Страница 110 из 146
И с этим именем на губах Павел заснул. С ним же и проснулся - у постели стояла она, свежая, веселая, благоухающая вчерашними духами, несказанно прекрасная в своем бежевом "сафари".
- Вставай, Большой Брат, - сказала она, скаля белоснежные зубы. - Завтрак проспишь.
- А ты? - спросил он, протирая глаза.
- А я уже позавтракала. И зашла попрощаться.
- Как попрощаться? - У Павла запершило в горле.
- Лично. Сейчас за мной заедут коллеги отца. Поездим по городу и окрестностям, поужинаем у академика Силуянова - тоска, конечно, я почти никого не знаю, но что поделаешь? Светскими обязанностями пренебрегать нельзя. Вернусь только ночью за вещичками - завтра, рано утром, уезжаю на экскурсию, в Самарканд и Бухару. Надо ведь воспользоваться случаем - когда еще в эти края попаду? А оттуда прямо на самолет и домой.
- А как же я?
- Хватит уже! - резко сказала Таня. - Сам же прекрасно понимаешь, что мне здесь делать нечего ни с какой точки зрения.
- Да, - сказал он. - Извини. Это я просто еще не проснулся.
Таня отошла к окну и закурила.
- Одевайся. Я не смотрю.
Он бодро встал, тут же скривился от боли - неосторожно ступил на больную ногу - и стал, уже осмысленно и осторожно, двигаться к ванной.
- Как Варя? - спросил он, помывшись и застегивая рубашку.
- Наверное, спит еще. Мы до половины пятого проговорили.
- И что?
Она повернулась и внимательно посмотрела на него.
- Помнишь, я говорила тебе, что поделюсь своими наблюдениями только в исключительном случае?
Павел кивнул.
- Так вот, исключительного случая я не усматриваю.
- Понятно. - Павел опустил голову, нагнулся и стал понуро застегивать сандалию на здоровой ноге.
Таня не спускала с него глаз. Он выпрямился, посмотрел на нее и сказал хрипло:
- Дай закурить.
- После завтрака получишь всю пачку" - сказала она и, подойдя к тумбочке, забросила сигареты в ящик. - По-моему, ты хотел сказать что-то другое.
Павел молчал.
- Ладно, кое-что расскажу. Мы были друг с другом откровенны, и я многое поняла. Варя - человек искренний, порывистый, эмоциональный. Она любит тебя без памяти и ждет такой же самозабвенной любви. Ей будет очень трудно с тобой - не из-за тебя, а из-за той жизни, в которую ей придется с тобой погрузиться. Твой город, твоя работа, твоя семья, круг друзей, интересов. Новый, чужой мир, в котором ей совершенно не на кого опереться, кроме тебя. К тому, что ждет ее, она совсем не готова - у нее другой жизненный опыт, хотя и немалый, другое воспитание... Знаешь, если на твоем месте был бы кто-нибудь другой, я сказала бы, что тебе придется как минимум несколько лет жизни посвятить ей одной - и ее детям, конечно - и начисто забыть обо всем остальном. Но я знаю тебя, ты умный и сильный, тебя хватит на все - и на нее, и на детей, и на плодотворную работу. Так что дерзай, Чернов, с Богом. И знай: если что, я рядом, можешь во всем на меня положиться.
- Спасибо, Таня, - серьезно сказал Павел.
- Не за что, Большой Брат... Засим пока, и поспеши, а то останешься голодным.
Таня приблизилась к нему, чмокнула в щеку и устремилась к дверям. В проеме она остановилась, развернулась, расстегнула сумочку, достала из нее что-то и выставила вперед руку.
В ее руке сверкнул голубой алмаз. Одна его грань поймала луч света из окошка, усилила его и бросила на лицо Павла. Он зажмурился.
- Я всегда с тобой, - услышал он шепот Тани и раскрыл глаза. Он был один.
Таня не спеша шла по длинному коридору желтого трехэтажного здания, расположенного на проспекте Ленина, на площади, как звали ее местные, Ослиных ушей, и внимательно смотрела на таблички на внушительного вида дверях. Сюда, в республиканское министерство внутренних дел, она проникла, воспользовавшись одним из удостоверений, которыми некоторое время назад снабдил ее Шеров. Все они имели вид внушительный и официальный, что и неудивительно - почти все кси-вочки оформлены на подлинных бланках и снабжены подлинными печатями, а некоторые были настоящими во всех отношениях. Так, за столь впечатлившее Павла весной в театре удостоверение референта областного Управления культуры Таня даже ездила расписываться в какой-то синей ведомости. В принципе, в эти коридоры она могла бы без труда проникнуть тем же манером, что и на совминовскую дачу: еще один звоночек некоему сильно ответственному работнику и получай аудиенцию хоть у самого министра. Но по трезвому размышлению Таня решила в данном случае связями не пользоваться. Чем меньше народу будет осведомлено о ее визите в МВД, тем лучше. Неровен час, дойдет до Черновых-старших, а через них и до Павла. Не дело. К тому же, очень хотелось в очередной раз попробовать себя в сольной программе...
К несчастью, вывешенные на дверях фамилии высоких милицейских начальников были исключительно таджикские, во всяком случае, азиатские. Ей казалось, что этим мужчинам генетически свойственно восприятие женщины как существа неполноценного и серьезного отношения не заслуживающего. Сегодня такое восприятие, иногда весьма выгодное, было бы не совсем кстати. Ее должны принять всерьез.
Она остановилась было у дубовой двери с надписью "Второе управление. Зам. начальника полковник Новиков И. X.", но прочла инициалы и призадумалась. Может быть, Иван Харитонович, а может Ильхом Хосроевич. Кто их тут разберет? Зато начальник третьего отдела - Пиндюренко Т. Т. - подобных сомнений не вызывал, и Таня решительно вошла в приемную.
Там было довольно просторно и солидно - хрустальная люстра, черные кожаные диванчики с гнутыми спинками, внушительный стол секретаря - молодого круглолицего таджика с погонами лейтенанта. Быстрым деловитым шагом Таня подошла к самому столу, достала из кармашка сумки удостоверение и сунула его под нос удивленно привставшему молодому человеку.
- Татьяна Захаржевская, "Известия", - четко проговорила она. - Небольшое интервью с товарищем полковником для очерка "Будни милиции".
Лейтенант сглотнул, вернул удостоверение Тане, исчез за дверью. Оттуда донесся хриплый голос:
- Да, что такое?..
Больше всего полковник Пиндюренко походил на прыщ - маленький, тугой, красный и раздражительный. Даже не посмотрев на Таню, он сердито бросил: "Вам что, гражданочка?" - и тут же вновь засунул круглый нос в раскрытую на его столе папку.