Полоса переменности

— Так вы, выходит, заинтересованы в том, чтобы здесь все уничтожили? — спросил Игорь.

— Мы были заинтересованы, — кивнула Лина. — Шпионили для партизан. К счастью, информации предоставляли им немного, ждали, когда поймем, что именно они хотят сделать. Собственно, для контакта с ними мы и создали это тело. Чтобы получить возможность говорить, ну и чтобы вид наш не вызывал отторжения. Параллельно пытались сделать что-нибудь, влиять на разных людей, из-за которых стабильность развивалась гигантскими шагами. С одной стороны, мы могли воспроизводить запахи и внешний вид, который привлекает каждого конкретного человека, пользоваться тем, что подсмотрели и подслушали. С другой — почти ни с кем не попали в цель. Вы, люди, слишком сложные, слишком непредсказуемые, слишком бурно реагируете. Мы цепляли на крючок то одного, то другого и сначала казалось, что человек попался, но потом что-то неуловимо менялось, и все. У нас ничего не вышло. Лина развела руками в точности так, как это делала Полина, и Игорь невольно улыбнулся.

— То есть, сейчас вы не пытаетесь на меня повлиять?

— Конечно, пытаемся, — Лина улыбнулась, склонила голову. — Иначе зачем бы я стала улыбаться и жестикулировать? Нам в этом нет никакой нужды.

— И чего вы хотите?

— Не дать развязаться войне.

— Почему? Стабильность будет уничтожена, загрязнение прекратится. Мало того, думаю, и полоса переменности закончится, потому что все, кто принимал чудовищные решения, которые влияли на климат, на рост городов и все остальное теперь здесь, — он махнул рукой в сторону башен сердца стабильности.

— Это недостижимый идеал: убить всех плохих, чтобы остались все хорошие. Так не бывает даже в сказках.

— А что не так? Мне кажется, все идеально.

— Вы хотите, чтобы стабильность выжгли под корень? — Лина наклонилась вперед, черты ее лица неуловимо изменились, и теперь она снова напоминала Марину.

— Нет, — жестко ответил Игорь, глядя дочери прямо в глаза, — я просто хочу точно знать, что происходит. Убедиться, что кто-то не хочет этого так же сильно, как я.

— Так же сильно, — эхом отозвалась Лина. — Вы знаете, что именно они хотят сделать?

— Нет. Я думал, это будет что-то вроде огромного взрыва.

— Не совсем. Они хотят разрушить систему обороны и спровоцировать вооруженные силы других государств на удар по стабильности.

— Не вижу большой разницы. Взрывы все равно будут.

— Разница есть, огромная. Потому что на уничтожении стабильности война не окончится.

— Нет?

— Конечно, нет. Как вы думаете, что будет после первого масштабного удара, когда противник поймет, что огромные пространства больше некому защищать? Где вы видели правительство, благородное настолько, чтобы не присоединить даром доставшиеся территории? А люди, которые все еще живут на них, будут настроены защищаться, останутся разрозненные части вооруженных сил, значит, война продолжится. Вам придется несладко.

— А вам?

— Мы тоже потеряем многих. Микосмицеты многое могут пережить, мы годами спим при чрезвычайно низких температурах, наши споры сохраняются без еды, воды и воздуха. Но вот огня мы не переживем. А огня будет много. Боюсь, стабильность они выжгут напалмом. В других будет много трупов — слишком много работы для нас. Мы бы хотели добиться баланса.

— Какого баланса? Между чем?

— Между количеством мертвых человеческих тел и грязью, которую вы производите. Мы хотим чистоты и покоя.

— Разве это возможно?

— Конечно, нет. Но пытаться-то мы можем.

Лина замолчала. Игорь оттолкнулся от подоконника, пошел на кухню, поставил чайник, сделал себе бутерброд, заварил чай, вернулся в комнату, уселся за стол, словно не было никакой Лины, словно он встал по будильнику, чтобы пойти на работу. Он жевал, Лина внимательно следила за ним.

— Я вам зачем? — спросил Игорь, проглотив последний кусок.

— Нужна помощь человека, — ответила Лина, вставая. — Мы, как вы понимаете, не можем взаимодействовать физически и не всегда удачно ведем переговоры. Осталось несколько часов, мы не можем рисковать. Вы идете?

— Куда?

— К человеку, который может повлиять на процесс. Пойдемте, я все объясню по дороге.

— Но через час мне нужно быть на работе.

Лина остановилась, повернулась к нему, улыбнулась: