Три цвета надежды

Атака прошла стремительно, и увернувшийся от налёта на него Шуга, перехватил здоровяка за шкирку и, подогнув, дал под дых. Протолкнув его дальше, парень развернулся к товарищу того, более честного в том, что ничего не взял в руки. Но и дрался он немного лучше – или выпил меньше, - поэтому с ним всё прошло не так легко, и увиливать пришлось от нескольких хуков и боковых ударов подряд. Когда же Шуга избавился и от них, то врезал в челюсть сопернику крепкой рукой, заставив того пошатнуться и отойти. В этот миг вернулся первый с расколотой бутылкой и возобновил бой под хоровой взвизг наблюдательниц. Со стороны никак нельзя было предположить, что один и пониже способен победить двух крепышей. Особенно когда они устремились к Сахарному вдвоём. Джинни полезла за телефоном, чтобы позвонить брату и вызвать его на помощь, боясь, что дело кончится плохо. Намджун хоть и неважно дрался – когда-то пытался заниматься, но здоровье у него оказалось не из крепких и пришлось выбрать бизнес, перенимая опыт отца и иногда уже замещая его, - но зато у него была куча друзей, среди которых умельцы имелись. У Джинни был и номер Джей-Хоупа, но рука не поднялась тревожить его.

Тот, что дрался с голыми руками, заметил движение девчонки и, побоявшись, что она собирается звонить в полицию, развернулся к ней.

- Эй, положи трубку! – крикнул он ей и сделал неопределенный жест, сказавший Шуге, что он собрался напасть и на Джинни. Хотя выпивший субъект и не собирался в действительности, переживающему и испытывающему ответственность молодому человеку почудилось именно так. Отмахнувшись от противника, парень бросился напролом и, когда хватил грубияна кулаком по загривку, получил разбитой бутылкой через полплеча. Джинсовая куртка прорвалась на рукаве и через секунду стала окрашиваться кровью. Разозлившись на врага и на себя за такую неосмотрительность, Юнги сконцентрировал все силы в паре ударов и, так же эффективно, как и первого, уложил второго. Два нетрезвых типа полегли ничком между белыми пластиковыми столиками кафе, а между ними, отдыхиваясь и осматривая девушек – в порядке ли? – встал, ещё излучая напор и опасность, Сахарный.

- Да, сестренка? – возник голос Намджуна в повисшей на короткое время тишине. Джинни, глядя на своего друга и забыв отменить вызов, пыталась уложить в голове то, что увидела: его скорость, реакцию, мощь и ловкость, которых никогда бы не смогла предположить. – Алло?

- Прости, да, алло, - пробормотала она.

- Ты что-то хотела?

- Нет-нет, ничего. Уже всё. Извини за беспокойство. - Сбросив, Джинни пошла по направлению к Шуге, но Хана была к нему ближе, и оказалась с ним быстрее. Всё так же прижимающая к себе поднос, она тронула его за край целого рукава, склонившись на подкашивающихся от страха ногах, а ещё от неожиданного глубинного восхищения перед спасителем.

- С вами всё в порядке? Спасибо! Огромное спасибо! Я так вам благодарна! Я боялась, что с вами что-нибудь случится.

- Ничего со мной не сделается, - переходя на обыденный тон и стараясь вернуть себе иронию, Шуга огляделся и наткнулся взором на рану на плече. – Блин, куртку жалко. - Делая вид, что ему не больно и сочащаяся кровь пустяки, он провел пальцами по рваным краям джинсовой ткани.

- Я вам её зашью! – тут же пообещала Хана. – Но вам нужна медицинская помощь… вызвать скорую? Или поедем в больницу? Я уже закончила работу, разрешите сделать для вас всё возможное? – Юнги быстро прикинул, как ему придётся объясняться перед врачами, потому что характер раны очевиден. А вдруг ему припишут хулиганство? Ему светиться вообще не рекомендовано, он же из мифической банды, которую не знает почти никто кроме тех, кто в ней состоит. Так что никаких официальных учреждений. Можно было бы к Джину заехать, но тот сейчас Юну стережет.

- Не надо! – замахал ладонями Шуга. – На мне как на собаке заживает, честное слово. Дома протру спиртом и всё.

- Да вы что! Тут перевязать нужно…

- Почему не хочешь заехать в дежурное отделение? – нахмурилась Джинни. – Заодно заявление бы написали о нападении, чтоб этим скотам неповадно было! – Вот этого-то ему и не нужно было. Шуга решительно мотнул головой.

- Так, я еду домой, вы либо со мной, либо я еду домой один. - Он повернулся к Хане. – Давай подвезем, чтобы без всяких приключений добралась. Час уже поздний.

- О, спасибо! Одну минуту, я только сдам смену и бегу! – Срывая передник официантки, она буквально всучила его своей напарнице и, что-то пробормотав остающемуся персоналу, сунула барменше расчетную карту, по которой принимались и выполнялись заказы, и вернулась к Джинни и Шуге. – У вас в машине есть аптечка? Давайте обработаю рану хоть как-то, чтобы кровь остановить. - Юнги упрямо щурился, но когда Хана умоляюще на него посмотрела, его веки расслабились и он, шмыгнув носом, сдался.

- Ладно, пусть будет так. - Сунувшись в багажник Джей-Хоупа, Шуга не был уверен на сто процентов, что там обнаружится требующееся, но всё-таки аптечка нашлась. Вручив её Хане, он осторожно снял куртку, оставшись в одной футболке, сел за руль и подставил правое плечо. Джинни молча забралась назад, смотря на покалеченную часть тела друга. Как героически он выглядел! Нет, слово «героизм» не пришло на ум сестре Рэпмона, но бессознательное прочувствование именно этого размаха поступка шевелилось внутри. На поверхности мыслей плутал невыразимый восторг, открытие новых сторон Юнги, которого она знала тысячу лет. Переведя взгляд с тонких и аккуратных пальцев, обрабатывающих порез, на их обладательницу, Джинни поймала себя на том, что ей не нравится ощущать себя «сзади». В смысле третьей лишней. Сама она не вызвалась помочь, потому что ей никогда не приходилось этого делать, и она могла бы навредить – кто знает? А теперь приходится смотреть, как другая, совершенно чужая, внезапно появившаяся, стала такой близкой к Шуге, трогает её верного товарища, извиняясь за то, что тому щиплет, терпя его мужское брюзжание по поводу того, что и так бы обошелся. Некрепкое с виду, но на поверку оказавшееся таким, на которое можно положиться и опереться, плечо стало погружаться в объятие бинта, ловко обматываемого по кругу Ханой. Надорвав зубами край, она отсоединила от остальной катушки отрезок и завязала его маленьким, но надежным узелком. Пронаблюдав, как официантка наклонялась к плечу, чтобы перекусить бинт, Джинни испытала неловкость свидетельницы интимной сцены, но лишь на миг. – А шустро ты, - расслабился Юнги, перестав шипеть и оценив мастерскую перевязку. – Часто тут раздолбаев латаешь?

- Да нет, я просто учусь на врача, - покраснела слегка Хана.

- Серьёзно? А какого именно? – Шуга завел мотор. Джинни почувствовала себя выброшенной на обочину. Вклиниваться в разговор ей не позволит воспитание, а вспомнят ли о ней до того, как высадится другая девушка? Хотелось петь дифирамбы Юнги и хвалить его за подвиг, но не при посторонней. Странно, раньше Джинни была куда проще в таких вещах. Что её тормозило теперь? Взгляд официантки, которым она награждала Шугу? Даже в профиль его было видно более чем хорошо.

- Ветеринара, - смутилась окончательно Хана. Запнувшись, водитель почесал затылок и, хмыкнув, сказал:

- Ну да, в принципе, я вполне животное, - помолчав, он не выдержал и добавил: – Особенно в постели. В постели я вообще мангуст!

- Мангуст? – переспросила красная, как рак, Хана.

- Этому нет объяснений. Я ляпнул первое пришедшее на ум животное, - оправдался Юнги.

- А-а, - кивнула девушка, приглаживая подскакивающие от отсутствия крыши волосы. – А я думала, потому что боретесь со змеями. Вы же хороший человек, который побеждает плохих, - улыбнулась она, напомнив его слова. Сегодня им появилось наглядное доказательство. Шуга поднялся на тот уровень редких мужчин, у которых заявления не расходятся с делом, обещания исполняются, планы реализуются.

- Давай не будем развивать эту тему, - наклонившись так, чтобы Джинни сзади не слышала (при ней он не хотел опускаться до дешевых пошлостей и шуточек ниже пояса), Сахарный шепнул Хане: - А то я начну предлагать тебе посмотреть фокус с гигантской королевской коброй. - Собеседница хотела что-то уточнить или спросить, но замялась, а пока думала, осознала, к чему может клонить молодой человек. Подавившись стыдом от представленного срама, Хана уткнулась в коленки, натягивая на них юбку в заглаженную складку, как у школьной формы. Джинни сузила глаза при наклоне Юнги вправо, к уху другой девушки. Они что, уже спелись? Вот так сразу? Парень спас от разбойников прекрасную даму и начался роман? Эх, неужели всё так просто? Девчонка вспомнила Хосока. Тот прекрасно дрался, был богат, красив, умен – это уже принц, а не рыцарь. Бросится ли он защищать её – Джинни, если бы кто-то стал к ней приставать? Благородство Джей-Хоупа иногда не вызывало сомнений, а иногда вызывало. Хотя никаких конкретных фактов о нем она не знала, но некоторая порочность угадывалась даже в мелочах манер. А вот в Шуге она вообще не могла предположить ничего плохого, как и в Ви. Хотя нет, Ви курил. И что-то такое в глазах… что-то было, чего не было в поведении Шуги. До этого момента, когда он забормотал что-то сидящей справа от него пассажирке. Могла ли Джинни знать, что всё плохое улетучивалось из парня исключительно по причине её присутствия - присутствия, лишавшего его раскованности, смелости и природной непосредственности. – Куда дальше ехать? – уточнил Юнги у Ханы маршрут, и та указала ему дорогу до общежития.

- Я возьму вашу куртку зашить, хорошо? – притянула её к себе она. – И постираю.

- Не стоит хлопот, правда! – выруливая, воспротивился Шуга. – Не хватало ещё…

- Нет-нет, не спорьте. Это в благодарность. Вы так рисковали… не каждый решился бы вступиться.

- Ой, переходи уже на «ты», я чувствую себя каким-то недоделанным мажором, когда ко мне так обращаются. - Хана замолчала. Ей было непривычно быстро переходить на фамильярный тон с молодыми людьми.

- Ладно, - промямлила она. Красный Феррари достиг подъезда общаги. Студентка-будущий-ветеринар выбралась на тротуар. – Ещё раз огромное спасибо! Завтра заедете сюда или в кафе, я верну вам… тебе куртку, как новенькую!

- Хорошо. - Юнги расплылся. Давно за ним так приятно не ухаживали женщины. Долгие годы холостяцкой жизни отучили от того, что кто-то может приводить в порядок твою одежду. Они жили в съемной квартире с Ви или Чонгуком, иногда заваливался Чимин. Или они ночевали у Джина. В любом случае места, где приложила бы руку женщина, не посещались очень давно. – Тогда целоваться не будем, отложим на завтра! – пошутил он совершенно ничего не значащей шуткой. Это было как приговорка при прощаниях с любыми девушками, нравились они ему или нет. Про поцелуи-то упомянуть никогда не лишнее. Джинни перепрыгнула сзади и уселась на освобожденное место. Вежливо попрощавшись с другой девушкой, она вздохнула с небольшим облегчением. Они поехали дальше, теперь отвозить её.

- Юнги, а ты никуда не торопишься?

- Я? Нет, - пожал он плечами, точно помня свой совершенно незанятый сегодня график. – А что? Куда-то нужно?

- Хотела тебе предложить подняться, выпить чаю. Родители уже наверняка спят, а брат не знаю, дома или нет.

- Чаю? – Вся легкость мыслей ушла, и остался тяжеловесный соблазн бродить за Джинни туда, куда она позовет, пока она не пошлёт его, сказав, что уж в три ночи-то надо и меру знать, и уходить из гостей. С другой стороны, там же Рэпмон, повидается с другом, расскажет, что сейчас с ними приключилось. Ничего такого запретного или подозрительного, всё чинно и невинно. – А почему бы и нет, не откажусь, - согласился Шуга.

- Отлично! – улыбнулась Джинни ему так тепло, что сердце стало припекать, будто луч солнца через лупу на него направили. Девушка осторожно коснулась локтя друга, не задевая выше. У него по коже пошли мурашки. – Не болит?

- Да ерунда, и хуже бывало. - Чувствуя, как покалывает приятно позвоночник, Шуга сглотнул, потому что рот стал очень быстро наполняться слюной.

- Ты бы осторожнее… когда силы неравны, разве разумно кидаться в драку?

- Преимущество было на моей стороне. Да и когда видишь мерзость такую, несправедливость или беспардонность – как можно не вмешаться? – Говоря о храбрости и безрассудстве, они доехали до дома Джинни. Она хвалила Шугу за самоотверженность, и ругала за неё же. Он таял от того и этого. Вдвоём они поднялись на лифте и вошли в квартиру, где горел оставленный на кухне свет, падающий в прихожую, чтобы не споткнулись в темноте вернувшиеся дети. Намджуна явно ещё не было.

- Ага, брат загулялся, - подытожила Джинни, не обнаружив ботинок на его ходовом месте. Обуви-то у него было полно, но когда он был дома, то, в чем он актуально выходил на улицу, всегда стояло в определенной точке. – Проходи.

Раньше Юнги бывал здесь в основном тогда, когда не было никого из семьи, кроме непосредственно товарища. Однажды родители Рэпмона уехали отдыхать, прихватив младшую дочь, где-то на десять дней. Это была славная попойка с промежутками на философские беседы, построение грандиозных планов и отлучек до магазина. А потом безумный последний день перед возвращением хозяев, когда они толпой убирались и заметали следы пребывания. Давненько это было. Джинни проверила наличие воды в чайнике, щелкнула включателем. Повернулась к другу.

- А перекусить чего-нибудь хочешь?

- Да нет, я сытый. - Девушка всё равно открыла холодильник и гостеприимно выставила на стол всё, что нашла там готового. – Мы ж это… вообще только на чай с сахаром изначально договаривались.

- Ну, столько всего произошло, что надо и подкрепиться. - Джинни присела напротив него. Тут же передумала и полезла за чашками, поставила их, подвинула к ним сахарницу и выставила с полки пакетированный чай. Заваривать на ночь было лень. – Я пойду переоденусь, а ты наливай, как закипит. Я быстро. - Девушка ушла в свою спальню, оставив ненадолго друга одного. Он проводил её взглядом, без зазорных мыслей, даже не на бедра заглядевшись, а в целом, на всю Джинни, общество которой его так будоражило, так притягивало. Не прошло и минуты, как электрический чайник подал знак, что готов и Юнги, подскочив, чтобы занять себя чем-то, разлил кипяток по кружкам. Взяв ложку, он понял, что не знает, сколько же сыпать Джинни и нужно ли вообще? Вдруг она, как большинство девчонок, блюдёт фигуру? Чуть не окрикнув её, он опомнился, что люди спят и, с чайной ложечкой высунулся в коридор. Вдалеке, после гостиной и ещё какой-то прикрытой комнаты, светилась щель под дверью. Там и была спальня сестры Рэпмона. Сделав несколько тихих шагов, Шуга взялся за ручку, и отворил её, шепотом произнося:

- Джинни, тебе сколько са… - Она в этот момент просовывала голову в ворот футболки, стоя полубоком к нему, в хлопковых трусиках на округлой небольшой попке. Рука на ручке затряслась, слова застряли в горле. Пупок на плоском животе, сантиметров десять над резинкой, исчез под футболкой и выбравшаяся наружу Джинни едва слышно пискнула.

- Юнги! – Он зажмурил глаза, выставив вперед руки, в одной из которых торчала ложка.

- Прости, я хотел… спросить, сколько тебе сахара… класть… сыпать… - Он открыл веки, вопреки попыткам остаться невидящим. Ещё минуту назад он не воспринимал Джинни как откровенно сексуальный объект и вот, вдруг, бум, бам! И эти формы, изгибы, аппетитные ноги… Шуга будто вынырнул из тумана последнего часа, до которого собирался предложить ей встречаться. Решительными шагами пройдя разделяющие их метры, парень остановился. Его уверенный подход не испугал Джинни, знающую его безобидность и доброту, хотя кто другой мог бы проникнуться дерзостью лица и отшатнуться. – Джинни… я ещё хотел… хотел… надеюсь, ты не обидишься…

- Если ты мне выковырнешь сердце тупой ложкой? – непонимающе покосилась она на неё, возвышающуюся, как факел в руке марафонца.

- А, прости. - Шуга опустил её. Мысли начали собираться в нечто упорядоченное. Нет, последнее дело спрашивать, можно ли это сделать, то, что он задумал. Мужик он или нет? Наклонившись, Юнги осатанело положил ладонь на талию Джинни и, прижав к себе, впился в её губы поцелуем. Не успевшая и ахнуть, девушка превратилась на некоторое время в столб, не оскорбляясь, а скорее удивляясь тому, что друг внезапно перешел границу дружбы и отважился на такое… Неужели она ему нравилась? Неужели он увидел в ней взрослую, в отличие от остальных? Отдалено раздался слабый знакомый металлический скрежет.

- Брат! – оттолкнув от себя Юнги, шикнула испуганно Джинни и бросилась за штанами от пижамы. Принявший сигнал опасности, Шуга пулей выбежал из спальни и, ещё до того, как входная дверь окончательно распахнулась, и в неё ступил Рэпмон, его приятель приземлился на стул и, не считая сколько, принялся наваливать ложкой из сахарницы порции глюкозы себе в чай. Намджун вошёл на свет и забуксовал на пороге от небольшого удивления.

- Опа-на, ты чего тут?

- Да вот, подвез Джинни, она предложила выпить чаю, пока буду ждать тебя, чтобы рассказать, какой я сегодня молодец, - перевирая и отшучиваясь, Шуга не нашёл нужных фраз, чтобы вот так сразу, без подготовки, попросить дозволения товарища о том, чтоб встречаться с его мелкой сестренкой. Вкус её поцелуя ещё не остыл на его губах, и эти губы принялись забалтывать Рэпмона, поведав о нападении двух нетрезвых типов после того, как он заступился за хорошую девушку. Внимательно слушая, Намджун, одобрительно кивая и сокрушаясь над тем, каких гондонов носит земля, подгреб чашку Джинни к себе, и когда она высунулась из-за угла и увидела беседу двух приятелей, то лишь пожелала всем спокойной ночи и убежала к себе. Юнги вздохнул. Сегодня его проблема не разрешится.

Юна не могла уснуть. Всё её хладнокровие, выдержка, умение проглатывать и терпеть – это могло длиться очень долго, но всё равно находился момент, когда, оставаясь в одиночестве, она могла избить подушку, порычать или поплакать. Но только так, чтобы никто и никогда не узнал об этом. И, действительно, в её жизни не было даже захудалой подружки, которая бы знала, что Юна – тоже человек. Потому что у неё всегда была своя закрывающаяся наглухо комната, неприкосновенное личное пространство и время. А теперь её этого лишили. Как тихонько выйти из себя, чтобы это осталось незамеченным, девушка пока не представляла. Попыталась поплакать в душе, но не вышло. Боялась, всё-таки боялась, что кто-нибудь из её охранников вышибет дверь и сделает с ней что-нибудь жуткое. Разумеется, сам Чон Хосок этого не сделает – он же не хочет жениться! Но кто запрещает это одному из его дружков? Особенно этому, который Джин. Хоть и вежливый, но когда он на неё смотрит, она чувствует себя полуголой. Хорошо, что он провел здесь лишь вечер, принеся еду, приготовив ей ужин – надо же! Его даже не просили – и уйдя, сменившись на другого, представившегося как Ви. Ей сначала показалось, что он сказал «Ли», ну, по фамилии представился, как принято в высшем обществе. А нет, это было имя. Односложное и простое, так что становилось ясно – кличка. Откуда Хосок набрал всю эту разноперую свору? Он им платит или они его хорошие товарищи? Юна вышла из спальни и пошла на кухню, манившую светом. Предпочла бы одиночество на ней, но выгнать своих охранников она не в силах.

Ви сидел на подоконнике и, пододвинув к себе пепельницу, держал в левой руке ещё незажженную сигарету, а правой писал что-то в тетрадке, лежавшей на его коленях. Он не повернул головы, но когда она появилась в проходе, заговорил:

- Если мешаю или смущаю, скажи, я пойду в прихожую. - Юна растерялась от такого предложения и ей стало совестно его куда-то прогонять. В конце концов, он не мешал подходить ни к чему из нужного: холодильнику, плите, кофеварке, столу, и занял то место, которое она сама бы не заняла никогда.

- Нет, всё в порядке. - Всё в той же маске железной леди, она сделала шаг. Скрещенные на груди руки выдавали непримиримость и горделивую надменность. Но после пары взглядов на Ви надменной быть переставало хотеться. Ему не до неё настолько, казалось, что она могла бы войти в короне и с посохом – и бровью бы не повел. – Отчеты пишешь?

- Нет - стихи. - Ви щелкнул ручкой, убрав стержень внутрь, и посмотрел на Юну.

- Стихи? – изумление прорвалось, как наименее безопасная для имиджа эмоция. – Ты поэт?

- Да нет, так, баловство. – Парень закрыл тетрадку.

- О чем пишешь?

- О любви. - Он свесил ноги с подоконника и, положив тетрадь рядом с пепельницей, завертел сигарету в пальцах обеих рук. Челка упала вперед, и он опустил взгляд вниз.

- Ты влюблен? – Юна медленно подкралась к плите. Перекусить чего-нибудь от нервов? Нет, перед сном есть плохо. Для фигуры, для здоровья. Лучше попить воды и всё.

- Нет! – живо покачал головой молодой человек. – Нет, я не влюблен.

- Как же тогда можно писать о любви? О ком? Или это так, рассуждения для себя?

- Для себя? – Ви быстро поморщился, на миг скосив губу, и опять разгладил лицо. – Я никогда ничего для себя не делаю, - Юна недоверчиво бесшумно хмыкнула.

- Ничего и никогда? Дашь взглянуть на стихи?

- Нет, - накрыл ладонью тетрадь Ви, хотя Юна и не шелохнулась.

- Почему? Это же ни о ком-то конкретном…

- Ну… в какой-то мере, может быть, о ком-то конкретном. О Ней, - мечтательно поднял он взгляд к потолку, будто на нём была фреска с портретом. Юна едва удержалась, чтобы не задрать голову и не посмотреть над собой.

- О Ней?

- Да, абстрактной идеальной девушке, в которую я уже влюблен, и которую я когда-нибудь встречу.

- И как она выглядит?

- Без понятия. - Ви спрыгнул на пол, достал из заднего кармана зажигалку, забрался обратно, закурил.

- А ты сам… разве идеальный, чтобы претендовать на идеальную? Вот, куришь, например, - сжала лицо в жеманную гримасу Юна, отступив на шаг, избегая дыма. Парень поднял руку и приоткрыл окно, повернув ручки.

- А я разве выдвигал какие-то критерии? Я не претендую на идеальную в твоём понимании, у меня есть своё. Я, может так случиться, тоже в чьём-нибудь понимании идеальный.

- А если нет?

- Ну нет, так нет, - спокойно улыбнулся он, втянув в себя табачное облако. Изо рта вырвалось ровное колечко.

- А ты давно знаешь Хосока? – Юна вновь подкралась поближе.

- Очень.

- Вы дружите, да? Крепко? – Ви кивнул. – То есть, мне бесполезно пытаться подкупить тебя или уговорить поступить в разрез с желаниями твоего товарища?

- Абсолютно. А чего ты хочешь? Если свободы, то ты знаешь, что тебе нужно просто уступить его просьбе.

- Уступить просьбе… - Девушка прислонилась к рабочему столу и, набравшись смелости, протянула руку. – Дай затянуться один раз, пожалуйста. - Ви округлил глаза, едва не угорев в процессе производства дымных колец.

- А ты куришь?!

- Никогда в жизни даже не пробовала. - Молодой человек плавно протянул ей сигарету. Юна усомнилась мимолетно, растопырив два принимающих пальца. Философски изрекла: - Свобода… иногда получая маленькую свободу, мы попадаем в большое рабство. - Затыкая себе рот, она поспешно затянулась и, вдохнув в себя, дико закашлялась. От крепкой и отвратительной горечи заслезились глаза. Ви поспешил налить из кувшина стакан воды и протянул ей. Хрипло выдавив «спасибо», Юна запивала жадно никотин, но его гадкий вкус не уходил.

- Ну вот, угроблю тебя, меня по голове не погладят, - запричитал Ви, судорожно найдя в закромах клубничную жвачку и протянув её после того, как девушка откашлялась.

- Хосок тебе только благодарность выпишет, - закинула пластинку в рот она, вернув парню сигарету.

- Неправда, он никогда не радуется чужим бедам. Злорадство не сильная его сторона.

- А что у него вообще из сильных сторон? Женитьбы он боится, деньги не его, и он их потерять боится. Вернее, не получить… В чем он силён?

- Боится – это громко сказано, - Ви принялся докуривать. – Он просто не хочет. Если бы по-настоящему надо было, и от свадьбы зависело что-то, чья-нибудь жизнь, чьё-нибудь счастье, он бы согласился. Хосок ничего не делает для себя.

- Как, и он тоже? – Юне показалось, что ей вешают лапшу на уши. Ладно этот поэт-романтик с плутоватыми улыбкой и взглядом потенциального бабника и голосом, которым, наверное, разговаривал Вальмон из «Опасных связей»*, дурманящий и впитывающийся куда лучше, чем эти дурацкие сигареты. – То есть, Хосок – бескорыстный рубаха-парень, желающий всем счастья и способствующий ему? Не смеши. Он эгоист до мозга костей, как я поняла.

- Значит, неправильно поняла, - пожал плечами Ви. Вздохнув, Юна выпила ещё воды и побрела пытаться уснуть. Если зависит чьё-то счастье, то он согласится, говорите? Нет, вряд ли она посмеет, как и он, пойти в открытую игру. Она просто не имеет права разглашать не свои секреты. За почти пятнадцать лет она научилась молчать и хранить тайны.