Чудовище для красавца

Представился сыскарь далеким родственником Фаилхаита из Ут. Виконт легенду подтвердил и заверил домашних, что именно он послал приглашение незнатному родственнику. Ко всеобщему недоумению поселили Уртика в поместье, а не в гостевом доме. И очень скоро Манс понял, почему герцог в ответном письме употребил словосочетание «спустил с поводка старика».

Перед стариком на кофейном столике лежало перевернутое кверху брюхом конное седло. В центре вишневой кляксы гнутый шип смотрелся осиной в поле маков. Невзрачно одетый старик принял доказательство, сверился с записями и пришёл к определенным выводам:

— Я вас услышал, — три раза, в такт своим словам кивнул Уртик. — И удивлён, как много странного в обычном с виду доме. Детали охоты узнал у доезжачего. Теперь же поищем здесь. Позволите начать с конюшни?

— С чего же не с графини? — удивился виконт. Ему казалось, она в истории самый таинственный и любопытный элемент. И обязана заинтересовать сыскаря.

— На неё мой взор падет, когда я ближе подойду к творящейся беде. Вы не волнуйтесь, разберёмся, кто виновен.

После разговора сыскарь под видом любопытного старика закутался в манто и, опираясь на резную трость, дошёл до ворот конюшни. Брюзжа, как это могут только люди глубоко преклонных лет, он стребовал проведать мерина.

Открыл ворота конюшни Дафне и тут же дрогнул, на столько жгучий был взгляд гостя.

— Прошу вас, проходите, — наклонился конюх.

— Пройду, — буркнул Уртик и неспешно вошёл. В начале прошёл в конец и посмотрел на старого коняку, который верой-правдой ему служил все двадцать лет. Затем стал уходить, но остановился у стойла с белою кобылой. В соседнем – белого коня увидел. Удивился:

— Не благородные?

— Это графини кони, — коротко ответил конюх, стараясь больше не смотреть в глаза старику, и изо всех сил делал вид, как он пытается поддерживать порядок. Сено так и летало с вил.

— Той самой невесты? — изобразил живое удивление старик. — Слухи до меня дошли, что страшна она. Хуже смерти. Правда это?

Дафне взволнованно сглотнул. Обычно благородные к конюшенским лишь по делу обращались, а не для болтовни. Но этот старикан, говорили, из ветви лишённых наследства, от того и не задирает нос. Так решил конюх и ответил:

— Да вот, не знаем. Все Пай, читай, спорят. В маске же ходит.

— Понятно. — Уртик вытянул шею, заглянул за перегородку и удивился: — А с чего так в стойлах неугодно?

— Так вот, мальчишка был тут у меня подспорьем, да пропал недавно. Один теперь тягаю, а коней тут много.

— Какой мальчишка? — заинтересовался Уртик.

— Да сельский сирота.

— И когда же он пропал?

— Да вот, пожалуй, после случая того с падением сына виконта. Убёг в город, а не вернулся. То ли к кому сбежал, то ли прирезали ребенка.

— Печально это: и сиротка, и падение. Не стало бы у нас и жениха, как этого маленького Пай, коли не удача.

— Да, удачи юному лорду не занимать.

Старик ещё немного побрюзжал, походил шурша раскиданной соломой и спросил, увидав пустое стойло:

— А конь тот, с которого юный лорд упал, он разве не под вашим был присмотром?

— Моим, — Дафне напрягся, — но, клянусь, я никаких странностей за ним не замечал. Отличный был жеребчик. Племенной.

— Ну, боги с ним, — махнул рукой Уртик, — вы только моего не уморите старика, — добавил он и покинул конюшню.

Поплотнее закутался в манто от ветра и, скрепя по замерзшему пласту снега, отошёл к холмику колодца. Не задержался, но взглядом пса скользнул в ту сторону. На его каменном краю виднелось сквозь снег пятно. Зоркий глаз определил: кровь.

А было всё так, решил Уртик: мальчонку тут убили, чтобы не кричал. Возможно, он участвовал и знал, а может быть, услышал чего. За то и поплатился. Но кто был душегубцем? Всё просто. Конюшенский мальчишка права не имел уходить далеко, и в поместье его бы не пустили. А значит, что бы он не увидал, или где чего не сделал бы, а это было у стойла лошадей.

 «След найден», — сыскарь остался собой доволен.

Новый гость поместья дал повод Левизии Фаилхаит обратиться к мужу:

— Манс, кто этот человек? Он нам не родня, — уверенно сказала она, разрушая тишину кабинета.

— Не родня, — подтвердил Манс откладывая бумаги. Виконт, как и должно занятому человеку, работал. Нельзя было по делам семьи упустить дела компании, а то, не ровен час, семья могла стать банкротом из-за простой ошибки. — Он сыскарь.

— О, боже мой! Так, полагаете, то происшествие – не случайно?!

— Всё может быть. И потому, прошу вас, держите за зубами все ваши мысли, — грозно потребовал виконт. — Как спросит, так ответите.

— Как я могу, неужто вы и меня подозреваете?

— Лишь в глупости и неуёмном желании выдворить невесту. А мне нужен истинный виновник, если есть он. Если нет его, я лично перед всеми извинюсь. А теперь уйдите. Я и без того устал, — мужчина отмахнулся от жены и вновь углубился в цифры документов.

— Да как вы можете?! Вы же его отец! А он ваш единственный ребенок! А эта, не побоюсь браниться, девка! С неё все наши беды начались!

— Левизия, жена моя, скажу вам больше: ВСЕ беды из-за женщин, младых и древних.

— Вы не серьезны, милорд?!

— Я откровенен! — рассердился виконт. —А вы наседка для взрослого петуха!

Ушла мадам Левизия в слезах и с убеждением в жестокости мужчин. То был уж поздний вечер, и все жильцы покинули гостиную, направляясь по своим покоям. И даже Леонар пренебрёг наставлениями лекаря и направился к себе.