Страница 26 из 177
День 36
Над головой причудливо сплетались коричнево-зелёные ветви деревьев, перекрывая мне вид на купол и позволяя воображать на его месте настоящее небо. Наверное, черноту космоса можно спутать с ночным небосводом, но сейчас оранжерея наполнена светом искусственного дня. В воздухе витали яркие запахи земли и свежескошенной травы, приправленные сладким ароматом цветущих неподалёку роз. Звуков не хватало. В настоящем парке галдели бы птицы, шелестели мелкие зверьки, насекомые жужжали бы над самым ухом. А тут только люди. Голоса и смех гуляющих, хруст камешков под ботинками. Но всё равно хорошо. Умиротворяюще.
Оранжерея на космической станции излюбленное место отдыха обитателей, лучшее средство снятия стресса от нахождения в консервной банке посреди ледяного вакуума. Целый сектор с утрамбованным грунтом, травой, высокими деревьями, клумбами, дорожками и лавочками – настоящий городской парк. Воздух здесь почти совсем настоящий, приятно вдыхать. В оранжерее высаживали растения с различных планет, которые неплохо приживались рядом, создавая невероятный микроклимат. Где ещё можно увидеть холодный голубоватый оджийский кустарник маулу на фоне яркой зелени Земли и невероятно красивых луарских радужных цветов?
Мы с папой любили приходить сюда. Устраивали пикники, ходили по траве босиком, играли с бадминтон, веселились вовсю. В детстве этот сектор был моим любимым. Теперь это место навевало грустные, но приятные воспоминания.
Я вытянулась на лавочке под сенью особенно крупного дуба, ощущая в дереве частичку родственного тепла. Небольшой ветерок, гоняемый климат-контролем, едва задевал древесные листья.
Прошло уже больше месяца. Тридцать шесть идентичных, наполненных страхом и всё убывающей надеждой дней. Если вначале я злилась и рвалась в бой, то теперь всё чаще впадала в тоскливую меланхолию, начинала жалеть себя. В голове проигрывались самые безнадёжные варианты будущего. Сколько ещё? А сколько я смогу выдержать? Вдруг я застряла здесь навсегда? К горлу подкатил ком, зрение помутнело от непролитых слёз. Больше не было сил держаться, снова и снова искать выход и не находить. Уж лучше бы я, как и всё остальные, ничего не понимала. Жила бы себе спокойно, не зная, что застряла без шанса на будущее.
Моргнула, в уголке глаза появилась слеза и медленно покатилась по щеке к уху. Через минуту капля превратилась в поток, грудь сотрясалась от рыданий. Я ревела, не стесняясь прохожих, в удивлении спешащих отойти подальше. Выливала всё напряжение последних дней, страх и жалось к себе. Снова оплакивала отца и судьбу-насмешницу. Мечтала сбежать, спрятаться, переждать где-то этот кошмар.
Перевернулась на бок, подтянула колени к груди и, стараясь спрятаться от собственных мыслей, вытирала лицо рукавом куртки. Выплакавшись, затихла и долго лежала, отсутствующим взглядом прожигая зелёно-жёлтую траву у лавки.
Справа на дорожке заскрипели мелкие камушки, сдвинутые с места антигравитационным полем, над травой в поле моего зрения показался край гравикресла. Я подняла глаза на симпатичную девчушку лет десяти в инвалидном кресле.
- Привет, Дэлла, - улыбнулась Изи.
Бледная кожа с голубыми прожилками вен, копна белых волос – наследие мамы оджийки придавало малышке крайне болезненный вид, только большие серые глаза, с любопытством взирающие с тонкого личика, оживляли её. Полукровка - отец человек, мать оджо - она унаследовала редкую генетическую патологию и всю свою короткую жизнь провела на больничной койке. Не всякая родительская любовь способна выдержать такие испытания, её мать не смогла и оставила семью. А когда закончились деньги, им с отцом – доктором Дале - пришлось перебраться на станцию, жить на планете стало не по карману.
Я сразу провела параллели между нами - хотя, без сомнений, мне повезло гораздо больше – и, как могла, старалась помочь и поддержать маленькую семью, готовила для Изабель вкусности, приглядывала за ней, когда у доктора были дела, мы жили по-соседству, так что это было не трудно.
- Привет Изи, - прохрипела я и поморщилась. Рыдания сорвали голос.
С трудом перевела себя в вертикальное положение, но вставать не стала, так удобнее разговаривать с малышкой.
- Ты заболела? – участливо поинтересовалась девочка, вызвав во мне волнение совести.
- Нет, просто устала, не переживай.
Я осмотрелась вокруг, вдалеке доктор Дале разговаривал с каким-то далийцем, поглядывая в нашу сторону. Он слегка улыбнулся и вежливо мне кивнул. Я заставила себя растянуть губы в улыбке и ответить на приветствие.
- Это потому что много работаешь, - сказала Изи, - Папа говорит, когда плохо, надо отвлечься на что-нибудь весёлое и станет легче.
Скулы свело от попытки удержать улыбку, я старалась не разреветься по-новой, теперь уже из-за малышки. Уж у неё достаточно причин для слёз, а она пытается поддержать меня. Протянула руку, взяла её хрупкую ладошку и легонько сжала. На траву что-то посыпалось.
- Ой, прости, - потянулась поднять, - Что это у тебя?
Девочка рассмеялась, расправляя складки голубого платья, в которых обнаружились маленькие, аккуратно вырезанные, звёздочки и планеты из блестящего канцелярского пластиморфа. Я подобрала несколько штук и вернула на место.
- Красивые, да? Мы с папой делаем звёздную карту, - она покопалась, достала несколько аккуратных звёздочек и протянула мне, - Они светятся в темноте.
- Очень красивые, - согласилась я.
- Возьми себе, можешь начать делать свою, - предложила Изи, - Только лучше с кем-нибудь, так будет веселее. Мне папа помогает, рассказывает о планетах, жителях, обычаях. Ты знала, что на Луаре нет разводов? Там семья на всю жизнь, не смотря ни на что, - в голосе прорезались грустные нотки, - Будь мама с Луара, осталась бы с нами.
Я невесело улыбнулась и погладила её красивые волосы. Знаю, как плохо без мамы, милая. Моя хотя бы ушла не по своей воле, а ты ведь наверняка себя винишь. К какой бы расе мы не принадлежали, а всё одно и то же. Никто не идеален. И на Луаре не всё однозначно. Счастья никто не гарантирует. А как хотелось бы. Так привлекательно звучит «семья на всю жизнь», и больше никакого одиночества. Никогда. В голове сам собой появился образ Сорена, непослушные рыжие пряди, улыбающееся скуластое лицо, такое близкое и далёкое одновременно. Мне вдруг нестерпимо захотелось его увидеть. Окунуться в тепло карих глаз, покрепче прижаться к широкой груди и забыть обо всех печалях. Невыполнимое желание. Сегодня я снова для него незнакомка.