Страница 12 из 104
Из дневника графа Коллума Хичтон.
«…В начале мне было просто интересно. Такая необычная, некрасивая, своевольная и сильная – она не могла называться женщиной высшего общества, а для Пай имела изрядную долю гордости.
Не могла никому принадлежать, не собиралась никому служить – потерявшая свой дом воительница. Она осталась на моём корабле. Во время пути стояла на носу диковинным украшением, и лучше подзорной трубы видела опасности. Уже трижды корабль избежал потопления благодаря её чутью.
Ей не нужны были облеченные в драгоценности благодарности. Она всего лишь желала быть рядом. Буквально рядом.
Женщина преследовала меня. Оборачиваясь, я всегда знал: она будет стоять за моею спиной.
Наверное, поэтому в начале я злился на её навязчивое присутствие…»
Лорд Фаилхаит сохранял спокойствие вплоть до знакомых территорий. Впервые он задался вопросом, что же он наделал, когда кареты остановились у гостевого дома семьи Браско, знаменитых виноделов. К счастью, резиденция пустовала, и приняли их слуги, чем немного отсрочили муку представления будущей невесты.
Одно хорошо, совесть больше не напоминала о себе, взирая на избранную Сеа и не наблюдая тешащую себя надеждами невинную деву.
Графиня вела себя на удивление скромно и поразительно тихо. Она не обращалась к лорду, не просила ничего через лекаря, только смотрела на него, и иногда смотрела в его сторону. Леонар не забыл о её немоте, но удивился, когда, помимо прочего, не смог расслышать стука каблучков. Он едва избежал позора на привале, собираясь прыгнуть в кусты – так неожиданно и тихо подкралась графиня. Возможно, испуг диктовался лесом и ночной мглой, но лорд склонялся к мысли о жути, которую графиня наводила и без атрибутов демонов.
Секрет тихих шагов открылся после одной из остановок, когда Химемия поднималась обратно в карету: вместо подбитых подковками сапог она носила меховые мокасины – обувь охотников, чем порадовала извозчика. Бывалый охотник быстро нашёл общий язык с лекарем, и даже немного поговорил с возможной будущей госпожой через него. О чем был тот разговор, Леонар не слышал, но видел, как извозчик снимает перед графиней шляпу и широко ей улыбается. Ещё долго лорд мучил себя желанием спросить Пай, о чем он говорил с графиней, и улучил для этого момент на следующей остановке. Вначале сын виконта посмотрел, чем заняты невеста и её слуга.
Лекарь Хест, временно исполняющий обязанности извозчика, встал с луки и налил воды белой кобылке, а его госпожа протянула торбу с овсом. Сын виконта заметил: графиня Химемия неравнодушно относилась к белому. Белая кобыла, белая накидка, белые бинты, белые кружева, белая маска. В ночи всё это выглядело выделяющимся пятном света неуспокоенного духа.
— О чём вы говорили? — спросил Леонар извозчика.
— О, простите, милорд. Мы просто у одного мастера обувку купили. Ваша невеста, оказалось, хорошо разбирается и уважает разных лесных зверей. Как такому не удивиться и не поклониться.
От услышанного Леонар начал коситься на невесту чаще, чем вызвал недовольные взгляды лекаря и недоуменные извозчика. Один не позволял себе воли высказывать недовольства, а бывший охотник никогда не вмешивался в дела знатной семьи. А Химемия продолжала жечь спину жениха любопытными взглядами, ничуть не прячась и ничуть не стыдясь своего интереса.
Как ни старался, а неприятный момент настал. Благо, не семья Ременсон приютила их в последнюю ночь пути, чьё высокомерие могло плохо сказаться на и без того скверном настроении лорда. Сделав крюк и скользнув по пахотным землям семьи Мастрайз, карета остановилась у поместья давнего друга Леонара – Тённера Уль Тамира. Сын виконта решил, что легче будет объясниться с другом, а заодно напиться, скидывая накопившееся напряжение.
Тённер не удивился другу. Они часто, ещё будучи мальчишками, сбегали из своих домов в гости друг другу, но вот привезенной Леонаром девушке Тённер поразился до глубины души. Впрочем, воспитанный в благородном обществе он не позволил себе ни словом, ни жестом обидеть даму – помогла многолетняя практика общения с прекрасным (и не очень) полом.
— Друг мой, что это? — спросил он, когда гостью разместили в западной спальне, а её лекаря в соседней каморке.
— Говорю же, моя невеста.
Тённер Уль Тамир выпил из горла. Исходя из жестов, которыми он пытался передать весь ужас, Леонар сделал вывод: в кои-то веки у друга не хватало слов. Вместо оды красоте, спросил с затаенною надеждой:
— И как оно там, под маской? — вдруг за ней не следы страшных ожогов, а красота, недостойная взору смертных.
— После пожара? А сам как думаешь? — горько произнес Леонар и с готовностью отпил из второй открытой бутылки. На этикетке этих тар два селянина с красными лицами и носами чокались деревянными кубками.
В отличие от балов, юноши в компании друг друга пили плебейское пиво. Оно не нуждалось в годах выдержки и имело горький привкус будущего с легкой ироничной сладостью послевкусия настоящего, и долго щипало язык напоминанием неотвратимости последствий принятых решений.
— Я не думаю, Леонар, я предаюсь неге и мечтам.
— Удиви, какое место в твоих мечтах занимаю я, — хохотнул лорд, чем заставил Тённера подавиться глотком напитка.
— Стороннее. Не уводящее от меня прекрасных женщин. Правда, в тех мечтах такого странного поступка, как женитьба на заведомо ужасной незнакомке, не стояло. Это же кошмар.
— Кошмар будет, если отец одобрит.
— А он может, — передернул плечами Тённер. — Мой бы точно не отказал. Она же графиня. И пятнадцать тысяч. Плюс привилегии. А в довесок – компания Хичтон, которая дороже всего из перечисленного. Что же ты делать будешь?