Страница 26 из 104
Ела убогая в платяном убежище, почти оттуда не выходя. Леонар не погнушался припереть дверь шкафа, на молящие поскрипывания обещая сводить в туалетную комнату, когда перестанут заглядывать слуги. Ему даже показалось это забавным, как выгул охотничьей псины. Разве что обидно было, что не встретится с Онёр.
— Вот какая суета. И всё из-за вас, — заявил он Химемии, провожая её среди ночи к лекарю. — А знаете, зачем я помогаю прятать вас?
Графиня пожала тонкими плечиками и придержала новую маску всё из того же белого фарфора. Леонар подозревал о складе этого изделия в одном из привезенных чемоданов.
— Хочу произвести фурор. Пусть все разом поразятся и отговорят отца. Хотите мне помочь?
В ответ Химемия издала звук, похожий на тихий смешок и вошла к лекарю, который тут же закрыл двери, огрев напоследок лорда неприятным взглядом.
Вначале лорду очень хотелось войти и убедиться, что реальность не так страшна, как те рисунки, что распространил его друг, но сдержался. А в скважину смотреть, словно мальчишка, постыдился. Один раз чуть уже не нагнулся, когда из-за чердачной двери раздался девичий визг. Потом всхлип. Затем все стихло. А через пять минут Химемия вышла в новых бинтах.
На языке мужчины повис вопрос, но он его сглотнул. Зачем знать о чужом несчастье, если сочувствовать не собираешься, а смех считаешь недостойным? Отвёл графиню обратно молча, и дождавшись, пока в шкафу стихнут звуки, лёг на кровать. В шкафу вновь послышалось шелестение. Странно так, будто кто-то шершавые листы друг о друга потер. Он повторился пару раз и всё стихло.
Повторился снова среди ночи и разбудил не хуже ушата воды. Да что же это?
Леонар встал, подкрался к шкафу, приник ухом к двери и ничего, кроме тишины, услышать ему не довелось. Он поспешил обратно на кровать. Утром намечалось представление, и не хотелось смотреть на него через зевки и сонные глаза.
***
— Ну где, где же невеста, — скрежетала тетушка Эльнара. Как дама глубоко пожилая, и как ведьма страшная, она цеплялась глазами-колючками за всех домочадцев.
— Полно вам, тётушка, — виконт сел за обеденный стол с опозданием. Перед представлением он захотел лично обратиться к графине Сеа Хичтон с просьбой набраться терпения и не обращать внимания на поведение его родни. Однако, не застал её в покоях.
— Я требую, — престарелая тетушка била о пол тростью и дула ноздри, будто хотела почуять запах новой родственницы.
— Она скоро спустится, — заверил её Леонар, тоже опоздавший и пришедший после отца. Он обмолвился парой слов с Онёр и успел подарить ей поцелуй, пообещав отдаться ночью страсти, подальше от глаз всех домочадцев и гостей.
— К чему столько скрытности, брат? — обратился к Мансу лорд Край – брат, оставшийся без титула виконта, но при части привилегий. — Мы знаем, как она страшна. Нам просто интересно, не наврали ли о её существовании. Всё-таки графиня, а после свадьбы мой племянник станет графом.
Виконт не ответил, вместо него слово перенял будущий жених:
— Я рад, дядя, что вас интересует лишь её наличие, а не внешность, — Леонар позволил себе откинуться на стуле.
— А я рад, что её внешность не интересует вас. Иначе, как бы вы получили столько привилегий.
Оспаривать колкие слова сын виконта не стал. Пусть лучше думают: он охотник за приданным (по их мнению, несомненно), а не влюбленный дурак.
Манс кивнул чему-то, с братом так и не заговорил, а обратился к молчаливой племяннице, дочери Края – Амброзии Сеа Фаилхаит:
— Вы вот очень красивы, моя племянница.
— Спасибо, — зарделась румяная девушка.
— Но что будет, если вашу красоту похитят?
— Ой, не надо такие страсти говорить, — побледнела Амброзия. — Какая же жена без милого лица и ясных глаз? А хрупкой фигуры? Дядя, это же такой кошмар – некрасивая жена. Вот вы бы на такой женились? Ах, не отвечайте, я вот стараюсь и выгляжу великолепно.
— Наверное, и в обучении вас хвалят?
— Конечно, музыка и пение. А также меня учили рисовать.
— Леонар тоже освоил школу искусств.
Юный лорд поморщился: то, что отец назвал осваиванием искусств, было всего лишь умением рисовать простейшие портреты и пейзажи. Считать цифры Леонар любил больше. Пока он думал о неоправданной похвале, отец продолжил:
— Но музыка ему так и не далась. А вы, извольте узнать, играете?
Амброзия будто этого и ждала:
— Отец, позволите? — обратилась она к Краю, и тот позволил.
В зал вкатили инструмент. Он, словно прялка, имел колесо сбоку, но в остальном напоминал конька без головы, в которого сложили блестящие при свете свеч полусферы. От большего к меньшему. Всё это дело, как пианино, накрывалось крышкой, сейчас же открытой для услады глаз. Запахло уксусом – сферы частично были погружены в его раствор. При повороте колеса они заблестели от влаги.
— Стеклянная гармоника, — хвастовство, от которого удержаться Амброзия была не в силах.
— Какая редкость, — восхитились гости.
— Какая пакость, — шепнул под нос Леонар. Он ещё не слышал ни одного приличного выступления на сём пыточном аппарате для ушей.
— Возможно, дочь соблаговолит нам сыграть в комнате отдыха, после плотного обеда, — самодовольно улыбался лишенный титула дворянин.
— Всенепременно, — пообещала его дочь.
Гармонику покатили в зал для отдыха, в дверях обеденной пересекаясь с графиней, которая бросила весьма заинтересованный взгляд на гармонику.
Виконт Манс заметил её и поспешил подняться, объявляя: