На пороге зимы

— Пусть выйдут, — беззвучно твердил Верен. Мгла в прорези прицела казалась живой, из снега вырисовывались причудливые фигуры-мороки. — Пусть выйдут…

Однако то, что выдвинулось из тьмы, меньше всего напоминало войско. Это было похоже на дом, вдруг получивший ноги и отправившийся прогуляться по равнине. Морок двигался — жуткий, угловатый…

— Огня! — потребовал Ардерик. Горящие стрелы вновь прочертили небо, оставшееся сено запылало, и стало видно, что это и правда дом — с треугольной крышей, низкими скатами, почти касавшимися земли. Точно такие же стояли у реки, в той деревне, которую сожгли и разорили первой. Как, с какого света явились эти хижины?..

Верен крепко зажмурился, чтобы прогнать морок, и перед глазами всплыли рисунки из военного трактата. Конечно же! Это был таран, крытый сверху навесом от стрел и камней. На полозьях он легко шёл по снегу, а под навесом скрывались воины, толкавшие снаряд вперёд.

— Готовьте копья! — велел Ардерик. — Луки опустить! Берегите стрелы!

Махина неотвратимо приближалась. Кто-то из лучников на стене не выдержал и спустил тетиву. Стрела ударилась о навес и отскочила.

— Беречь стрелы! — повторил Ардерик. Завёл руку за спину, не оборачиваясь, и Верен вложил в неё протянутое кем-то копьё. Наконечники закаливали в бычьей крови, а значит, они пробьют деревянный навес раньше, чем падут ворота. Верен услышал торопливый топот по лестнице — несли ещё копья — ощутил в руке выглаженное древко и метнул его изо всех сил.

Он ждал хруста дерева и испуганных криков, но копья отскочили со звоном и упали в снег. Доски навеса были облиты железом. Нечего было и думать пробить их.

— Ты хотел достойного противника, Верен? — усмехнулся Ардерик его растерянному лицу. — Ну вот он. Всё как ты просил.

Стена под ногами вздрогнула, будто земля снова решила пошевелиться — таран ударил в ворота.

— Отставить копья, — велел Ардерик. — Несите смолу и масло!

Было жутко наблюдать, как таран стоит под воротами, как конец окованного железом бревна показывается из-под навеса.

— Лейте! — Ардерик нетерпеливо выхватил у кого-то ведро и первым опрокинул вниз, на скошенные стенки навеса. — Быстрее! И дайте огня!

Воздух стал горьким от дыма и душно-плотным от смолы — во дворе спешно раскладывали новые костры и наполняли котлы. По навесу тарана сползали тёмные потёки. Ардерик швырнул факел, и смола вспыхнула.

На стене раздался торжествующий клич. Каждый хоть раз клал по недосмотру раскалённую кочергу на пол и видел, как быстро обугливается сухое дерево, а если вовремя не убрать, то может и вспыхнуть. И каждый знал, как хорошо горят северные сосны, из которых был сложен навес.

— Пусть погреются, — мрачно усмехнулся Ардерик. — Луки держать наготове! Ещё смолы!

Стену окутал удушливый коптящий дым. Верен подумал, что над воротами навек останутся чёрные следы в память о битве. В память о победе. Он даже язык прикусил, чтобы не спугнуть удачу поспешной мыслью. Мельком оглянулся — во дворе суетились вокруг костров женщины и дети, а лучники на стене держали стрелы наготове. Ещё чуть-чуть — и задымятся смолистые доски навеса, а камнееды разбегутся прямо под острую сталь!.. И вовремя — таран бил в ворота, не останавливаясь, и в глухом звуке ударов всё яснее слышался треск.

Угроза вылетела из тьмы внезапно — в небе сверкнули огни и упали во двор. Ардерик зло выругался, помянув разом и забытое войско камнеедов, и всю их родню до седьмого колена. Северяне возвращали замку огненные стрелы, подобранные в вытоптанном снегу. Воины на стене шарахнулись, пригнулись. Горящие стрелы упали во двор, где их быстро затоптали, но две угодили на крышу конюшни, как нарочно, очищенную от снега. Просмоленное дерево занялось сразу. Женщины во дворе выстроились цепью к колодцу, загремели вёдрами, послышался уверенный голос баронессы — и тут через стену во двор полетели уже не огненные стрелы, а боевые.

Ардерик с Вереном одновременно рванулись во двор, замерли на верхней ступени лестницы — нельзя, нельзя было оставить стену! Женщины бежали к замку, шарахаясь и втягивая головы в плечи. Кого-то тащили в замок под руки; Верена обожгло было узнаванием, но широкая юбка и валяные сапоги выдали в раненой крестьянку и душный страх отступил. Зато изнутри поднялась холодная ярость. Достойный противник, как же! Достойный не метил бы по безоружным! Двор опустел, двери башни закрылись, и оставалось только смотреть на горящий таран да ждать, сжимая рукоять меча.

Терпкий, горький дым слепил глаза, от него першило в горле. Треск горящего дерева заглушил жуткий хруст: таран проломил ворота раньше, чем загорелся.

— Вниз! — Ардерик взмахнул мечом, указывая на ворота, и воины ринулись по лестнице. Верен на бегу закинул за спину арбалет, перекинул на руку щит и выхватил меч одним длинным движением, которое ни за что не сумел бы повторить в мирное время. Сердце колотилось так, будто вот-вот проломит рёбра, под шлемом было жарко и глухо, меч будто прирос к руке, а взгляд был прикован к воротам, где жутко белели изломанные брёвна. Ворота подались под очередным ударом с оглушительным треском, и в проломе сверкнули вражеские клинки. Краем глаза Верен видел, как баронесса снова выскочила из замка, прикрываясь щитом, возилась с замком псарни, и в её накидке запуталась стрела. Видел, как к воротам кинулись собаки, щёлкая зубами. А дальше в разломанный проём ворвались враги и глаза застлала ярость.

Меч сам взлетал вверх, прорубал брони, тела, кости, пока проём не заполнили волчьи головы и чья-то рука не дёрнула Верена за плечо, увлекая в замок. В памяти отпечатались оскаленные пасти, чужие лица с пустеющими глазами, столб искр и пламени. Затем с грохотом закрылись двери и стало тихо.

***

Ворота пали, противники превосходили числом, и войско отступало. Элеонора знала это от мальчишек, подносивших стрелы, и видела через узкие окна. Знала она и о том, что раненые наверху подползли к окнам с луками, которые не могли натянуть, а кто мог — спустились вниз и сжимали в ослабевших руках мечи, привалившись к стене. Столько лет Элеонора мечтала стоять за спиной воина, ждать его с войны, управлять землями в его отсутствие… но в её мечтах не было липкого, постыдного страха, который обволакивал с самого начала битвы и теперь вонзился под рёбра острым кинжалом.

Воины вваливались в двери, пятная кровью каменный пол. Одни падали на руки лекарей, другие запирали и заколачивали двери. Лучники кинулись наверх, на ходу накладывая стрелы на тетивы. Элеонора нашла Ардерика — он был весь залит кровью, но шёл сам и голову держал высоко. Слишком высоко для проигравшего. Его оруженосец тоже был рядом — глаза у него были ошалелые, с конца меча вязко струилась кровь.

Элеонора протолкалась сквозь толпу, схватила сотника за плечо:

— Скажи, есть надежда?

— Есть! — твёрдо ответил он, и в глазах плеснул азарт. Неожиданный, неуместный.

— Ты на кого-то надеешься? Тайно послал за помощью?

— Нет. — Он не глядя вогнал меч в ножны, и Элеонора вдруг ощутила, как дрожат её руки. — Наша надежда — Шейн Эслинг.

Элеонора, онемев, отступила, прижав ладони к вискам. Ардерик поймал её за руку, притянул к себе, не таясь:

— Думаешь, я потерял разум? Верь мне: Шейн загнан в ловушку, как и мы. Пусть мне никогда не коснуться меча, если он не поступит, как я думаю! Если всё пойдёт, как надо, мы спасены.

У Элеоноры кружилась голова от запаха крови и гвалта. Она покачала головой, ничего не понимая, и Ардерик поднёс её холодные пальцы к губам:

— Всё будет хорошо. Веришь мне?

— Спаси замок, — вырвалось у Элеоноры. Ардерик улыбнулся, выпустив её руку, и отправился отдавать распоряжения.

Они собрались на втором ярусе. Защищать двери осталось человек десять. Этого было мало, отчаянно мало, но Ардерик приказывал так уверенно, что Элеоноре не оставалось ничего, кроме как довериться. Неопределённость пугала её. Она помнила, как выглядел Ардерик после битвы на пустоши — страшно, мёртво, но и то было понятнее бурлившего в нём сейчас нетерпения.