Страница 43 из 217
На столиках таблички с тонким меню и на каждом стояли букеты темно-фиолетовых роз.
Через панорамные окна проходил солнечный свет и лучик солнца проникал внутрь, освещая все на своем пути: столешницы, полы, даже людей, которые сидели дальше нас. Лучики мягко касались их кожи, радужно переливаясь.
Мне вспомнилось детство. Когда родители приводили меня в похожее место и мы все вместе сидели, каждый раз пробуя что-то новое. Я вдохнула стоящий запах здесь и снова оказалась в детстве, пусть даже и не на долго. Чувствую, как меня трясут за плечо, и я оборачиваюсь.
– Что-то не так? – спрашивает Питер, наклоняя голову.
– Все в порядке. Просто воспоминания.
Питер улыбнулся и кивнул. Он махнул вперед, подзывая идти следом. Мы уселись за скромный, овальной формы, столик с пышным букетом темно-фиолетовых роз, и Питер сразу сделал заказ, приглашая официанта.
– Расскажи о них, – просит Питер, упираясь локтями вперед.
Я приподнимаю бровь и озадаченно начинаю глазеть на него. Он, скорее всего, шутит. Пожав плечами, качаю головой, но щеки пылают огнем.
– Воспоминания они на то и есть, чтобы о них вспоминать. Не больше, – проговорила я.
Питер минуту смотрел на меня, изучая, в глазах читался некий вопрос, но он отстранился от меня и покачал головой.
Парень дотянулся до серебряного ножа возле себя и стал крутить металл, стуча ногой под столом. Он приподнял густую бровь и поднял на меня сияющие глаза.
– Ты не хочешь говорить или просто не доверяешь мне? – сомнительно лепечет Питер.
Я выдыхаю, но все еще чувствую давление. Подтянувшись, всплескиваю руки в стороны, отрицательно мотая головой.
– Дело не в желании или доверии. Просто не хочу обжечься.
Питер удивлённо пялится на меня, будто видит меня в другом свете, но только хочет что-то вымолвить, как к нам уже подходит красногубая, с пышными формами, официантка.
На ней висит шотландская юбка, белая блузка, которая вытягивала и подтягивала всё, что возможно, и серые боты.
Питер быстро сделал заказ, даже не взглянув на нее. Затем раздосадованная Мисс засеменила в свой пчелиный рой, где кипела жизнь.
Ожидая заказ, мы оба молча глядели в окно, где блуждали люди, полностью заселенные в своем нескончаемом потоке мыслей. Я не знала, как начать разговор, а Питер, возможно, дулся на меня, лишь потому что я не такая открытая, как хотелось.
Я не могу говорить ежесекундно и при этом видеть, что меня никто не слушает. Да, я не выделяющаяся ничем личность, постоянно в себе, в книгах, и думаю иначе.
Но это я. Я такая, какая есть и, видимо, это уже не исправить.
Следующие пару часов все прошло, как в тумане: мы молча съели французские круассаны и запили крепким горячим кофе. Все было прекрасно, но я не чувствовала того же внутри. Я нутром ощущала, что он что-то не договаривает. Волки, Бездушные... За этими сказками есть что-то более важное. Я уверена в этом.
Официантка принесла счет. Питер расплатился и, когда Мисс забирала счет обратно из рук Питера, официантка все еще заигрывала с ним, но парень даже не обращал на нее внимания и мне так ничего не сказал.
Мы вышли на уличные аллеи, однако, сделав несколько шагов в сторону своего дома, Питер поймал меня за локоть.
– Послушай, если ты мне доверяешь, просто скажи.
Он выдерживает свой пристальный взгляд на мне, пока я пытаюсь совместить его слова в одну картинку и сопоставить предложения.
Я резко выдернула руку и указала на него, сощуривая глаза. Что ж, раз так, то пора бы выкладывать карты на стол. Причем все, а не частично.
– Ты говоришь это мне? А не хочешь ли ты мне рассказать, или точнее... досказать что-то, а? – кричу на него, уже не в состоянии что-либо сдерживать внутри.
Осенний ветерок пытался сдуть наши тела, пока Питер прожигал дыру в моей груди.
– Я не могу тебе что-либо сказать конкретного, это не мой секрет. Я сказал тебе основное, признаю, но второй части не скажу.
— Почему?
— Это слишком опасно. – Он опускает голову и делает несколько шагов назад, пряча длинные пальцы в карманы. – Видимо, я ошибался, соизволив рассказать тебе об этом и вообще объявиться, – говорит он натянуто.
Чувствую себя скверно, и перед глазами всё мерцает, растекаясь в одно серо-рыжее пятно.
Его слова, как пощечина, теперь горят во мне. Мне хочется сделать ему больно, как он сделал мне. Гнев застилает веки, не успеваю я даже распознать, где реальность, а где злые игры воображения. Я сжимаю кулаки и воплю, выгоняя "демонов" из себя: