Страница 61 из 161
Я кивнула, делая шаг вперёд и чуть за свою усталость и не поплатилась. По голени почти сразу скользнуло что-то острое и стремительное — если бы не ткань, моя нога сумела бы ощутить всю прелесть предназначенного удара.
Подобравшись, переключилась на инфракрасное зрение, так как первый этаж у порога практически не освещался из-за тени, отбрасываемой огромной лестницей. Успела лишь заметить серую тень, прошмыгнувшую мимо и еле удержала себя от вскрика. Нехотя, но я всё же полуприсела в коленях, резко оттолкнулась от пола и выбросила руки вперёд. Близнецам, вошедших внутрь за мной, открылась потрясающая картина растянутой по полу девушки с отбивающимся серым комком шерсти и блох.
— Прошу любить и жаловать, кошка обыкновенная, — вытянула подальше от лица руки, демонстрируя шипящую и разгневанную особь раскраса табби-макрель. — В своё время пользовалась большой популярностью у имперцев среди домашних животных.
Мужчины скептически уставились на нас со зверем, который, наконец, перестал вырываться и настороженно посматривал круглыми зелёными глазищами, в свою очередь, на вновь прибывших.
— Почему она такая агрессивная? — удивлённо поинтересовался младший близнец, после неудачной попытки погладить недовольную мохнатую гостью. Видимо вспомнил учебное зоологическое пособие из архива, где описание было примерно таким: «одиночный охотник на грызунов, на протяжении десяти тысяч лет ценился человеком наравне с собаками, как социальное животное-компаньон».
Оттолкнулась ногами и выпрямилась, продолжая удерживать беспокойно ёрзающую тушку.
— Думаю, потомство защищает, — осторожно разжала ладони, откуда выпрыгнула обманчиво спокойная киса. Затем это животное, будто бы подтверждая сказанные слова, опровергла теоретические знание людей, выросших в стенах города: на вытянутых лапах колесом изогнула спину, вздыбив ёршиком шерсть, стараясь казаться, таким образом, выше и внушительнее. После длительного шипения кошка взлетела в воздух чуть ли не под самый потолок, метясь когтями в лицо одного из близнецов. Оба отпрянули в стороны, пропуская яростную мать обратно к детям.
— Мы же ничего плохого делать не собираемся, — задумчиво проговорил вслед Эндо.
Я поджала губы на это легкомысленное заявление. Ведь получается, что за двадцать девять лет в этом месте не было ни единого человека, который имел бы возможность прокормить и приучить к рукам домашнее животное. То есть за прошедшее время — с последних дней войны и вплоть до нашей вылазки за стены Григоида, в этом доме успело вырасти около трёх поколений диких зверей, которые, возможно, и не видели никогда ни одного представителя разумных рас. Почему-то меня терзали сомнения, что по этому посёлку перемещались альбы или хотя бы кочевничьи племена свободолюбивых первёртышей в своей двуногой ипостаси. Поэтому реакция на трёх нарушителей спокойствия, шагнувших на землю, будто свою собственность, вполне могла побудить оборонительные меры.
Втянув чувствительными ноздрями запах, поморщилась от кислых паров, выделяемых различными испражнениями, но на отдалении явно ощутила тёплый аромат пяти живых существ.
— Предлагаю занять второй этаж, чтобы не мешать обитателям, — делая первые шаги по г-образной лестнице с широкими ступенями из закаленного стекла, предложила я. Пальцы руки дотронулись до холодных полированных перил из нержавеющей стали: забытое ощущение чего-то отдалённо родного. — Предполагаю, что там располагаются спальни бывших хозяев. Не знаю, как вы, а я мечтаю об отдыхе.
Верхний этаж, прошитый пластиковыми панелями, был полностью покрыт слоями серой пыли и пах стройматериалами. Осколки когда-то поистине огромной напольной амфоры острыми кусочками покрывали пол среди скопившихся на поверхности сухих частиц. Наверное, ваза разбилась от метаний человеческого тела. Возможно здесь когда-то жила целая имперская семья обычных ремесленников, которые до последнего не верили в творящиеся ужасы на границах и надеялись на благополучный исход.
Перешагнув особенно крупный кусок фарфора, задев перекатывающуюся под подошвой крошку, направилась дальше, присматриваясь ко всем деталям вокруг.
Длинный коридор с арочными сводами запрятал в своих недрах пять однотипных дверей. Тут мы с близнецами разделились, выбрав каждый свою.
Мне досталась самая крайняя левая комната, выходившая окнами на восточную часть неба. Светлая просторная, она принадлежала раньше молодой девушке, если конечно судить по огромной картине с изображением портрета, висевшей у изголовья: серое платье на тонких бретельках, накинутых на острые женские плечи — одно чуть выдвинуто вперёд, слегка напирая на камеру. Плавно изогнута длинная шея, с увенчанной на ней аккуратной головкой смуглой брюнетки. На лице россыпь шоколадного оттенка родинок, пухлые губы, ореховые глаза и чёрные дуги чуть вздернутых бровей. Волосы заплетены в каштановую косу, не сильно густую, не сказать, чтобы очень длинную, но игриво переброшенную через то самое плечо, на которое сразу падает взгляд.
Насколько помню, у среднего сословия тогда было в моде имя Ария, которым я мысленно и нарекла бывшую хозяйку помещения — ей подходит. Улыбнулась портрету, подмечая, что усталость добавляет немного безумия, но ложиться сразу спать, не осмотревшись, посчитала дурным тоном.
Дальше шла широкая кровать с витыми колоннами по углам на манер эпохи правления династии Рашманов Жемчужекоронных — за полторы тысячи лет до прихода к власти дома Милосских. Высокий синтепоновый матрац, обтянутый постельным бельём насыщенно голубого цвета, такого воздушного, что так и хочется провести по нему рукой. На высоком четырехъярусном комоде я приметела небольшого формата блокнот, обшитый мягкой тканевой обложкой, перетянутой пластиковой лентой. Это было странно, так как от руки почти никто никогда, особенно в собственное удовольствие, даже в то время уже не писал.