Страница 18 из 104
Из дневника графа Коллума Хичтон.
«Меня дивит её беспечность. Жизнерадостная легкость поражает, и я готов укорить её в накипи безумия, что может подхватить моряк в пенах волн. И обвиняю – а она смеётся.
Почему смеётся?
В кораблекрушении она потеряла любимые просторы – небеса, но не отчаялась, утешилась, и перекинула любовь на мой корабль. И пусть название его «Яркая звезда», и плаваем мы тоже в голубых просторах, и нас кидает на волнах в короткие полеты – к реальной вышине мы отношенья не имеем. Но у неё другое мнение.
О, как я был этим недоволен!
Всегда себе на уме – эта женщина творит, что хочет. Сегодня она порвала паруса. А завтра перережет мне горло? Нет! Надо высадить её поближе к скалам, и пускай живет как хочет! Парусину завтра привезут, и мы сумеем выбраться из порта. А там всего двадцать миль, и мы с нею простимся…
… Ночь вышла штормовая. Три корабля пошли ко дну. Мне престало принести много извинений этой ведьме. Кто знает, может, она чувствует беду?..»
Неожиданный обитатель шкафа сильно разозлил Леонара. Лорд не сразу оправился от шока. Он провёл несколько часов в попытках выкурить из мебели испоганившую ему жизнь графиню. Он кричал, бил по дверце, пытался вскрыть замок ножом для фруктов, но так и не заставил девушку выйти. Вконец изведя себя, лорд сел, облокотившись на шкаф, и взмолился:
— Миледи, я умоляю вас. Отмените ваши притязания, а я заберу обещание. Прошу, возвращайтесь домой. Будем жить дальше, будто мы и не встречались. Госпожа Химемия, я не могу стать вашим мужем, я никогда не буду вам верен и не смогу относиться к вам с уважением. Прошу, пока не поздно, и мы не начали ненавидеть друг друга – разойдемся. Вы слушаете меня, миледи?
Тень свечи плясала на стене бросая отблески огня, будто щеголяя перед каминными углями красотой горячих юбок. Одобрительный треск разломившегося уголька прозвучал громом аплодисментов – единственным звуком за последнюю минуту. Из шкафа не донеслось ни скрежета, ни стука. Зато во входной двери повернулся ключ. Так войти в покои лорда могла только одна женщина, он сам отдал ей ключ от сердца и от двери. Словно тень, в полумрак опочивальни скользнула Онёр.
— Мой дорогой, почему ты на полу? Неужели события последних дней так обессилили тебя?
— О, Онёр. Мои силы вернулись вместе с твоим прекрасным ликом, — лорд бросился в объятия любимой женщины. — Да, последние события для нас обоих – удар. Но мы переживем, мы справимся.
— Я тоже в это верю, — они долго сидели на полу обнявшись. — Ты завтра занят?
— Ради тебя – освобожусь.
— Тогда, возможно, милорд соблаговолит украсть свою даму к реке?
— Какое соблазнительное предложение, никак от него не отказаться, — Леонар уже было вкусил страсть алых губ любимой, но вспомнил о незваном госте так тихо изображавшем платяную моль. — Не здесь. Сегодня удивительная ночь. Пойдем же, насладимся осенней тишиной.
Мужчина потянул Онёр к двери, и та игриво шлепнула его по кисти.
— Возьми одеяло, глупый. А я погрею нам вина.
Химемия наблюдала за сборами с благодарностью. Провести ещё одну ночь под звуки страсти ей вовсе не хотелось. Вот лорд ушёл с пушистым пледом, а вот служанка греет бутыль в чугунке. На лице ни тени былого наслаждения: складка меж бровями напряжения, да равнодушное стремление скорее закончить начатое дело.
Онёр достала из кармана в четверо сложенный листок. Внутри конвертика крупинки, красные, словно кровь. Цвет страсти растворился с тихим шипением заморского вина на дне бутылки и обратил хмельной напиток в одуряющее зелье.
Графиня уже всё знала, но, получив доказательства глазами, не удержала разочарованного всхлипа.
Главная служанка удивленно повернулась на странный звук, прислушалась, но посчитала игрой воображения. Возможно, уголёк распил воды из чугунка, заскрипел и раскололся, а может в комнате по соседству ушлый дворовой уединился с пышногрудой поварихой, а может, ленивый кот догнал мышь и придушил. В опочивальне лорда никого быть не могло, и никто не видел её преступления – так думала служанка. А Химемия грустила о чужой судьбе, как прежде, прячась в недрах шкафа. За себя графиня переживать и не думала.
На утро следующего дня служанки громко разнесли, как будто видели графиню с топором. Она всю комнату свою на щепки разнесла.
Химемия на это лишь покачала головой. Все вещи она хранила под бдительным оком лекаря и в чей-то каверзе пострадало имущество поместья, не её. Потому подобное вначале совсем не огорчило.
— Ах, она ещё и буйная! — плаксиво обратилась мадам Левизия к мужу за завтраком. — Вся гостевая в клочья. Даже занавески на клочки. Наш семейный лекарь подтвердит, графиня выжила из ума, нельзя ей замуж за нашего сына.
Сама графиня, услышав обвинения, лишь голову повернула. Под маской нельзя было сказать расстроена она, насмехается или удивлена вопиющей несправедливостью. Леонар слушал новость с интересом. Не он придумал выставить невесту выжившей из ума, но он не мог сказать, будто подобный расклад ему не нравился. Впрочем, вопреки соблазну, в его планах не стаяло раскрыть убежище графини, так как это бы повлекло за собой вопросы и насмешки. Но, самое главное, о ночевке невесты в его покоях узнала бы Онёр!
— Полно вам, — ничуть не удивился обвинениям виконт Манс Фаилхаит, — если из-за такой глупости отменять бракосочетание, то вас, моя дорогая Левизия, я бы в жены не взял.