Полоса переменности

— Не могу, — ответил Антон. — А что, если мы ошибемся?

Его голос звучал глухо и неразборчиво, многие звуки пропадали и искажались, так что Игорю приходилось напрягаться, чтобы разобрать, что именно он сказал. Сломанный нос отек и постоянно кровоточил, под глазами бабочкой расходились синяки. Большую часть времени Антон сидел, запрокинув голову, чтобы кровь не текла так сильно.

— В чем мы можем ошибиться? В том, чтобы сохранить жизнь тысячам людей? Детям?

— Но что будет, если зона стабильности будет расти? Расти, расти, и, в конце концов, заполнит собой все? Что тогда? Что если нельзя будет жить нигде, кроме стабильности? Я не хочу такого мира.

— Ну и что? — вскинулся Игорь. — Ну и что, что можно будет жить только здесь. Зато жить будет можно. Мы везде выживем, везде приспособимся.

— Если у нас не будет вариантов, значит, они смогут делать что угодно: диктовать условия, менять законы, когда и как им хочется. Мы станем рабами.

— У тебя нет детей.

— Это тут ни при чем.

— Это очень при чем. Очень. — Игорь устало сел на землю, сложил руки на коленях. Когда у тебя будут дети, ты поймешь, что готов жить в любых условиях, быть рабом, лишь бы дать им шанс.

— Но тогда ведь и дети будут рабами.

— Если через несколько часов система обороны рухнет и на зону станут падать снаряды, если один из них проломит крышу дома моей дочери и взорвется там, и она погибнет от взрыва за долю секунды или, напротив, будет долго и мучительно гореть, она не будет уже никем: ни свободным человеком, ни рабом.

Антон молчал. Тихо и бесшумно качались листья над его головой, было прохладно. Тонко и свежо пахла вода в пруду, терпко — смятые Игорем стебли крапивы.

— Карина, сколько у меня времени, чтобы подумать? — спросил, наконец, Антон.

— Невозможно определить, — ответила она. — У них явно возникли сложности, иначе они давно бы вышли из кабинета. Значит, запустить червя сразу им не удалось.

— Может, и не удастся? — с надеждой спросил Антон. — Тогда все сложится так, как сложится.

— Мы не знаем, что там происходит, — ответила Карина. — Думаю, если положение было бы безнадежно, они бы уже вышли и постарались бы скрыться. Они неглупые люди.

— Черт, у меня так болит нос, я не могу думать, я совершенно не могу думать. — Антон снова повернулся к Игорю. — А что если увезти твою дочь насильно? Просто запихнуть в машину и вывезти?

— Если ты примешь решение оставить все, как есть, или если будешь жевать сопли до тех пор, пока они все-таки не придумают, как запихнуть в систему этого дурацкого червя, я попрошу тебя хотя бы об этом. Но других детей ты убьешь. Много, много других детей. Ты к этому готов?

— Я не знаю. Не знаю. Я думал, что готов ко всему, особенно после того, что они сделали с мамой. Но оказалось, я — слабак. Оказалось, я не могу за нее отомстить.

— О чем ты сейчас говоришь?

— Я держал за горло одну гниду. Тварь, мелкую, гадкую тварь. И я не смог ее убить. Своими руками — не смог. И я думаю, может быть, если мне не придется самому делать что-то, ну, физически, что ли, это будет легче и будет правильно.

— Ты такой жалкий, — ответил Игорь. — Такой жалкий. Мне очень хочется тебя убить.

— Ты не смог бы, — Антон опустил голову, посмотрел на Игоря, и крупные капли крови из сломанного носа упали ему на джинсы. — Мы с тобой одинаковые. Вся разница между нами в том, что тебе не нужно что-то делать. Потому что от тебя ничего не зависит. Зараза, как же болит!

Он вытер кровь с верхней губы и снова запрокинул голову.

Флешка была маленькая, так что даже схватиться за нее пальцами было непросто. Программер держал ее осторожно, словно она могла взорваться сама по себе.

— Ну, с богом, — сказал он, облизнув пересохшие губы, и вставил флешку в порт. Рыжий смотрел на нее так, будто не мог поверить в происходящее.

— Удалось? — спросил он.

— Удалось, — ответил программер. — Через минуту программа установится на этот комп, и процесс пойдет.

Он стоял возле ноутбука, все еще придерживая рукой флешку, как будто она могла сбежать.

— Попытаемся прорваться? — спросил Рыжий, доставая из ящика с инструментами газовый ключ, — или будем ждать, когда они сами войдут? Что скажешь, Алексеич? Помирать, так с музыкой?

Считыватель на двери перестал мигать и загорелся ровным зеленым светом. Дверь распахнулась, на пороге появился человек в бронежилете, в руках его был пистолет. Он прицелился и выстрелил. Выстрел оказался точным, он попал прямо в боковину ноутбука, разнес в клочки порт и флешку, а вместе с ними — два пальца программера. Стол усыпали брызги черной пластмассы, обильно сдобренные кровью. Программер тонко, почти беззвучно завыл, заплясал у стола, баюкая раненую руку. Рыжий поднял газовый ключ и молча бросился вперед. Опустить его на голову противника он не успел — пуля вошла ему точно между глаз. Он упал на спину, раскинув руки, и остался лежать в жертвенной позе Христа. Газовый ключ, выпав из его разжатых пальцев, стукнул по руке мертвого безопасника и остался в ней.