Страница 1 из 4
Александр Неверов
ГОРШКИ
Рассказы
Горшки
Купил Поликарп два горшка на базаре. Цену не малую дал по нынешним временам, вез осторожно. Чуть где кочка подвернется на дороге, Поликарп в испуге на лошаденку кричит:
— Тпру!
Возьмет на руки оба горшка и держит, словно ребятишек.
— Штука больно ненадежная — из глины. Я теперь и глина дороже денег…
Приехал домой, Семениха, жена, обрадовалась.
— Купил, мужик?
— Тише, тише хватай, не расшиби!
Гладит Семениха горшки, словно волосы расчесывает, улыбается.
— Сколько дал, мужик?
— Дорого. По три миллиена за каждый.
Тут Семениха на Яшку посмотрела:
— Смотри у меня, не дотрагивайся.
И Дуньке девчонке наказала:
— Не балуй, дочка: глиняные они. Уронишь на пол — расшибутся…
Ночью Семенихе сон нехороший приснился: будто кот шабренкин в избу зашел и давай блудить. Крикнула Семениха на него, кот напугался, да прямо с лавки и махнул на полку в чулане. А горшки друг с дружкой стояли на этой самой полке. Так и прострелило Семениху в бок и спину. До вторых петухов уснуть не могла.
Утром стряпали.
В одном горшке щи заварили, в другом — кашу.
Поликарп сам находился около печки, дергая Семениху за рукав.
— Тихонько суй! Не толкай ухватом в горшок!
Щи до обеда за заслонкой стояли, чтобы навару больше было, а кашу Семениха студить вытащила. Лучше она холодная, если ее с молоком. Поставила на окошко, сама подумала.
— Кабы не случилось чего!
Хотела на другое место переставить, да с кумой Агафьей заговорилась. Заговорилась и забыла про кашу, ушла до соседки. А там опять разговоры: Лукерье рассказала, Прасковье рассказала, что купили они два горшка по три миллиена за каждый. Очень уж горшки хорошие! В два дня не перескажешь всего: каленые, и бока у них писаные. Постучишь по ним пальцами, а они, как колокол, как колокол — истинный господь!
В это время Яшка прибежал с улицы.
Шмыгнул носом два раза, видит — горшок на окошке стоит. Надо же его посмотреть. В избе — никого. Подошел бочком с оглядкой, потрогал ладонью — горячий. Заглянул в нутро.
— Каша!
Как не попробовать из нового горшка! Сунул палец — жгется. Облизал скорее, чтобы не больно было — за ложкой метнулся в чулан. И каши совсем не хотел, на улицу торопился, ну, а горшок-то новый.
И Дунька с улицы прибежала.
Увидала, кашу ест Яшка из нового горшка позавидовала.
— Ты чего делаешь?
— А тебе чего надо?
— Я скажу маме!
Замахнулся Яшка ложкой, раз! Дуньку по лбу.
Дунька сдачи дала.
Сцепились около нового горшка — дым пошел.
После на иконы Дунька божилась, что это — не она. И Яшка после сквозь землю провалился, что это — не он…
Прибежала Семениха от соседки, а горшок — на полу.
Нет, не горшок: три половинки.
Трепала-трепала Яшку с Дунькой — какой толк! Убей мальчишку с девчонкой — все равно горшок не поднимется.
Ну, и Поликарп тоже трепал-трепал Яшку с Дунькой, и Семенихе попало зараз. Какой толк! Опять поезжай на базар за новым горшком, готовь три миллиена. А они опять разобьют.
Беда!
Стал Поликарп думать: какое дело ребятишкам найти? А без дела дураками вырастут. Только и научатся горшки бить да в картишки играть по ночам у Соломихи. Думал-думал — никак не подыщет такого дела. В сапожники отдать — некуда. В город отвезти — малы да и грамоту надо знать. В городе без грамоты в дворники никто не возьмет.
— Стой! Надо их выучить. Обязательно в школу отдать…
Хорошее дело придумал Поликарп: все ребятишки должны с этого начинать. Побегал до семи лет, а на восьмом сумку с книжками надевай да уму-разуму набирайся, чтобы большому легче было жить.
Только вот беда какая: решил Поликарп в школу отдать Яшку с Дунькой, а школы и нет в деревне у них. Впрочем, это не совсем так. Надо по порядку рассказать. Есть у них школа, на пустыре стоит, с тремя окошками на «главную» улицу. При старом режиме строили ее. Не нашли места в улице, выкинули на пустырь. Старики допрежде так рассуждали: и тут хорошо — не казенка. Ну, вот, школа есть. Только вот — беда какая: в школе нет ничего. Сколько лет воевали мужики! Совсем забыли про школу. То красные остановятся в ней, то — белые. Кто доску отдерет, кто наличник сорвет. Было десять парт, и те сожгли от нужды проходящие солдаты. Остальное свои деревенские растащили. Учительница, которая работала в школе, поступила в Совет волостной, потому что ей нечего делать в разоренной школе.
Вышел Поликарп на пустырь, обошел вокруг школы два раза, головой покачал: тут Яшку с Дунькой не выучишь. Ни одного окошка целого нет, и помет лошадиный на полу валяется. Ветер свищет по углам, галки прутьев натаскали гнезда вить. Плохо! А выучить Яшку с Дунькой надо. Теперь они глупые, на улицу торопятся, улица слаще всего. Вырастут большие, отца с матерью будут ругать.
— Старые черти, вы виноваты — ничему не учили…
В чужое село везти за восемь верст, дорого больно. Если на лошади возить каждый день утром и вечером — сколько концов сделаешь? Влезет тогда ученье в копеечку. А выучить надо. Не хочется дураками пускать.
Не думал раньше Поликарп. Бегал по улице Яшка, и ладно. Не мешает в избе под ногами, и то хорошо. А разбили горшок они с Дунькой — еще припомнилось кой-что: спички иногда пропадали из печурки, табак из кисета. Тоже Яшкино дело. Таскал по глупости, а он, Поликарп, не догадывался. Потом по глупости будет Яшка хлеб из амбара таскать. Потом по глупости в тюрьму угодит. Был такой случай в прошлом году у Ивана Ефремова. Один сынок, можно сказать, Гришка-то! С двенадцати лет гармонь начал раздувать, на пятнадцатом — амбар подломал. Достукается и Яшка до этого.
Задумался Поликарп.
— Как тут быть?
Не один Яшка собакам хвосты крутит на улице. Иди из избы в избу — все ребятишки неграмотные. Учить, так всех учить. Тут и засела Поликарпу хорошая мысль.
— Надо попробовать!
Услыхали Яшка с Дунькой, хвалятся:
— Тятя нас учить хочет.
— Где?
— С места не сойти!
Над Яшкой с Дунькой смеются и над Поликарпом смеются.
— Еремеев наш в науку броситься хочет… Яшку в писаря, Дуньку — в коммунистки…
— Дошлый, черт!
А y Поликарпа своя линия на уме. Зашел раз к Петру Никанорычу — покалякали. Так и так, говорит, надо бы школу поправить. У Петра Никанорыча тоже двое поспевают к учению. Это, говорит, дело хорошее. Трудно только, дорого встанет. Неграмотный был Поликарп, Начал по пальцам выкладывать. Если, говорит, ты да я — двое. Да еще двое пристанут. Без училищи никак нельзя. А Петр Никанорыч такой мужик: — тронь его хорошенько за живое — не удержишь. Стал ему Поликарп рассказывать, как плохо будет, если ребятишки неграмотными останутся на всю жизнь, он и говорит:
— Правильно ты глядишь, Поликарп: без грамоты нашим ребятишкам никак нельзя. Давай действовать обоюдно.
В деревне, где жил Поликарп, мужик — Занозой звали — больно насмешник был. Начни чего-нибудь делать — языком звонит на всю улицу: эта — ста игрушки одни! Услыхал он — училищу Поликарп хочет строить, и пошел хвостом вертеть, как овца от комаров. Ха-ха-ха! хи-ха-ха! Встретились у Митрофана Полосухина, Заноза — с насмешкой:
— Зря, Еремеев, суешься, ничего не выйдет…
А у Поликарпа своя линия на уме.
Дело больно простое тут. В нашей деревне сто двадцать дворов. Значит, сто двадцать хозяев. И вот, скажите мне на милость теперь: чего мы не можем сделать? Стены у школы есть, крыша есть, и половицы целы. Двери тоже не тронуты. Нарочно ходил туда осматривать. Вот и думаю я теперь: сто двадцать хозяев. Если по миллиену кинем, — сто двадцать миллиенов. А если сразу по пяти — это сколько будет? Пересчитай, Митрофан.