Страница 26 из 148
В кухню – просторную комнату сразу за сенями, – вышла мать мальчика. Усталая хмурая женщина лет сорока. Равнодушно кивнула Далю, оценивающе посмотрела на своего младшего сына – стоит ли отпускать? Не заблудится ли по дороге? не пропадет ли?
– Мам, я побегу. Кто еще сходит-то?
– Иди. И да поможет тебе Спаситель…
Что ж. До появления здесь священника из монастыря есть минимум час. Если связной в сознании и может говорить, то нужно выяснить у него все подробности.
– Я покажу, куда идти, – тусклым голосом сказала женщина. – Лекарства ему не помогли, может, хоть ваша молитва поможет…
В комнате, где лежал раненый, было полутемно и душно. Окошко закрыто, шторы задернуты, свечи не горят. Сам парень лежал на высокой старинной кровати с ржавыми железными шарами на спинке и был укрыт одеялом по подбородок.
Голова перевязана, повязка закрывает левый глаз. На правой щеке длинная ссадина. То ли след падения, то ли чьих-то когтей. Парень был в сознании. Единственный глаз настороженно следил за каждым шагом тех, кто находится в комнате.
– Я побуду здесь, – сказал Дальгерт.
Женщина молча кивнула, вышла. Даль подошел к постели.
– Ты…
Из-под одеяла выпросталась рука, но тут же безвольно свесилась. На ней тоже была повязка, и на бинтах – следы свежей крови.
– Да, я. Тихо.
– Предупреди своих, – заторопился раненый. – Предупреди… надо, чтобы кто-то сходил…
– Кто на тебя напал?
– Собаки… стая. Я не мог отбиться… их нельзя убить… страшно…
Даль пресек попытку раненого оторвать голову от подушки. Тот пожаловался:
– Больно…
– Лежи, не двигайся. Когда это случилось? Ты шел обратно?
– Я нес письма… тебе был пакет… они не лают, Даль. Они нападают сразу… и они не дышат. Они мертвые…
Внезапно он схватил Дальгерта за руку.
– Я не брежу! У них стальные зубы и щитки на груди… и на лбу…
– Я знаю. Спокойно! Тебе нельзя так…
– Мне все можно, я скоро умру.
– Откуда ты знаешь?
– Подними одеяло и посмотри, что там… от меня осталось. Лекарь… снял боль, но сказал, что ненадолго. Сказал, что у меня мало времени…
Парень зажмурился, и несколько минут лежал так, тяжело дыша.
– Я думаю, тот лекарь – он не простой. Он маг… иначе я бы… не смог с тобой говорить. Уже. Плохо видно. Ты здесь?
– Да.
– Не уходи.
– Я останусь. Скоро придет священник. Говоришь, был мне пакет…
Раненый поморщился:
– Не надо. Я не хочу. Останься ты.
– Я здесь.
– Хорошо.
Подумал и добавил:
– Если потеряю сознание и буду бредить… я могу тебя выдать.
Может выдать, это правда. Даже не в бреду. Если священник спросит на исповеди…
– Знаю.
– Не жалей.
– Мне нужно письмо. Ты сказал, что нес письмо.
– Было… оно там, наверное. У Спи-камня. Я не помню, как меня нашли. Темно…
Дальгерт спросил:
– Окошко открыть? Здесь душно.
– Открой…
Помолчали. Раненый кусал губы, сглатывал. Глаза его были прикрыты. Дальгерт подумал, что он уже без сознания. Но нет.
– Даль, не надо ждать… ты же понимаешь… я все равно умру.
Дальгерт на секунду представил, что душит раненного подушкой.
Те, кто от корней Тарна, знают лучше прочих – человеческая жизнь бесценна. Мертвые не возвращаются. И потому нельзя убивать. Ни врага, ни чужака, ни тяжелобольного, ни раненого. Человек или сам выбирает смерть или смерть выбирает его – и уводит своими тропами. Однако он давно уже не тот мальчик, которого впервые привели в Горное Убежище и рассказали о дальних силах, о великом Равновесии, его богах, Хедине и Ракоте, о духе Познания, о Хаосе и магах с острова Брандей.
Он давно перестал примерять реалии Тарна к миру, в котором выпало родиться. И убивать ему уже приходилось. Только это никогда раньше не был прикованный к постели раненый. И это еще никогда не был свой человек.
Потому Дальгерт и тянул время – смотрел, как мучается его связной, мучился сам, и никак не мог решиться…