На пороге зимы

Пока что ясно было одно — вокруг Северной войны сплелся тугой клубок чужих интересов. Обычное дело, пока сам не окажешься посреди шипящего кома. Оставалось шагать взад-вперёд по тесной спальне, то застывая у окна, то подбрасывая дров в огонь, и надеяться, что завтрашний день принесёт хоть часть ответов.

Стук в дверь застал Ардерика у камина. На пороге стоял Такко — плащ распахнут, вызывающе зелёная рубаха постирана и залатана, на груди медальон с гербом.

— Вас маркграф зовёт, — проговорил он. Упёрся обеспокоенным взглядом в разметавшегося по шкурам Верена и перенёс было ногу через порог.

— Идём, раз зовёт. — Ардерик преградил ему дорогу. — Всё с ним в порядке. Выспится и будет как новый.

Мальчишка нахмурился, но отступил, кивком приглашая в коридор, откуда повеяло почти уличным холодом. Ардерик натянул Верену одеяло до подбородка, поставил поближе опустевший до половины кувшин и вышел.

***

Узкая лестница привела вниз, к кладовым. Такко уверенно распахнул нужную дверь, и Ардерик перестал жалеть, что не взял плащ — в каморке было ощутимо теплее, чем в коридоре, благо свечей горело мало что не сотня. В середине, на поставленных друг на друга скамьях лежало тело убитого. Над ним возвышался Оллард, рядом протирал инструменты замковый лекарь.

— Узнаю школу старика Талларда, — кивнул Оллард на тело вместо приветствия. — Нынче редкость, когда женщина носит доспех не для красоты.

На освобождённом от одежды теле рана была хорошо заметна — на два пальца выше и левее ярёмной впадины. У Элеоноры была твёрдая и верная рука. Рана стала шире, и было легко представить, как лекарь разводил щипцами края, высматривал с увеличительным стеклом осколки зеркала, вводил пинцет, чтобы определить глубину.

Пока лекарь складывал инструменты, Оллард обратился к Ардерику

— Посмотрите внимательно. Вы уверены, что это не Шейн Эслинг?

— Да, — Ардерик ещё раз вгляделся в лицо убитого и не сдержал разочарованного вздоха. — Уверен. Этот моложе и нос вроде покрупнее.

Он коснулся холодного плеча, белого, как мел. Тело окоченело, мышцы были тверды, как дерево. Ардерик проследил пальцами вены, вокруг которых пора бы расцвести тёмно-красным пятнам остановившейся крови, но вся она осталась на шкурах, выпущенная смелой рукой. Безжизненную белизну оживляла только огненная рыжина волос.

Стоило отвести взгляд от лица, и казалось, что это Шейн лежит на широкой скамье. Как же близка была полная победа!

— В полумраке я мог бы перепутать, — выговорил он. — Рост, телосложение, волосы — точь-в-точь младший Эслинг. И откуда он взялся?

— Очевидно, бастард старого барона, — пожал плечами Оллард. — Чем ещё объяснить такое сходство.

— Мало разбавляли северную кровь, — зло выплюнул Ардерик.

— Порода, — отозвался Оллард. За лекарем захлопнулась дверь, и граф продолжил: — Я позвал вас посоветоваться. Как думаете, сколько он мог прожить с такой раной?

— Не успел бы досчитать до ста.

— А сказать что-нибудь успел бы?

— Едва ли. — Видал Ардерик парней с клинками и арбалетными болтами в горле, и немногие могли выдать что-то кроме бульканья и хрипа. — Не больше, чем тот камнеед, которого вы мастерски уложили стрелой.

Оллард чуть усмехнулся — уголки губ дёрнулись и снова застыли. Точно каменный идол, получивший новую жертву. Не сразу и разберёшь, кто живее — лежащий на лавке или стоящий над ним. Убитый, пожалуй, даже поживее будет, его согревала рыжина, а у этого лицо — словно жила мертвенного-белого кварца в буром граните.

— Сразу видно опытного воина, — заговорил Оллард, разрушив морок. — Лекарь сказал то же самое, но ему потребовалось с четверть часа, чтобы раскрыть рану и сказать точно. Танкварт, ты свободен. Иди наверх.

Ардерик и забыл о лучнике — он, как оказалось, затаился в тёмном углу и сидел тише мыши. При взгляде на его разочарованное лицо было трудно сдержать смех: ни дать ни взять, обиженный мальчишка, которого отправили спать пораньше, не дав послушать занятные взрослые разговоры.

— Я не дорисовал узор, — попытался отговориться он. В руках у него лежала гладкая доска и несколько листов бумаги, на верхнем из которых был наполовину срисовано выпуклое плетение с рубахи убитого.

— Марш в тепло, — одними губами добавил Оллард, и лучник наконец убрался.

Ардерик глубоко вдохнул. Сейчас станет ясно, зачем его в действительности позвал маркграф.

— Я позвал вас, чтобы поразмышлять ещё кое о чём, — начал Оллард, едва за мальчишкой закрылась дверь. — От барона нынче мало толка, но вы ведь тоже неплохо знаете Шейна. Пусть не знакомы лично, но слышали о нём, сталкивались в бою. До сего дня вам удавалось просчитывать его намерения лучше, чем барону. Давайте вместе подумаем, что могло им руководить?

Мало толка — вот и всё, что дозволено Ардерику узнать о допросе барона? Надежда на единение, появившаяся было в погоне за Шейном, растворилась.

— Очевидно, что без барона не обошлось, — продолжал Оллард. — Я было решил, что младший Эслинг ждал от брата подвоха, потому и послал вместо себя двойника. Но соваться в покои баронессы самому — чистое самоубийство. Окажись барон предателем, Шейна ждала бы засада и в лесу.

Отмалчиваться было неловко, и Ардерик разлепил губы:

— Он же шёл к замку мимо этого леса и мог проверить. Если помните, он задержался там, прежде чем повернуть на пустошь. На свежем снегу хорошо видны следы, и Шейн знал, что с утра в лес никто не ходил.

— Тогда зачем ему двойник? Заметьте, не просто помощник. Человек, в сумерках похожий на него, как близнец.

Ардерик пожал плечами. Одна тьма знает, чего ради граф ввязался в это дело, но ухо надо держать востро.

— Мне нужна ваша помощь, — негромко продолжал Оллард. — Никто лучше вас не сможет вжиться в шкуру Шейна. Представьте, что вам нужно проникнуть в замок и забрать госпожу Элеонору. Как бы вы поступили?

— Мне?.. — Ардерик недоумевающе поднял голову. — Я?..

— Отнеситесь к этому, как к игре. Вы воин, вы умеете ставить себя на место врага. Представьте: ваш замок, ваши родовые владения захвачены близким родственником. Вы хотите вернуть их, а заодно поквитаться с теми, кто лишил вас всего: чести, имени, власти…

Будь воля Ардерика, он бы огнём и мечом выгнал Виллардов с родовых земель. Пусть он сам и не помнит уже, когда что сеять и жать, но мать с отцом пока в силах. Ждут, что после Севера он наконец женится, благо тридцать лет то ли минуло в прошедшем году, то ли будет в следующем…

Как же, женишься тут теперь. Знать бы, есть ли у Шейна жена и дети? И если есть, то где? Неужели живут там же, в промозглой морской крепости?

Будто прочитав его мысли, Оллард добавил:

— Вы знаете, что в условленное время вас будет ждать женщина, которая… с которой…

— С которой что? — спросил Ардерик с вызовом и тут же обругал себя. Вот же дурак — замечтался, как мальчишка, принял на свой счёт. Этак недолго и сболтнуть что-нибудь такое, чего не разгребёшь.

— И об этом я тоже хотел поговорить, — тут же подхватил Оллард. — Будем откровенны. Сдаётся мне, размышляя о намерениях Шейна, мы упускаем из виду одну важную вещь. Госпожа Элеонора воспитана по имперским меркам. По меркам своего рода, если понимаете. Её любезность и обычная для светской женщины обходительность могли быть восприняты её северными родственниками… неверно. Как вы считаете?

— Я считаю невозможным обсуждать женщину за её спиной.

— Это делает честь вашей добродетели. Но вернёмся к Шейну, который, как можно предположить, добродетелью отягощён не был.

Оллард шагнул с места, где с начала разговора стоял каменным истуканом, и Ардерик подавил желание отступить. Пока между ними лежало мёртвое тело, было как-то спокойнее. А, да не плевать ли теперь? Пусть между ними стояла бы хоть сама смерть — разве Ардерик не смотрел сотни раз ей в лицо?

— А я, знаете ли, не отягощён обходительностью, — сказал он. — И не обучен понимать намёки.