Страница 24 из 127
- Сережа, посиди со мной, пожалуйста.
Я вернулся, поставил стул рядом, сидел и смотрел на нее, пока она пила чай. Поставив пустую кружку на подставку, девушка неожиданно для меня взяла своими руками мою ладонь и сжала ее. Казалось, между нами прошел разряд, подобный тому, что случился на занятии. Волна чувств от девушки на мгновение захлестнула меня, я почувствовал ее бескрайнюю любовь ко мне, тоску по ласке и огромную надежду на близость между нами. Я даже вздрогнул, наваждение схлынуло, но жалость к бедной девушке, желание помочь ей хоть в чем-то не пропала. И совсем не удивился, когда услышал невозможные для невинной скромницы слова:
- Сережа, возьми меня, пожалуйста.
Встал, закрыл на ключ дверь, а потом подошел к Кате, неотрывно смотрящую на меня своими огромными глазищами. Раздел ее, принялся целовать от закрытых глаз до ступней, она только приглушенно стонала. Разделся сам и медленно ввел свой напряженный орган в ее тугое лоно, прорывая девственную плеву. Девушка вскрикнула, прижала меня к себе изо всех сил и содрогалась при каждом моем вхождении в ее плоть. После соития почти без перерыва, не смотря на боль в кровоточащей ране, вновь возжелала близости, и так мы повторили еще несколько раз, пока она без сил не откинулась на кушетке. Мы не вернулись на занятия, я проводил ее домой, там никого не оказалось, родители и старший брат на работе. На девичьей постели вновь продолжили наше безумство, только к вечеру оторвались друг от друга, после совместного ужина я отправился на работу в комбинат.
Ни у кого из моих подруг не было столько страстности, как у Кати, море ее эмоций захлестывало нас обоих. Ее энергетика отличалась огромной силой, намного превышая мою или Наташи, я тонул в пучине ее наслаждения, почти теряя сознание, такого со мной никогда раньше не происходило. Но она не тянула из меня жизненную энергию, напротив, я чувствовал прилив сил и отдавал их в новых совокуплениях, нашему безумству не было предела. Мы почти каждый день после занятий отправлялись к ней домой, проводили в постели долгие часы. Потом ночью у себя дома с новой энергией набрасывался на Наташу, видел по ее глазам, что она поражалась моему неистовству в нашей близости, но отвечала охотно, связь между нами расцвела особой сексуальной раскрепощенностью. Вот так Катя своей аурой повлияла на мое мужское либидо, сделав его практически неистощимым.
Я еще в первый день нашей близости предупредил Катю, что у меня есть невеста и у нас скоро будет свадьба. В первое мгновение она расстроилась, а потом ответила:
- Я люблю тебя, Сережа, буду ждать, чтобы ни случилось. Даже минуту счастья с тобой ни на что не променяю. Люби меня, пожалуйста, хоть немножечко!
Когда в начале весны сообщил Кате о скорой свадьбе, она только вздохнула и повторила, что будет ждать меня сколько угодно. Связь с ней я не прервал еще долгие годы, мы продолжали любить друг друга также неистово, забывая о всем окружающем.
В феврале мне исполнилось восемнадцать, именины по моему настоянию отметили скромно. Никого не приглашали, пришли только родные, мама с папой и вернувшийся из армии брат. Колю при первой встрече я едва узнал, вместо веселого и жизнерадостного парня из моей памяти увидел замкнутого, даже не улыбнувшегося мне, с затравленным взглядом бедолагу. Видно, на службе ему здорово досталось, но о ней он рассказывал с неохотой, да и вообще не был разговорчив, на мои вопросы отвечал скупо, сам не пытался расспрашивать меня о моих делах. Первое общение выдалось тягостным, как с чужим человеком, видел, как горестно смотрела на него мама, да и отец вздыхал украдкой, поглядывая на старшего сына.
О порядках в армии я наслышался немало, от отслуживших ребят из нашей группы, среди рабочих цеха. Дедовшина, недокорм, казнокрадство, привлечение на хозяйственные работы в усадьбах высших офицеров и генералов, слабая боевая подготовка - об этих и других проблемах в армии не толковал только ленивый. За время правления нового режима она просто деградировала, наверное, высшие умы государства посчитали не столь ее нужной, коль нет противостояния с капиталистическим лагерем. Вооружение почти не возобновлялось, мощный военно-промышленный комплекс распался без государственных заказов, заводы и закрытые учреждения выживали конверсионной продукцией, специалисты и рабочие уходили в частные предприятия или влачили полу нищенское существование.
Даже те малые средства, что выделялись из бюджета на нужды армии, разворовывались армейскими чинами, солдаты жили впроголодь, в обветшавшем обмундировании, оставшемся с советских времен, боевые учения, стрельбы случались совсем редко, может быть, раз в год или два. Правда, по сообщениям СМИ, в последние годы руководство страны спохватилось, стало хоть как-то наводить порядки. Пошли чистки среди высшего командования, увеличили оклады офицерам, стали набирать контрактников. В военную промышленность, вернее, ее жалкие остатки, пошли первые заказы на новую боевую технику, но о прежнем уровне даже речи не шло, как по мощи оружия, так и боеспособности личного состава. Развал армии сказался на духе солдат, их моральном состоянии, жестокость и выживание за счет другого, более слабого, стали жизненным законом среди рядовых и сержантов.
За прошедшие после возвращения брата месяцы мы почти не общались между собой, знал от отца, что он пошел работать в строительную компанию, долго там не удержался, сам уволился, думаю, стал там изгоем и не выдержал издевательств. Отец взял его к себе, как и меня, учеником, оберегает старшего под своим крылышком, среди рабочих к Коле вовсе не доброжелательное отношение. Я нередко захожу в цех к отцу навестить его и других знакомых, услышал, как один из старых рабочих высказывался о нас: