На пороге зимы

— Я должен был сразу сообразить, что только у тебя могло хватить запала забраться так далеко. В этом мы с тобой оказались неожиданно схожи. Снова. Садись! Наш последний разговор окончился не так, как мне хотелось.

— Ещё бы. — В горле пересохло, слова проталкивались с трудом. Такко отлип от стены, примериваясь, сможет ли дотянуться до меча. Но он лежал слишком далеко, и Такко осторожно опустился на мешок, держа оружие в поле зрения. Может, удастся заболтать маркграфа, как в прошлый раз?..

— Что было в замке той ночью? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Суматоха, — пожал плечами Оллард. — После того, как ты выкинул из окна куклу, новые няньки Агнет как с ума сошли. Когда я вышел, услышал только стук копыт — они умчались в город, голося, как на пожаре. Остальные слуги стояли вокруг куклы белее мела. Увидели меня и склонили головы. Я сказал им, что с рассветом здесь будут гости и чтобы бежали подальше. Ни один не шевельнулся. Старые, верные друзья! Вместе мы разломали и сожгли обеих кукол, а металлические остатки бросили в пруд. Механизмы в подвале я разобрал, кости мы зарыли в вольере. Утром явились дознаватели. Я отдал им ключи и сказал, что могут перевернуть замок вверх дном, если хотят, но если ничего не найдут, я потребую возмещения ущерба. Они отнеслись к моему дому бережно. И ничего не нашли.

Перед глазами у Такко замелькали картины: двор, знакомый до последней трещины между каменными плитами, статуи, покрытые первой предзимней изморозью, тайный ход в подземелье… Он поморщился: воспоминания принадлежали ему по ошибке и лежали на сердце тяжёлым грузом.

— Итак, каких-то два месяца в дворцовых подземельях, и я снова чист перед законом, — Оллард неожиданно громко хлопнул в ладоши и развёл руками. — Его величество даже доверил мне некое дело в здешних краях. А как ты поживаешь, Танкварт? За какие подвиги тебе предоставили эти роскошные покои?

Такко поёжился: полным именем его называл только отец и вот теперь ещё маркграф.

— Я служу сотнику Ардерику, — сказал он, надеясь, что имя послужит хоть какой-то защитой. — Он так решил.

— Больше не служишь, — усмехнулся Оллард. — Похоже, он не очень-то дорожит тобой, раз избавился при первом удобном случае.

— Я вам не верю, — выговорил Такко. Не то чтобы он сильно рассчитывал на сотника, но… с ним же Верен… как же так?..

— Иначе я в жизни не нашёл бы тебя, — продолжал Оллард. — Этот замок строили не иначе как в пьяном угаре, в здешнем подземелье можно провести всю жизнь, не войдя дважды в один и тот же ход… Ну да тьма с ним. Коротко говоря, я потребовал помощника, и сотник любезно предложил тебя. Твой друг тому свидетель, к слову, и он ничего не сказал против.

Теперь бесполезно было тянуться к оружию. Разговор напомнил о том, что в замке полно людей, и убийство маркграфа нельзя будет свалить на врагов — ведь ход оканчивался тупиком. Зато Олларду сойдёт с рук всё, что угодно.

— Я не выдал вас, — торопливо проговорил Такко. — Я никому ничего не рассказал. Совсем никому. Здесь тоже никто ничего не знает.

— Я в тебе не сомневался, — криво усмехнулся Оллард. — Вернее, сомневался… пока не спустился в усыпальницу. Я нашёл лук. Ты задержался в замке, чтобы попрощаться с Агнет. Ты бы не выдал меня — ради неё. Не запятнал бы её имя.

— Я и не выдал, — подтвердил Такко. — И не выдам, иначе меня сразу схватят как соучастника. Я просто уеду, хорошо?

— Не уедешь. Тебя схватят в любом случае.

— Снова судебная книга?

— Нет. О книге я позаботился сразу, как забрал тебя из ратуши, но не в моих силах стереть память жителям. Канцелярия идёт по твоему следу. Они знают, что ты жил у меня и мог что-то видеть.

— Ну и пусть. Я ничего им не расскажу. Скажу, что помогал по хозяйству.

— О, в дворцовых подземельях заговаривали и не такие. Происхождение защитило от пытки меня, но не убережёт тебя.

— Но я…

— Нет, не выдержишь. Поверь, Танкварт, чем ближе ты будешь ко мне, тем безопаснее для нас обоих. Перестань дурить, и заключим перемирие. Мы оба хотим жить, как это ни неожиданно, а потому нужны друг другу.

Наверху снова ударил колокол. Такко вобрал спиной и стопами его гул и поймал горящий взгляд Олларда:

— Ты тоже чувствуешь это, верно? Слышишь, как колокольный звон бродит меж стен, как поют камни, видишь тени в углах? Знаешь, я бы рехнулся в ту ночь, когда умерла Агнет, если бы не ты. Я и после иногда разговаривал с тобой… в мыслях. Ночью в камере скучно. Днём ты слышишь, как шумят на площади, как герольды объявляют очередной выезд императора, как сколачивают эшафот — для тебя… А ночью тебя обступают тени. Ты пытаешься работать, но только даром переводишь бумагу. Каждый день ждёшь, что следующий станет последним и ты наконец присоединишься к ним, но дни тянутся один за другим. И ночи… тянутся… одна за другой…

Такко едва удержался, чтобы не кивнуть. Он знал, каково это — когда воспоминания окружают и бормочут из тьмы. Как перешёптываются по ночам камни в стенах, как скользят конные тени на пустоши, как прошлое висит камнем на шее и тянет в трясину, пиявками высасывает силы и разум.

Лампа зашипела и погасла. От факела оторвался кусок горящей пакли, заставив и его мигнуть. Света стало ещё меньше. По углам снова закопошились крысы.

— Знаешь, что было самым трудным в тюрьме? — негромко продолжал Оллард. — Воспоминания. Раньше я делил их с Агнет. У нас до поры до времени были общие родственники, а потом — всякие там друзья семьи, слуги, горожане… праздники, путешествия… Этого хватало, чтобы хранить в себе то, что ей не следовало знать. Память — тяжёлый груз, она давит на меня днём и ночью. То, что я разделил её часть с тобой, выглядит, как насмешка судьбы, но теперь у нас больше общего, чем можно было представить. Наш последний разговор окончился плохо. Но больше тебе нечего бояться.

Такко встряхнулся. Нет уж, он не позволит снова себя околдовать.

— Я вам не верю, — сказал он и упрямо вздёрнул подбородок. — И ничего не боюсь.

— Похвально, — улыбка тронула губы Олларда. — Вот теперь я тебя узнаю. Сейчас глубокая ночь. Иди-ка отоспись нормально, а утром поговорим снова. И не забудь заглянуть к сотнику — думаю, у него найдётся для тебя напутствие.

Он поднялся и распахнул дверь, так и не коснувшись оружия:

— Иди!

Такко метнулся в коридор, до последнего ожидая, что на плече сомкнётся рука или в спину полетит нож. Но всё обошлось, и он почти побежал по коридору. Сзади послышался шорох, но Такко не обернулся. Он жаждал одного — поскорее убраться из замка. Куда угодно, хоть в горы к Шейну Эслингу… впрочем, там его точно разобрали бы по косточкам, припомнив каждую посланную без промаха стрелу.

***

— Я не буду ему служить! — Такко почти кричал, опираясь на стол, разделявший его с развалившимся в кресле Ардериком. Верен стиснул зубы: отхватит же, дурень, оплеуху, и не одну! Но Ардерик слушал спокойно, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги, и в его взгляде было больше цепкого любопытства, чем гнева. Рядом с ним на скамье лежали пояс Такко и лук с колчаном.

— Почему это не будешь?

— Я ехал сюда сражаться, а не торчать в мастерских!

— Правда? Мы тоже ехали сражаться, однако в ближайшие дни будем укреплять стены и копать могилы. Не дури. Служить маркграфу — большая честь.

На кухне вчера рассказывали, будто камнееды казнят изменников, разрывая между лошадьми, и сейчас Верен чувствовал что-то очень похожее. Он знал, что друг с утра шатался по двору, оборачиваясь на каждый шорох, и пытался найти лиамцев или воинов Северного Предела. Но они ещё затемно умчались искать следы камнеедов, и Такко явился к Ардерику, расстроенный и потерянный. Подавать другу знаки, чтобы вёл себя потише и вид имел повиноватее, оказалось бесполезно. Такко с порога заявил, что к маркграфу не пойдёт, и Верен ждал бури, разрываясь между другом и наставником.

— Почему я?!

— Другого грамотного лучника здесь днём с огнём не сыщешь. Да за коим хером я тебе всё это объясняю? Приказы маркграфа не обсуждаются. И мои тоже.