... - заметил Фаллос.
- Главное, чего мы там не видели? Как пьяный Зуев бахвалится и чистит рыло пьяному Смирнову? Как перепившийся Спирин, заблевав всю кухню, заснул в сортире? Как Малиновская вешается на шею всем подряд, а войдя в градус, уединяется со счастливчиком в чуланчик перепихнуться?
- Ник! - покраснев, крикнула Елочка.
- Печально, но правда... Итак, продолжим: Кислова, Меркель и Мартемьянова сидят в уголке, томно обмахиваются газетками и перемывают всем косточки. Соловьева...
- А чего Соловьева-то? - встрепенулся Ванечка.
- А Людка Соловьева весь вечер танцует исключительно с кавалергардом Лепко под страдальческие взоры Шехмана... Да, все же везунчик ты, Рафалович. Вот ни мне, ни Ванечке не позволили взять сюда наших возлюбленных, тогда как только тебе...
- Позволь, Ник, - серьезно перебил его Рафалович. - Про твою возлюбленную я вообще в первый раз слышу, а Ванечка ни в жизнь не решился бы позвать сюда Людку... Да и что бы она здесь делала? У нее другие интересы, и вряд ли она умеет ездить на велосипеде.
- Ну, насчет своей возлюбленной это я больше так, из принципа, - уступил Ник. - А вот Соловьева на велосипеде - это, согласись, волнующее зрелище. Особенно в велосипедных трусиках. Даю пять долларов за место на трассе сразу позади нее.
Ванечка отвел взгляд и налил себе второй стакан, не предложив больше никому. А Елочка вспылила:
- Все-таки противный ты. У тебя одна грязь на уме.
- Вечно явится поручик Захаржевский и все опошлит, - поддакнул Ник. - Но согласись, Елка, куда же девать трезвость и зрелость мысли, раз уж я ими столь щедро наделен? Да и грязи в своих грезах никакой не усматриваю - разве только Соловьева из седла в лужу шлепнется, что, кстати, вполне вероятно... Между прочим, за это надо бы выпить. Ванечка!
Ванечка с виноватым видом показал на бутылку, где на самом донышке плескалось граммов пятьдесят.
- Угу, - сказал Ник. - Вот если бы ты поступил так у Аргудовой, непременно получил бы по физиономии от Зуева или от дебила Кичигина. Но здесь все люди благородные, сплошь аристократы, а потому ограничимся репримандом... И опять-таки в роли спасителя выступает папа Ник, старший по снабжению. Фаллос, то есть, извини, Елочка, Леня - не в службу, а в дружбу, там, за палаткой, омоем рюкзаке...
- Может, хватит? - спросила Елочка.
- О чем ты говоришь, дитя? Может быть, сегодня мы единственный раз в жизни получили прайс ни в чем себе не отказывать.
За палаткой раздался восторженный вопль Рафаловича:
-- Ух ты! Да тут "Чинзано" натуральное!
- Это ты у нас чинзано натуральное, - заметил Ник, - а в рюкзаке моем "Чинзано" натуральный. Два балла тебе по грамматике... Ну что, может, грянем нашу, пока Ленька Фаллос откупоривает?
- Ага! - радостно согласился Ванечка. - Давай-ка гитару!
- Подождешь, Бетховен. Только струны рвать умеешь. - И Ник плавным жестом поднял гитару, просунул шею под ремешок и прошелся большим пальцем по струнам.
- Вновь эти пьяные ночи, - начал он, и остальные тихонечко подхватили: