Страница 29 из 72
Эйзенхиэль любил звуки настраивающегося оркестра. В этих неслаженных пока, обрывочных музыкальных фразах он находил что-то умиротворяющее. Прекрасное сопровождение для нестройного многоголосого гула быстро заполняющегося зала.
Князь Элизобарра сидел в своей ложе, руки его покоились на набалдашнике трости, а полуприкрытые глаза рассеянно наблюдали за муравейником Королевского театра оперы и балета. Декораторы ещё только устанавливали задники. Что-то у них там не ладилось: сценический кристалл, при помощи которого лунная дорожка на озере должна была смениться старинным замком, каждый раз клинило ровно посередине, так что ночной пейзаж не спешил сдавать позиции пышному интерьеру. Растерянный маг-декоратор каждый раз нервно вздрагивал и бросался проверять: не повредилось ли полотно иллюзии. В конце концов откуда-то из-под сцены, не то через люк, не то через локальный портал, появился чумазый и мрачный гном. С трудом, привствав на окованные железом носки тяжёлых ботинок, гном дотянулся до кристалла, выдернул его из ажурной золотой клетки на конце поворотного вала, и, недовольно что-то кряхтя, уселся разглядывать прямо на краю сцены.
Нетерпеливо раскачивающаяся гномья нога лишь чудом не задевала гриф арфы, но её хозяйка этого даже не замечала. Огненно-рыжая лепрекониха сосредоточенно нажимала на педаль, раз за разом прислушиваясь к одной и той же струне.
Эйзенхиэль отметил, что зал уже почти полон, хотя до начала представления ещё уйма времени. Впрочем, и вечер сегодня не вполне обычный: ни один билет на этот балет не был ещё продан. И не будет – до следующей недели. Все зрители сегодня – приглашённые. Члены королевской семьи, театральные критики, министры культуры и искусства, магистры, архимаги, меценаты… Сегодня маэстро Джабраэли представлял на суд взыскательной публики свой новый шедевр. От впечатления, которое произведёт этот закрытый показ на сильных мира сего, будет зависеть судьба и объём финансирования балета в новом сезоне.
Лепрекониха, наконец, справилась со строптивой арфой. К ней подошёл веснушчатый флейтист, совсем мальчишка на вид – явно, долгоживущий. Он что-то сказал, но как раз в этот момент гном извлёк из кармана серый брусок и начал тут же, не прекращая качания ногой, яростно тереть им по демонстрационному кристаллу. Скрежет стоял адский, флейтист скорчил страдальческую мину, картинно прикрыв ладонями уши, арфистка звонко рассмеялась. Гном плюнул на кристалл, тщательно растёр рукавом и водрузил на прежнее место. На мгновение всё пространство сцены окуталось непроницаемой тьмой. Декоратор схватился за сердце. Но почти сразу же на иллюзорное небо вышла Белая Богиня, отразилась в спокойной глади озера. Пахнуло мокрым песком и маттиолой. Гном щёлкнул пальцами. Озеро исчезло, но сырость осталась. Мрачно-серые стены окутывал голубоватый туман, погрустневшая Луна робко заглядывала внутрь через зарешёченное окно. Декоратор порывисто прогнал по кругу исполинскую кровать с балдахином, роскошный кабинет, открытую террасу, весенний сад, мрачный склеп, лесные заросли, розовато блеснувшие в рассветных лучах шапки гор… Гном удовлетворённо кивнул и попытался незаметно вернуться под сцену. Но не преуспел: восторженный декоратор поймал его и заключил в благодарные объятия.
Мягко отворилась дверь центральной, королевской, ложи. Мягко. Но вампир всё равно услышал. И шаги, и слова.
– Мы рано приехали, Трикси. Джабраэли и без того затягивать любит, а уж если ещё и начала ждать… хочешь, прогуляемся пока?
Ответом послужил выразительный вздох: протестующий и, одновременно, томный.
– Снова в толпу любопытных? Нам так редко удаётся побыть наедине, без… посторонних глаз, Аль. Лучше… шторы закрой, – произнесла принцесса Триксимнестра, переходя на страстный шёпот.
Эйзенхиэль воззрился на отделанную полированным деревом стену ложи со смесью брезгливости и интереса. Жена наследного принца импонировала князю предприимчивостью и оптимизмом.
Случилось так, что Николас терпеть не мог свою жену. Даже не потому, что ему была противна сама мысль делить постель с женщиной: в конце концов, принц крови себе не принадлежит, а династии нужны наследники. Но Триктимнестра раздражала мужа не просто как женщина, а как источник бесконечных проблем и треволнений. Супруга напоминала ему стрекозу, крылышки которой находятся в непрестанном движении, издают сухой, неприятный треск. Николас мечтал когда-нибудь оторвать эти крылья и посмотреть, как мерзкое насекомое, по недоразумению именуемое его женой, затихнет на мраморном полу. Но, к сожалению, король Варион считал, что папочка Трикси, Великий Герцог Тиссонии, будет от такого развития событий не в восторге. Тем не менее, Николас не упускал случая упрекнуть супругу бесплодием и в очередной раз пригрозить навечно заточить её в монастырь. Трикси в долгу не оставалась. Она поносила мужа такими словами, которых девушке из приличной семьи и знать-то не положено, попрекала бессилием, вялостью и слабоумием.
– Лучше бы меня взял в жёны твой отец, настоящий король и владыка Благословенных Островов!
На этой фразе наследный принц, как правило, выставлял её из своей спальни.
А потом Трикси познакомилась с его средним братом, как две капли воды похожим на героического отца. Алистера невестка не особенно заинтересовала, и довольно долго принц игнорировал все её притязания на собственный счёт. Но вчера дети короля крупно разругались между собой, и средний брат неожиданно согласился сопровождать Трикси на пробный показ, хотя балет терпеть не мог почти так же сильно, как Николас – собственную жену.
Князь перестал прислушиваться к возне за стеной и принялся разглядывать зал. В первых рядах центрального сектора наблюдалось лихорадочное оживление. Разглядев худенького, высокого для своих десяти лет мальчика с золотистой кожей, Эйзенхиэль понимающе улыбнулся.