Страница 60 из 127
- Чернушка, что с тобой, что случилось?
А в ответ она только сильней заплакала, а потом, всхлипывая, проговорила:
- С мамой плохо, никого не узнает. Ее уже в больницу положили, в психиатрическую. Телеграмма сегодня пришла к тете.
Глажу ее по волосам, по плечам, пытаюсь ее успокоить:
- Не плачь, может быть, еще выздоровеет. А своими слезами ты ей не поможешь.
- Не знаю, врачи говорят, надежды почти никакой, что она поправится.
Присел рядом, обнял за плечи, мне стало жаль девушку с таким горем. Она положила голову ко мне на грудь, плач ее потихоньку стал затихать, как будто она находила успокоение у меня. Прижал покрепче, стал баюкать, как маленькую девочку, она вообще притихла и закрыла глаза. Так мы сидели минуту - другую, когда неизвестно от чего на меня напало возбуждение. Я видел через приоткрытый ворот платья ее грудь, мне невыносимо захотелось коснуться ее, целовать и мять. Не выдержал, одной рукой продолжал обнимать девушку, а второй принялся расстегивать пуговицы, полностью распахнул ворот и стал гладить грудь поверх бюстгальтера. Девушка затаила дыхание, но нисколько не сопротивлялась. Я поощряемый таким знаком, высвободил грудь, стал поглаживать, а потом целовать ее, возбужденно торчащий сосок.
Горя страстью, из последних проблесков разума оставил девушку, стал подпирать дверь стулом, для верности прислонил еще стол. Почти бегом отправился к неподвижно сидящей с закрытыми глазами девушке, на соседнем столе расстелил свою зимнюю куртку, а потом лихорадочно, едва не обрывая пуговицы, принялся раздевать Чернушку. Она покорно стояла, подняла руки, когда я через голову снял платье, а потом белье. Положил уже голенькую на стол, сам разделся и, позабыв даже надеть презерватив, вошел в тугую плоть, прорывая последнюю девичью защиту. Она вскрикнула, а потом прижала меня к себе и не отпускала, пока я не излился в нее. И тут наваждение покинуло меня, мне стало стыдно, что воспользовался слабостью девушки. Шепнул ей: - Прости, - быстро оделся и ушел, даже сбежал, едва не позабыв куртку.
Потом, встречая девушку в коридоре или в аудитории, виновато опускал голову, старался избегать ее. Через месяц ее уже не было, как мне сказали девушки ее группы, уехала домой к матери, той стало совсем плохо. Я старался забыть о происшедшем, совесть укоряла, как будто изнасиловал доверившуюся мне невинную девушку, несмотря на ее покорность моей похоти. Время постепенно стерло из памяти минувшее, до сегодняшнего дня я даже и не вспоминал Чернушку. Вот теперь, через два с половиной года, прежнее напомнило о себе, девушка по неизвестной мне причине умирает, а сын, родившийся от той единственной близости, ждет меня. Опять, как тогда, заныло сердце, чувство вины перед Чернушкой за ее загубленную жизнь, а теперь и перед сыном, оставшемуся без отцовской заботы, разбередило душу.
Наутро после завтрака сказал подругам:
- Мне надо ехать в соседнюю область. На сколько дней - не знаю, оттуда позвоню вам.
Все озадаченными глазами смотрели на меня. Прервала молчание Таня:
- Сережа, что случилось?
- Меня позвали к сыну.
Алена не выдержала, с нетерпением высказалась:
- К какому сыну, кто позвал? Сережа, объясни, пожалуйста, подробно, а то из тебя каждое слово надо тянуть!
Сам понимаю, что вызываю своими ответами только больше вопросов, но мне трудно изъясняться, тяжкий груз вины не дает мне спокойно думать и говорить, все через силу.
- Сын мой, а позвала его мать, она училась со мной на первом курсе. Уже вторую ночь зовет меня, говорит, что умирает, просит забрать сына к себе. Слышу только во сне, наверное, пробивается ко мне по менталу.
Все в молчании застыли, никто не понимает, как такое возможно. Но оно напрямую затрагивает меня, значит, и их, теперь думают, как им и мне поступить. Опять первой высказалась Таня:
- Сережа, если ты считаешь нужным, то езжай. Только, пожалуйста, звони, так нам будет спокойнее.
Пожал благодарно ее руку, в душе уже нет сил говорить, она вся разболелась. Через час я уже выехал со двора, на прощание обнял и поцеловал подруг и детей. Идущее от них тепло и надежда согревали истрадавшееся сердце, я нужен им, как и сыну, которого еще не видел. Ехал по улицам, а потом по ровной трассе осторожно, сдерживал себя от желания вдавить на газ и мчаться скорее туда, где ждут меня, где, казалось, в любой час может случиться непоправимое, а я не могу сказать свое "прости".
На дороге почти не останавливался, только по нужде. Под рукой у меня лежала карта соседней области, где я нашел эту деревню, до нее больше трехсот километров. Трасса до областного центра поддерживалась в неплохом состоянии, добрался до нее быстро, за два часа. Но потом, от центра до районного городка Тавра, меня едва не растрясло, выбоина на выбоине, хотя ехал почти по-черепашьи. А от него до деревни дороги практически не было, голая грунтовка, вся в ухабах и рытвинах. Гадаешь, а как же здесь едут в распутицу! Приехал в Кижи уже после обеда, вымотался дорожными испытаниями, но шел упорно к заветной цели. Адреса Чернушки я не знал, спросил пожилую женщину у первого дома на околице, копошившуюся на огороде. Она с любопытством уставилась на меня, нисколько не скрывая праздный интерес, потом все же ответила, переспрашивая: