Страница 52 из 122
Ещё капитану понравилось фехтование. Рубящий удар сабли – это просто, а вот кружевная вязь шпажного боя долго не давалась Мухину. Он проигрывал всем, отчего злился и фехтовал ещё хуже. Чтобы улучшить координацию, дома капитан мучил себя подскоками-отскоками, целясь кончиком клинка в кухонную доску, приколоченную к стене.
Таких мишеней ему пришлось сменить не меньше десятка – те долго не выдерживали, раскалывались от мощных уколов. Зато рука обрела способность верно управлять клинком. Затем пошёл ножевой бой, совершенно неизвестный капитану. За пару недель короткий клинок покорился, пусть и не полностью - он порхал из руки в руку проворной бабочкой и лихо вил змейку, в финале "поражая" печень, сердце или горло спарринг-партнёра.
Нагрузка казалась невероятно тяжёлой, но деваться было некуда, и он втянулся, хотя первые дни уставал настолько, что не засыпал – отрубался, едва голова касалась подушки. В личной двухкомнатной квартире, которую трудно считать своей – мебель и постельное бельё с инвентарными бирками, как ни крути, а отдают казённым душком – Мухин только ночевал.
Несколько курсантов режима не выдержали. Их не отчислили, только перевели в другую группу, с менее интенсивной нагрузкой. Во всяком случае, оставшимся представили это так. В одну из пятниц руководитель курса объявил, что курсантам предоставлены два дня отдыха для устройства личных дел или свиданий с родственниками. Ни первое, ни второе Дмитрий Сергеевич не планировал, поэтому оказался в затруднении: "На что же убить время? Сходить в ресторан, оттянуться или поискать знакомых?"
- А, просто погуляю. Как бог на душу положит, так и сделаю, - решил он, облачаясь в мундир, от которого отвык за время учёбы.
Великое дело – форма! Сразу почувствовав себя человеком, капитан отправился на улицу. Он гулял, ел мороженое, любовался городом, обедал, заходил в музеи, а вечером оказался перед Мариинским театром. Билетов, конечно, в кассе быть не могло, но удача улыбнулась Дмитрию Сергеевичу. Помогла капризная пассия студента или молодого чиновника - тот с убитым видом сам предложил лишний билет за минуту до третьего звонка. Насладившись культурой, Мухин медленно пошёл домой, ни о чём не думая.
Газовые фонари ярко освещали улицы, многочисленные прохожие фланировали или стояли на берегах каналов, кормя уток и чаек. Совершенно бездумно капитан искрошил купленную у мальчишки краюху, повернулся к воде спиной, оперся на чугунное ограждение. Глядя на дирижабль, медленно ползущий по светлому небу, Мухин внезапно сообразил, что всего полмесяца назад служил в глухомани Урянхайского края. Получается, жизнь его совершила неожиданный и крутой поворот?
- И я уже в Особой Экспедиции. Ничего себе, жандарм, называется… Ох, мог ведь и сглупить, подать рапорт, уволиться – такой возможности у меня никто не отнимал.
Дмитрий Сергеевич сказал это самому себе, вслух, предварительно оглядевшись, чтобы никто не услышал. Предосудительно, когда человек ведёт беседу сам с собой. На сумасшествие похоже. По счастью, рядом никого не оказалось.
- Капитан Мухин, получается, тебя, как бычка на верёвочке, привели сюда? Начал Каиркенов, продолжил фон Бок. И ты уже особист… Почему всё случилось как бы помимо желания? А не врешь ли ты себе, капитан?
Дмитрий Сергеевич незаметно дошел до дома, открыл дверь квартиры, снял мундир и принял душ, продолжая задавать неприятные вопросы. В таком "самособеседовании" не было игры. Он давно заметил, что намного лучше разбирался в проблеме, когда её озвучивал. Полковой священник, отец Ипполит, который многие исповеди принимал за бутылкой хорошего вина или даже водки, как-то объяснил этот феномен:
- Пока носишь мысль в голове, она всего лишь зародыш. Высказал её, поганку, словами - сразу становится конкретным вопросом. А вопрос несёт в себе ответ. Исповедь, она ведь что? Проговаривание и осмысление. Когда человек заставляет себя признаться, то извергает грех, облачённый в слова, тем самым очищаясь. Священник нужен кающемуся грешнику токмо для моральной поддержки. Наливай!
Капитан Мухин не считал согласие на перевод в Особую Экспедицию грехом, но что заставило его, боевого офицера, так легко согласиться? Слова распирали капитана, поэтому он облачился в халат, вернулся в комнату, сел верхом на стул, повернулся к зеркалу:
- А ведь тебе польстило, Дмитрий Сергеевич, что заметили, отличили, выдернули из полка. Ты что, честолюбив?
Отражение кивнуло, согласилось. Кто из лейтенантов не мечтает стать генералом? Таких идиотов нет, а если есть, то в армии им не место.
- И тебе понравилось, что полевой агент Антон, мальчишка, имел право принимать решения на уровне, где майор Воронов вякнуть не посмел. Тот же Каиркенов? Совсем гражданский… Фон Бок сказал, что это и мой уровень будет. Но я военный, у меня лучше получится!
Отражение неопределённо повело плечами, Мухину пришлось дожать себя:
- Капитан, хорош кокетничать, честно скажи – там, в тайге, тебе обрыдло всё! Ты рассчитывал на другое, когда просил о переводе на боевую службу… А занимался тем, что ловил китайских и монгольских контрабандистов. Ходок дал тебе шанс, ты реализовал его, поэтому и здесь. Так?
Возразить не успели ни отражение, ни сам капитан – в дверь позвонили. Миловидная девушка стояла на пороге, держа в руках несколько пакетов, а за ней томился карлик-носильщик, обвешанный чемоданами.