Страница 2 из 104
Из дневника графа Коллума Хичтон.
«…Как любого знатного мужчину меня окружало много женщин. Как у любого богатого мужчины, у меня было достаточно желания этим пользоваться. Большинство из этих женщин метило в мои содержанки, но ни одну я при себе так и не оставил.
Сердце желало не яркого и горячего соприкосновения тел, а мягкого и хрупкого счастья единения душ. Парадокс, но мои богатства и слава известного моряка стали причиной магнетического влечения ко мне охотниц за безбедным существованием. Женщины, могшие стать моей настоящей половинкой, напротив, бежали под напором интриг расторопных охотниц за кошелем.
Я уже был готов встретить седину в одиночестве, когда под моей опекой оказалась очень странная женщина. Не будет громким заявление: сама судьба организовала нашу встречу...»
Страстный разговор со служанкой произошёл накануне злополучного дня, когда отцу благородного семейства – виконту Мансу Фаилхаиту – надоело терпеть любовные похождения сына.
О связи благородного лорда Леонара Сей[1] Фаилхаита, единственного сына виконта Манса Фаилхаита, знали все домочадцы и многие соседи. Никто из них не видел в этом ничего особенного. Старшие мужчины усмехались, вспоминая младые года, женщины морщили пудреные носики, убеждённые, что дурость выветрится, а жена найдется. Юные девы, имеющие возможность стать невестой знатного лорда, точно также не считали связь со служанкой достойным их внимания поступком. Считали придурью молодого и горячего мужчины. Беспокоилась лишь семья, на чью голову пала незавидная участь войны с единственным сыном. Вернее сказать, с его упрямством слепого барана элитной породы. За рога которого взять не удавалось.
Каждый обед оборачивался семейной сценой, достойной красного занавеса в конце и аплодисментов победителю. Впрочем, по прошествии последней пары лет эти мероприятия потеряли остроту и напоминали исполнение супружеского долга на сороковом году брака: не хочется, а надо.
Жена виконта, Левизия Фаилхаит, – женщина сухопарая, капризная и без грамма былой красоты – славилась скандальным нравом и любовью к сыну. Она первая подняла шум о внебрачной связи, и с тех пор не могла перестать упрекать Леонара.
— Дорогой мой сын, — Левизия отложила столовый прибор и нахмурилась, — мне так больно начинать вновь этот разговор.
— Ох, мама, — отмахнулся вилкой с насаженной на ней креветкой Леонар, — так не начинайте же.
— Но разве я могу? — мать тяжело вздохнула, именно сегодня её муж настроился на решительные действия. А почесть начать наступление отдал ей, как главной участнице «разбалования» наследника: ах, ты мой маленький, ты мой единственный, как тебе можно что-то запрещать!..
Одно радовало лорда Манса: несмотря на порочность связи с низкой Пай[2], его сын не имел иных недостатков. Он ловко вёл дела и уже успешно замещал отца на посту главы фабрики, имел трезвую голову – простите Боги – не позволяя себе иными путями позорить родовое имя. За ним не водились ни кутежи, ни большие растраты, ни громкие скандалы. И если дома вёл себя Леонар вольно и развязно, то в делах компании его подменял собранный и холодный человек, с хваткой, не допускающей непозволительного поведения.
— Мама, я прошу, не надо. Мы столь часто говорили о моём решении, что мне стало казаться: я живу одним днём, проживая его по кругу. Ибо ни один день не обходился без этой обтесанной нами темы.
Мадам Левизия перевела обречённый взгляд на продолжающего меланхолично кушать суп супруга и притворно кашлянула. Лорд Манс обратил на неё не больше внимания, чем на подлетевшую к ложке муху. Он всегда был невозмутимым мужчиной, и, в отличие от супруги, сохранил и ясность взглядов, и тень красоты в осунувшемся лице. Лишь доев суп, поднял голову и нарочито небрежно, со знанием дела произнес:
— Вы и ваша матушка тему действительно пообтесали, да ничего из неё не вытесали. Ни стул там, ни табурет, ни мне гроба.
Семья Фаилхаит, как и многие знатные люди, владела землей и людьми. К сожалению, предкам не досталось ни богатых на металлы шахт, ни пригодных для земледелия полей. Зато пожалованные прошлым королём земли выделялись обильными лесами, будто именно с этой точки и начиналось сотворение мира. Помимо банального – заповедники, охотничьи угодья — прапрадед лорда нашёл, как извлечь из дерева максимальную прибыль. Мебельная фабрика с клеймом имени Фаилхаитов приносит ничуть не меньше, чем рудники, а в бедные годы и того больше: магазины из мебельных быстро становятся мастерскими гробовщика.
— Отец? — удивился Леонар. Обычно Лорд Манс не участвовал в трениях на эту тему. Да, не одобрял, да, по лицу читалось, что он обо всём этом думает, но в открытую не высказывался, тем более таким скользким образом. — Я вовсе не желаю довести вас до смертного одра.
— Знаю, что не желаешь, — Манс отпил вина, любуясь танцами рубиновых отблесков. — Это и не понадобится, Леонар. Время не даёт мне забыть о себе и, думаю, настал час с тобой нам поговорить.
— Говорите, — напрягся единственный сын дома Фаилхаит.
— Не здесь. В моём кабинете, без свидетелей.
Мадам Левизия было ахнула, но решила не вмешиваться с драматическими и женскими аллюрами в чисто мужской разговор. Притихла в ожидании развязки.
— Пойдёмте же, — встал из-за стола Леонар.
— После десерта, — степенно осадил его старший лорд и дождался, когда перед ним поставят тарелку с источающим вишневый запах рулетом. — Сядь, сын. Набегаться ты ещё успеешь.
Кабинет старшего лорда не отличался вычурностью. Могло даже показаться, будто кабинет обставлен бедно, если не знать истинной стоимости дерева, из цельного куска которого сделан массивный стол, и цены самоцветов затейливой мозаики на его задней стенке, обращенной к двери. Глупых людей, не знавших цен на товары, в окружении виконта не встречалось. Потому дорого обставленный кабинет сразу внушал уважение.