Страница 13 из 161
Сегодня не было ни одного эфира, хотя я неоднократно пыталась словить сигнал: даже на чердак поднималась и вытягивала руку к небу, но всё тихо. Подозрительно не похоже на Джубилитти. А ещё перед самым нашим отъездом произошла неприятная сцена. Отец с братьями собирался провожать дядю, меня и маму на вольвутюрный вокзал. "Он уехал из-за тебя", — внезапно раздалось в коридоре. Я вышла и обнаружила маму, набросившуюся с кулаками на враз ссутулившегося отца. Он пытался её обнять и успокоить, но кто может остановить разгневанную женщину, которая к тому же ещё и в слезах? А потом оказалось, что Крокен сбежал на фронт к Восточной Гряде. Стоит ли говорить, что дядя уехал один, а мы теперь боимся, что эфир всё же скоро начнется?
Отрывок из дневника Сейлан Сибильды
— Предстаньте перед нами, — проговорил сухой, но хорошо поставленный голос, принадлежащий одной из трёх, закутанных в серые плащи с глубокими капюшонами, фигур.
Они сидели прямо, за высоким столом и обратили бездонные пустоты спрятанных лиц в нашу сторону. Почему-то даже отличная способность видеть в темноте не позволяла уловить ни одной черты, столь тщательно скрытой. Я подумала бы, что это магия, если бы той могли обладать люди, а то, что за столом представители именно этой разумной расы — не могло ставиться под сомнения в данных стенах.
— Велит Эндо и велит Ферхо прибыли по вашему желанию, — близнецы складывают руки на груди и синхронно кланяются.
Я, завороженная этим зрелищем, невольно сама чуть не повторила их телодвижения. Была в нём какая-то грация и чувство единения, заставляющее опять чувствовать себя чужой.
— Вы можете быть свободны, — кинул всё тот же безэмоциональный голос, казалось исходивший ото всех троих.
Совершенно внезапно я осталась в полном одиночестве перед тремя незнакомцами в странных нарядах, нервно переступая с ноги на ногу, оттого что на конечностях неприятно заныли пальцы. Чувствовалась несвоевременная неловкость, парализующая тело.
— Кто ты?
Внутри всё перевернулось, удалось выдавить лишь слабую улыбку, граничащую с робостью.
Знать бы мне ответ на этот вопрос и возможно всё сейчас сложилось бы совсем по-другому: я не повелась бы на призывные слова в записке от неизвестного Д.Р.У.Г.а, не доверилась бы первым встречным близнецам, не стояла бы сейчас в зале с приглушенным освещением, где надо мной возвышалась что-то по типу сцены со столом жюри, заставляя ощущать себя маленькой и хрупкой.
— Абсолютно не помнишь? — этот голос другой, более мягкий, но устрашающе знакомый. До колик в голове, до спазмов в горле, до шума в ушах. Я кого-то из них знаю?
— Отчасти, — повторила, поддавшись эмоциям, хотя первоначально намерена была играть безвозвратную амнезию.
Самое страшное, что я до сих пор по прошествии стольких лет не знаю, в какой момент по моему телу прошлась судорога, а перед глазами предстали картины минувших дней: Академия, лошади, смерть единственного друга, дворец, семья, приговор, турм. Вспомнила пыточную компьютерную программу, заставляющую меня переживать кошмар за кошмаром и истошно кричать в темноту, пока голос не переходит в хрип, а потом и вовсе садится.
Яркие краски, будто это происходит сейчас, но нещадно быстро.
Программа турма слишком проста для понимания даже ребёнка — твоё тело будет жить, но рассудок постепенно претерпевает отклонения в восприятии реальности или её отражении. Она вытягивает на свет потаённые страхи, мечты и желания, вызывая в режиме действительного времени такие продуктивные симптомы, как слуховые галлюцинации, параноидный бред, дезорганизованную речь и мышление на фоне значительной социальной дисфункции. Ты просто не в состоянии противостоять технологиям, так как являешься всего лишь заурядным живым организмом, заброшенным на чужую территорию.
Как я сумела сохранить свою способность здраво мыслить, отделавшись такой малостью как память? За всю историю "исправительного учреждения" не было ни единого благополучно закончившегося случая.
Я обнаружила себя на полу в позе зародыша, всхлипывающую. Выходит недельное заключение превратилось в более чем годовое, а мой рассудок спасся благодаря забытью. Он вовсе не хотел ввязываться в ту игру, которую задействовала программа, устроив пытку ощущениями.
— А теперь? — не обращая внимания на позу зародыша, задает вопрос третий властный голос.
— Она — ничтожество, — шептал отчим, — исчадие ада, проклятие нашей семьи.
— Мой позор, — вторила мать.
Усилием воли, запихнула призраков в голове куда подальше, заставляя себя подняться и гордо выпрямиться, как и полагается девушке моего круга и воспитания. Вышло с третьей попытки, когда пошатнувшись, едва не упала, но успела удержаться за столешницу, затем оттолкнувшись, вернулась на место.
— Помню, — просипела, сорвав голос во время экзекуции памятью, — всё помню.
— Тогда назови теперь своё имя, — сказал тот первый, самый нейтральный и не вызывающий никаких посторонних ассоциаций. Кажется, принадлежал он женщине, но я могу ошибаться.
Секундное сомнение. Раскрываться перед людьми во времена, когда в мире все друг друга предают и убивают, если рассказанное близнецами правда, как-то не хотелось. Но с другой стороны, я больше не знаю, как и где мне жить, если всё, с чем была знакома — уничтожено.
Не знаю, частое ли это явление, но в детстве мне часто снился кошмар, как я прихожу к себе домой, а там больше никто из моих близких не живёт и вообще помещения заняты другими людьми, которые понятия не имеют, кто я и где родные. Возможно, этот кошмар был предвестником последующих событий или как иначе объяснить, что он сбылся?