На пороге зимы

— Что ж, вероятно, вы правы. Жаль отказываться от зрелищной казни, но так и быть — пусть Оллард умрёт в тюрьме. Возраст, душевная болезнь, тюремный климат… не мне вас учить. И действуйте побыстрее. Северная война может затянуться, и богатства Оллардов окажутся весьма своевременной платой за оказанное им доверие.

— О Севере я хотел поговорить особо, — проронил канцлер. — Мы с вами с самого начала сомневались, хватит ли сотни мечей, чтобы его покорить. Маркграф Виллард обещал послать ещё триста, но, узнав, что их поведёт сотник Ардерик, отложил поход, сославшись на расходы в связи с помолвкой сына. Ныне же мы не имеем никаких вестей ни от сотника, ни от барона. Ещё более настораживает то, что жалоба на бесчинства дикарей пришла не от барона, а от лиамских купцов.

— У вас есть подозрения?

— Пока ничего определённого. Но есть опасения, что на плечах нынешнего барона Эслинга лежит слишком тяжкое бремя, и он нуждается в добром совете. А мы, в свою очередь, нуждаемся в незаинтересованном наблюдателе, который разобрался бы, всё ли благополучно в Северном маркграфстве.

Шаги стихли. Император остановился напротив скелета, наблюдая за сокращением пружин.

— Отправить Олларда на Север? Он же безумен.

— Не более, чем любой человек, увидевший закат своего рода. Я говорил с тюремным лекарем. Он склоняется к тому, что перемена обстановки уже оказала своё целебное действие, и в скором времени можно ожидать почти полного выздоровления.

— Он преступник.

— Так позвольте ему искупить свою вину. Он сведущ в военном деле, а его таланты помогут повысить дальность и меткость нашего оружия. Направьте ум Олларда в нужном направлении, и вместо этого, — канцлер указал на скелет, продолжавший выводить невидимые письмена, — он прославит Империю.

— Зима на пороге. Отряд не доберётся и до северных рубежей.

— Тогда и о казни не придётся заботиться, верно?

— Да вы всё предусмотрели, — император недобро усмехнулся. — Что ж, я обдумаю эту мысль. Безумная авантюра, признаться… Могу сказать одно: если Оллард и доберётся до цели, пути назад ему не будет. Войну выигрывают не люди, а гербы, и если он вернётся героем…

— О, не волнуйтесь. На Севере ни в чём нельзя быть увереным. Непривычный климат, пища…

— Вот и позаботьтесь о том, чтобы мы — были уверены. Соберите Верховный Суд через три дня. К этому времени я обдумаю своё решение. Отчаянная идея, поистине отчаянная…

***

Императорский дворец возносился к небу сотнями башенок, шпилей, узких стрельчатых арок — и уходил в землю массивными стенами древнего замка. Под натёртым паркетом светлых и шумных парадных залов прятались мрачные каменные подземелья. Толстые стены и низкие своды гулко отражали шаги канцлера и его свиты. Процессия свернула на лестницу и принялась подниматься в старую башню, ныне служившую тюрьмой важным преступникам. Добравшись до нужной двери, канцлер щёлкнул ключом и распахнул крепкую дверь с крошечным зарешечённым окошком.

Камера была тесной — не больше шести шагов в длину — но светлой и неплохо обставленной: постель, стол, два кресла и умывальник в углу. Забранное решеткой окно выходило во внутренний двор, откуда слышался стук молотков — там, перебрасываясь шутками, рабочие чинили помост для казней. Солнечный луч пересчитывал доски пола, подбираясь к носкам сапог человека, развалившегося в кресле в тёмном углу. Заключённый, не отрываясь, смотрел на светлый прямоугольник.

— Маркграф Оллард! — приветствовал канцлер заключённого и ловко развернул свиток, внизу которого красовались его и императорская печати. — Верховный Суд завершил расследование и вынес приговор по вашему делу. Вы оправданы. Обвинения сняты. Вам сохранены титул, все права и привилегии.

Ответом был молчаливый кивок. Канцлер жестом отпустил сопровождающих, благо процедура была соблюдена, прошёл к столу и удобно устроился во втором кресле. Небрежно перебрал бумаги — это были сплошь чертежи. Среди них не было ни одного законченного. В нижнем углу каждого листа стоял наспех нарисованный родовой герб Оллардов — циркуль над зубчатым колесом, будто бы он заменил последнему в роду личную подпись. Канцлер сложил бумаги стопкой, устроил на гладкой столешнице папку и негромко заговорил:

— Вы умный человек, маркграф Оллард, и, конечно, не купились на дешёвый спектакль. В ваших богатствах заинтересованы слишком многие, чтобы вы ушли отсюда дальше порога, сколько бы печатей ни стояло на вашем приговоре.

— Я должен выбрать между ядом и кинжалом? — поинтересовался маркграф, оторвав наконец взгляд от солнечного прямоугольника.

— Нет, зачем же. Кое-кто ценит ваши таланты достаточно высоко, чтобы выторговать вам жизнь. Ценой некоторых уступок, конечно… — Оллард молчал, но поза показывала, что он слушает. — Так вот, вы отправитесь в дорогу и навестите барона Эслинга. Путь дальний, но тем лучше для вас. На Севере нынче неспокойно, а нынешний барон… скажем так, несколько уступает своему отцу. Вы поможете ему добрым советом, если будет необходимость. Титул остаётся при вас, иначе вы ничего не сможете сделать, однако перед отъездом вы напишете прошение на имя Императора о передаче опеки над делами на время вашего отсутствия.

Он вытянул из папки чистый лист, положил перед Оллардом, окунул перо в чернильницу. Маркграф не шевельнулся.

— Поберегите бумагу, — усмехнулся он. — Лучше быть убитым в камере, чем в придорожном трактире.

— Узнаю вас, — губы канцлера тронула одобрительная улыбка. — Даю слово, это честная сделка. Императору нужен свой человек на Севере — верный, преданный и непредвзятый. Я бы поехал сам, но дела не отпустят меня раньше весны.

— И вы выбрали для этой миссии преступника.

— Обвинения против вас оказались лживыми. Имя Оллардов уже триста лет означает честь и верность и вновь осталось незапятнанным. Ваши предки укрепили и расширили границы Империи. Кому, как не вам, продолжить их дело?

— Но я не воин.

— Бросьте, Оллард! Все помнят, как в молодости вы блистали на турнирах. С тех пор ваши силы не иссякли. Бедняга Виллард до сих пор в обиде, что вы обошли его и на мечах, и в стрельбе на его неудавшемся сватовстве. Да и посылают вас не для того, чтобы сражаться в первых рядах. Для этого в замке есть войско.

Оллард всё ещё медлил взяться на перо, и канцлер со вздохом продолжил:

— Я и так сказал слишком много, но всё же напомню вам, что войну выигрывают не люди, а гербы. Гнев императора не вечен. Весной я приеду на Север и надеюсь привезти вам помилование не только на бумаге. Вы умны и уступите большую часть владений и доходов, зато сохраните имя и сможете жениться снова. Послушайте, Оллард, положение нынче серьёзное. Мы не можем потерять Север, а там творится невесть что. И этого следовало ожидать. Я давно предупреждал… На кого ещё положиться?

— Вам-то это зачем?

— Что поделать, я питаю странное расположение к потомкам древних и славных родов.

Оллард презрительно хмыкнул. Встал, расправил затёкшие плечи, шагнул в солнечный прямоугольник и замер у окна, рассматривая помост для казней.

— Та ещё авантюра, — произнёс наконец. — Хорошо. Я поеду.

В четверть часа прошение и доверенности были написаны. Оллард, вытянув длинные ноги на столе, перечитывал бумаги перед тем, как заверить их печатью.

— Значит, Север, — проговорил он, — где простота и суровость быта способствуют нравственной и благочестивой жизни? Так, кажется, пишут об этом крае.

— Именно, — кивнул канцлер. — Вам понравится. Отлично проведёте время. Увидите Ледяное море, попробуете свежую северную рыбу, познакомитесь с тамошними жителями… Жена у барона, к слову сказать, настоящая красавица, хоть вы и не ценитель…

— Тюремный воздух особенно не располагает. — Оллард капнул на листы воском, приложил перстень, и герб, которому предстояло быть разбитым, скрепил бумаги. Канцлер протянул руку, но листы ускользнули, едва коснувшись пальцев. — Так что же, Императорская канцелярия и Верховный суд действительно не обнаружили против меня никаких улик?