Страница 118 из 124
Смайлик замолк, а Бити, пришедший не много в себя, с злобою рассматривал человека перед собой. Он до сих пор не мог поверить в открывшуюся правду, но шок прошел, а за ним осталась не то чтобы ненависть, а нечто мутировавшее из обычной ненависти, злобы с отчуждением во что-то новое, непонятное и неподвластное описанию. Все сложилось в единую последовательность и во всех его бедах виновен этот больной, мать его, извращенец психопат и сукин-сын. Столько искать и не видеть перед собственным носом.
Бити становился с каждой секундой злее, и если бы не клочок скотча на лице и похожая ситуация, как в день двойного убийства друзей и покушения на его жизнь, то с губ плененного сочилась бы пена. Глазами же он пытался прожечь насквозь искривленного безумной улыбкой Смайлика. Сученыш разрушил абсолютно все, лишил жизни близких ему людей и полностью исковеркал и изуродовал его. Не стоит даже пытаться описывать ту бурю эмоций, которая пронеслась у него в голове. Стоит лишь заметить, что Бити поочередно напрягал мышцы рук и ног, в попытках ослабить путы.
-Я начал расспрашивать у санитаров и медсестер кто же этот одиночка в коляске. Они сказали, что о тебе ничего не известно, только то что тебя нашли в кювете рядом с шоссе в подмосковье еле живого и только-то. Некий мужик, ехавший мимо, увидел тело, остановился, сначала подумал, что жмурик, но пульс был и он отвез полу мертвого в больницу. У тебя были: черепно-мозговая травма, множественные синяки и ссадины, несколько переломов, с десяток огромных порезов и рассечений. Выглядел ты ужасно, моя заслуга,- опять дьявольский смех,- В больнице тебя более или менее подлатали и решили отправить в психушку, ну на на психологическую реабилитацию, не знаю как это у них называется, чтобы ты хоть на человека стал похож, а не на овощ или, что вероятнее просто решили скинуть очередного пациента без страховки, без всего в чужие руки. Тебя перевезли в психиатрическую больницу и за все то время ты не вымолвил ни слова и вообще мало чего замечал, тебя даже с ложечки кормили, а ходил ты под себя, ни дать не взять младенец с синдромом дауна. Снова извиняюсь, что так грубо. Не могу иначе, я поймал волну и теперь говорю верным слогом. Извинишь, что цинично и унизительно? Мне так правда легче. Ладно, ладно продолжаю. Санитары, все это рассказавшие, сразу приметили мой не здоровый интерес к неизвестному пациенту, но я отмазался, сказав, что кажется где-то тебя видел, вот потому и спрашивал. Следующие дня я боялся, что вот-вот ты опомнишься и поведаешь о случившемся, сидел в палате и дрожал, ни спал, ни ел, только с дрожью ворочался в потных простынях и грезил, что же со мной будет. Перед тобой не маячил слишком боялся быть узнанным. Но потом как-то раз у пациентов была групповая терапия в огромной зале для отдыха, а я шел зачем-то в кафетерий, то ли меня вызывал мой врач, то ли еще чего. Вот и для прохода в кафетерий, мне нужно было пройти этот самый зал отдыха. Проходя мимо я увидел тебя, сразу остановился как вкопанный и с ужасом для себя наши глаза встретились, но они сразу же медленно, не узнав, проехались взглядом дальше куда-то в сторону. В жизни так не боялся, чуть в обморок не упал, говорю тебе. Это, конечно, все полемика можно твердить и спорить, на тот счет когда мне было страшнее всего, когда я вес вас, чтоб убить, или остальные разы, когда я тушевался и трясся за свою тушку уже после убийств. Да, что это такое? Где это видано? Что-то я совсем разговорился. Короче, ты меня не узнал при встрече и я начал продумывать свои дальнейшие действия, ведь можно было выписаться из больницы и пустить все на самотек, то есть ты меня не помнишь, а когда вспомнишь не известно, да и вспомнишь ли вообще. Повезло, что родители по прежнему считали, что там мне было лучше, по крайней мере я точно получал квалифицированную помощь, и я все также лежал в отдельной маленькой палате, где постоянно думал, что делать дальше. Убить тебя? Сил не хватало бы. Я выпустил пар на стройке и не был готов к такому. Оставалось ждать и я ждал, просыпаясь по ночам от мерещившихся полицейских, вламывающихся ко мне в комнату. Они довольные и гротескными радостными поросячьими лицами всегда кричали, били и сковывали мои руки в наручники, а над всем этим стоял ты, такой же забинтованный, но смеющийся мстительным смехом. Именно слыша щелчок запирающегося механизма я просыпался в поту. Я наблюдал изо дня в день за тобой, видел как тебя вывозили ко всем и ты изредка поднимал мутный взгляд и бродил им из стороны в сторону, ни на чем толком не останавливаясь. С каждой такой вылазкой я, боясь быть узнанным, подбирался ближе, но при этом я желал, чтобы все это быстрее закончилось. Однажды я осмелился присесть рядом. В это время проходила очередная групповая терапия и больные по очереди говорили то что хотели или считали нужным. Кто-то жаловался чуть не до слез, кто-то критиковал последние новости, а кто-то делился личными проблема, как, например, сложно из-за своего психического состояния взаимодействовать с социумом, как он смотрит на них со стороны, его отношение, которое только все усложняет. Когда пришла моя очередь я рассказал, что меня бросила любимая девушка и что из-за этого у меня случился нервный срыв. Они, больные и докторша, сочувственно покивали головами и каждый со своей стороны дал совет или просто пожалел. И знаешь мне стало стыдно, по настоящему стыдно, я соврал этим людям, а меня не отвергли и даже не покритиковали. Я был жертвой. Жалость и самобичевание обуяли меня. У них настоящие проблемы, то есть не жизненные, бытовые ничтожные траблы, а проблемы реальные, из-за которых они не могут нормально жить в свете. Горько мне стало, горько, что дрожь брала. Следующим в очереди был какой-то жалкий неудачник, сильно хнычущий чудак, только-только переведенный из детского отделение во взрослое. Он все ныл и ныл, говорил так эгоистично и во всем винил окружающих. Да, оно, возможно, понаделало в нем копмлексов, из-за чего тот понаделал ненужных вещей, даже пытался покончить жизнь суицидом, наглотавшись каких-то таблеток. Но это все было как картинно, карикатурно, словом способом привлечь к себе внимание, таким нужна не помощь, а воспитательный хлыст. Пока этот нытик монотонно бубнил моя совесть куда-то улетучилась и я тихо, еле приоткрывая губы, так чтобы услышал только ты, начал комментировать его нудные тирады. Мне показалось не плохой идеей начать контактировать с тобой. Так произошло наше второе знакомство. Все последующее время я продолжал разговаривать с тобой, делился мыслями, шутил невпопад и просто рассказывал все что взбредет мне в голову. И каким-то непонятным образом ты начал откликаться, сначала еле-еле, то улыбнешься, то подымешь взгляд на меня и вроде так более осмысленно, словно понимая человеческую речь. Сам не знаю почему, но я стал больше времени проводить с тобой. Я возил тебя по территории больницы, постоянно сидел рядом в комнате отдыха и мне было так легко, я делился многим и мне было приятно, что хоть кто-то слушает меня. Со временем к тебе вернулась речь, по началу бессвязная, становившаяся с каждым днем все крепче. Была только одна загвоздка ты абсолютно ничего не помнил и даже при попытках растормошить твою память с помощью врачей и препаратов, она продолжала молчать. Тут началась усердная реабилитация, которой я всеми силами способствовал просто так из-за непонятного мне азарта и привязанности к тебе. Затем видя, что от моей депрессия не осталось и следа, меня выписали. Жизнь и правда начала заново бурлить во мне, прямо принялась ходить ходуном и аппетит вернулся и интерес ко всякого рода вещам и прочее. Той же осенью, кстати, я опять совершил убийство, но это так к слову, депрессия опять свалила меня, но не надолго, ни как в первый раз с тобой. Хотя что-то опять начал в сторону уходить, если, дружок, описывать мои «так называемые чувства» или ощущения уйдет много времени, а у нас его нет. Правда? Возвращаясь обратно, родители радовались, врач остался доволен, а я, что я, я после выписки не мог оставаться без своего нового мрачного и хмурого друга. Я навещал тебя ежедневно и видел прогресс, помогал чем мог, а потом и тебя выписали, ну и я предложил тебе жить со мной. С одной стороны мы друзья и это здорово тусоваться под одной крышей, с другой, знаешь как мне было каждое утро, я стоял у плиты, готовил завтрак и каждый раз, когда ты просыпался и ходил по квартире, я весь напрягался, размышляя вспомнил ты или нет, очень круто, адреналин, неожиданность и предстоящий, безудержный апломб. Прямо как русская рулетка, только с большим количеством пустых каморок для пуль и с еще большим количеством исходов, но исходов зубодробительных. На этом все. Конец. Вот тебе мой рассказ, как по листочку, да что уж там я столько репетировал. Вижу не по нраву он тебе, но такова правда, мужик. И ничего с этим не поделаешь.