На острие удара

Все произошло очень быстро. Человек неподготовленный даже моргнуть бы не успел. Движение инструктора казалось медленным, словно время замедлило бег. Поляков без усилия, как на тренировке, ушел с линии удара и ответил, больше всего стараясь не убить. Это было не так уж просто, злости у него хватило бы на троих, однако же удар получился аккуратный, строго дозированный. Инструктор задохнулся, хватая ртом воздух и не понимая еще, сколь близок был от вдребезги разбитой гортани. Зато уж в удовольствии положить его рожей в осеннюю грязь Поляков себе отказать не смог, после чего махнул рукой товарищам:

– Все, пошли отсюда. Доложимся генералу, лично мне неохота иметь лишних проблем из-за одного дятла…

Кабинет генерала Кузнецова.

Два часа спустя

– Я все могу понять, – генерал мрачно посмотрел на своего заместителя, и Полтавец разом почувствовал себя очень неуютно. – Могу, но не хочу. Поэтому факты и только факты. Объясни мне, пожалуйста, как такое могло случиться? Ты знаешь, чем мы занимаемся, знаешь, какие предъявляют требования ко всем участникам эксперимента. Знаешь, что пацанам завтра воевать. И кто прислал к нам этого придурка? И кто, объясни мне, его допустил? Я знаю, что ты был на китайский границе, вопрос прошел мимо тебя, но у каждой ошибки есть фамилия, имя и отчество. И я хочу их знать, потому что в следующий раз это может кончиться уже травмами у наших парней и потерей боеспособности подразделения перед операцией. Знаешь, что тогда будет? На барабан натянут наши с тобой шкуры. А мне этого как-то совсем не хочется.

– Погоди. Я твое возмущение понимаю, но надо еще посмотреть, кто здесь виноват. И мальчишки твои…

– Они такие же мои, как и твои. Наши, отнесись к этому именно так. И да, они виноваты. И сами это осознают, иначе не пришли бы ко мне. Я им вставил по самые гланды, но – им завтра идти в бой.

– В креслах, – фыркнул Полтавец.

– Может, сам возглавишь танковую атаку, а потом будешь похоронки писать? Первое – да, не побоишься, а вот второе… Мальчишки – потенциально сильнейшее наше оружие, и нельзя это не учитывать. Поэтому я и спрашиваю, кто прислал этого придурка? Мне все равно, решил он в дедовщину поиграть или ему просто жена не дала сегодня, но ломать все из-за безмозглого идиота я не собираюсь. На, полюбуйся!

– Что это? – Полтавец взял со стола бумажный лист так осторожно, словно это была готовая в любой момент разорваться граната.

– Это? – генерал скривился так, будто сожрал кислючий лимон. – Это, друг мой, акт медосвидетельствования. Если коротко, сядь наш герой сегодня за руль, прав лишился бы моментально. Мне что, нормальных людей самому искать прикажешь? А то ведь снова на алкаша нарветесь и даже не узнаете, пока он кого-то не убьет. Или сам не получит.

Крыть было нечем. Нет, в армии пили всегда. Но вот ставить под угрозу операцию из-за водки – это уже серьезно, за такое не погладят по головке ни виновного, ни его командиров. Кузнецов вздохнул:

– Я намерен законопатить этого придурка в самый глухой гарнизон. Там он хотя бы не сможет растрепать по пьяни о том, чем мы здесь занимаемся. А и растреплет – кто ж ему поверит. Будет на Чукотке заниматься подсчетом тюленей. Самое место ему там. Ну а мы с тобой должны заняться делом.

Полтавец кивнул. Что же, генерал выбрал наименьшее из зол. Хотя ситуация и впрямь неприятная. А Кузнецов тем временем извлек из сейфа карту – бумаге он по старой привычке доверял все же больше, чем экрану компьютера или планшета – и ткнул в нее пальцем:

– Что скажешь?

Полтавец склонился над творением генеральского таланта, несколько минут думал, задал пару вопросов и махнул рукой:

– Я бы сделал чуть иначе, но твой вариант не хуже.

– Очень хорошо. Тогда вылетаешь немедленно. Времени у тебя будет совсем немного, но думаю, справишься.

– Нервничаешь? – спросил Полтавец.

– Есть немного. Все же в первый раз такое учиняем.

– Не переживай, разберемся. И не таких за жабры брали.

– Не говори гоп… Ладно, отставить пессимизм. Дуй на аэродром, самолет уже под парами. И да. Потом готовься лететь на восток.

– Опять Китай? – досадливо поморщился Полтавец.

– Не опять, а снова. Но в этот раз все проще. От них на нашу сторону перебежал какой-то хмырь, вроде бы из участвовавших в последней заварухе. Контрразведка сейчас его потрошит, а когда они закончат, стоит с ним пообщаться. Взгляд с другой стороны может оказаться ценным.

– Понял. Ладно, я пошел.

– Ни пуха, – усмехнулся Кузнецов и, когда дверь закрылась и он остался в одиночестве, без улыбки пробормотал: – Удача нам всем понадобится.

Калининград.

Через восемь часов

Поляки – народ своеобразный и свято уверенный в собственной исключительности. Впрочем, в этом он не одинок[3]. И, стоит признать, людей, не распрощавшихся окончательно со здравым смыслом, в Польше тоже хватает, в том числе среди занимающих высокие посты. Именно это обстоятельство и удерживало сейчас поляков от коллективного самоубийства – иначе назвать войну с Россией было сложно.

Собственно, Польша, как и весь мир, замер в тревожном ожидании. С одной стороны, русские сейчас избивали вторгшуюся на территорию Калининградской области группировку. Истребляли методично и безжалостно, не стремясь брать пленных. «Человек десять для суда возьмите – и хватит с них». Автора этих слов никто не мог вспомнить, но приказ исполняли с энтузиазмом. Да и то, что пленных объявят террористами и, согласно принятому буквально накануне закону, повесят, тоже не скрывалось. И Польше с этим надо было что-то срочно делать.

С другой стороны, хваленое НАТО не спешило на помощь полякам. Все же с юридической точки зрения вторжение Польши на территорию соседа – это исключительно ее вопрос и ее же проблема. Все же формально НАТО – оборонительный союз. Вот если бы русские хоть чуть-чуть, хотя бы краешком танковой гусеницы зацепили территорию кого-то еще… Но русским этого просто не требовалось. Они не пытались пробивать «коридор» через Прибалтику или делать еще какие-либо телодвижения. Им хватало сил, чтобы справляться с поляками силами войск, расквартированных под Калининградом.

Но установившееся равновесие не устраивало никого. Ни «партнеров» вконец оборзевших поляков, ни саму Польшу. В конце концов, потеря немалой части армии и суд над уцелевшими как над террористами (а русские не скрывали, что планируют сделать) мог закончиться как минимум политическим кризисом в стране. Но и Россию все это устраивало лишь постольку-поскольку. Преподать урок полякам – это программа минимум. А вот преподать на их примере урок всему миру, да так, чтобы всем Иосиф Виссарионович с Лаврентием Павловичем милыми и добрыми показались… А еще сделать это так быстро, чтобы никто опомниться не успел!

Увы, последнее выглядело малореальным. С Россией поляки граничили только в районе того же многострадального Калининграда, а размещенных там сил было достаточно для обороны, но не для наступления. А пропускать ради такого дела войска через свою территорию не хотел никто, даже формально союзная Белоруссия. Необходим был какой-то нестандартный ход – и подразделение, отлично показавшее себя в локальных (и не очень), конфликтах пришлось весьма кстати.

Самым проблемным моментом выглядела доставка техники в зону конфликта. Все же количество натовских кораблей на Балтике зашкаливало, и не приходилось сомневаться – они постараются не допустить переброску войск. Вплоть до провокаций или даже, как вариант, неприкрытой атаки. Потом юристы отбрешутся. Или даже оправдываться не будут – им не привыкать, а дело будет сделано. Однако три «Руслана» с солидным истребительным прикрытием прошли над морем спокойно. Особой нервозности летчики потенциального врага не проявляли. Много войск тремя бортами в любом случае не перебросишь, а погибать… Их ведь предупредили: одна ракета – и с неба ссадят все, что летает, независимо от национальной принадлежности. А потом ударят по аэродромам. Учитывая, что ЗРК «вели» действительно все находящиеся в небе самолеты, угроза пустой не выглядела, да и время полета транспортных машин в нейтральной зоне буквально несколько минут.

3

Это свойственно любому народу, причем чем он мельче – тем более гротескные формы может принять мания величия. В собственной исключительности убеждены и русские, и британцы, и французы с немцами и прочими финнами. Более того, всевозможные «братушки», вроде сербов, тоже уверены, что они самые-самые. Из-за чего у традиционно вступающейся за потерявших берега единоверцев России то и дело возникают неприятности.