Нити

Илья хотел было сделать шаг, но почувствовал, как что-то натянулось под давлением его ноги. Внизу белела толстая нить, протянутая между ножками скамей. Взгляд Ильи заскользил по всему пространству покоя.

Это напоминало лабиринт. Над полом были протянуты разноцветные нитки, которые кто-то привязал к каталкам, сиденьям, стульям, автомату для воды – ко всему, что было прочно зафиксировано на одном месте. Нити пересекались под немыслимыми углами, переплетались между собой, наматывались одна на другую, перекручивались. Некоторые порвались и лежали на полу, повисшие на соседних нитках.

Илья аккуратно приподнял ногу и пошел дальше. Для каждого шага теперь следовало выбирать место. Уровень сети поднялся до колен. Пару раз Илья чуть не упал, но чудом удержал равновесие. Из покоя можно было попасть в палаты, и он поискал нужный номер. Ага, еще немного. Здесь было посветлее. Горел ночник. Пространство заливал мягкий чайный свет. И ни души.

Он заметил, что на нитках болтаются нанизанные клочки бумаги. Нитки также были протянуты и в палаты. А какие-то из них, словно паутина, тянулись к окнам. И теперь нити пронизывали собой все пространство покоя, от пола до потолка. Илья стоял среди их переплетений, разглядывая обстановку. Взгляд его перебегал по табличкам на дверях палат с именами пациентов, но нужной палаты почему-то не было. Тогда внимание Ильи снова переключилось на нитки. Он осторожно дотронулся пальцем до ближайшей. Та задрожала, как туго натянутая струна. Он провел пальцем по нити – и ощутил знакомую вибрацию, похожую на ток под малым напряжением. Перевернул бумажку, на которой было написано: «Ферзь О».

Нить дрожала как живое существо.

Его ждали.

Илья взял в руку нить и пошел по ней вглубь приемного покоя. Миновал большинство палат и направился к дальнему концу. Здесь количество ниток превышало все разумные пределы, образуя массивные пучки, которые провисали под собственным весом, но Илью уже мало что удивляло.

Все нити тянулись к одной двери. Илья отбросил свою нить – нужда в проводнике отпала. Он вошел в палату.

Здесь было темно. Уличные огни отбрасывали блики на интерьер комнатки, посреди которой возвышалась большая кровать. Илья терпеливо ждал, когда глаза привыкнут. И вот из мрака стали проступать новые детали. Подвешенный под потолком телевизор. Прикроватная тумбочка, загроможденная посудой. Столик перед окном, одна створка которого была чуть приоткрыта. Облепленные плакатами стены. Пустая кровать белела развороченными простынями. Илья нащупал носком ботинка что-то на полу и увидел, что повсюду валяются игрушки. А нити, в таком огромном количестве собравшиеся в этой палате, были обмотаны вокруг пальмы, воткнутой в горшок.

Палата казалась пустой. Илья, затаив дыхание, подошел к изножью кровати, где крепилась выписка из истории болезни. Корявого врачебного почерка в потемках было не разобрать, но ему нужно, непременно нужно убедиться, что…

- Не смей.

Протянутая рука замерла над выпиской. Голос был тихий, чуть приглушенный, но в тишине палаты прозвучал как вопль. Илья медленно выпрямился. Хрустнуло в пояснице.

- Здравствуй… сынок.

Мальчишка сидел на стуле, возле стойки с каким-то громоздким прибором. Он забрался туда с ногами, которые обхватил ладошками, а сверху положил голову. Лицо скрывала марлевая повязка. Голова белела лысым шишковатым черепом. Над повязкой поблескивали глаза. Они должны быть голубыми, припомнил Илья.

Оба замерли. Воздух сгустился до прозрачного желе. Илья чувствовал, как начинает закладывать уши. Задержка недопустима. Каждая секунда имеет значение, и чем дальше идет время, тем оно ценнее. Но он стоял, беспомощно покачиваясь из стороны в сторону. Действие лекарств постепенно проходило.

Мальчишка соскользнул со стула. Достал из кармана пижамки какой-то предмет и стал его разворачивать. Им оказался теннисный мяч, плотно обмотанный ниткой. Один конец нитки мальчишка привязал к пальме, потом, аккуратно разматывая мяч, он прошел мимо Ильи к порогу. Повертев мячик в руках, бросил его по коридору. Мяч уверенно поскакал по паркету и скрылся из виду, словно живое существо.

Мальчишка повернул бескровное лицо к Илье. Стянул повязку, обнажая мраморно белые щеки и синеватые губы. Шум за окном стал чуть громче – будто в отдалении взревел полный зрителей стадион.

- Что тебе нужно?

Илья прочистил горло.

- Я пришел… пришел… - он медленно вытянул перед ребенком руку, - чтобы поздравить тебя с днем рожденья.

- А, - равнодушно сказал мальчик. Лицо его сразу поскучнело. Потеряв к Илье всякий интерес, он залез на кровать и принялся рыться в недрах простыней. Илья нелепо торчал посреди комнаты, опасаясь, что если сделает хоть движение, то рухнет мешком тряпья – так он обессилел. Мальчик тем временем вынул из вороха фломастер, клочок бумаги и в свете уличных фонарей старательно что-то написал. Потом подошел к недавно протянутой нитке и повесил на нее ярлычок.

- Вот, - довольно сказал он. – Номер двадцать шесть. Новосибирск. Почти готово.

- Что готово? – прошептал Илья, холодея от ужаса.

- Мой мир, - улыбнулся мальчик, которому сегодня исполнилось… сколько? Девять, десять лет? Может быть, одиннадцать? Худой, костлявый, больничная одежда болталась на нем как на вешалке. Он выглядел младше своего реального возраста. Но и старше. Особенно – глаза. – Так зачем ты пришел?