На пороге зимы

— Да ну. Тесно так, не развернёшься. А с луком туда соваться и вовсе… Того и гляди, поймаешь свою же стрелу — отскочит от стен…

— Запросто. Только людей до того не хватает, что там и не смотрят, с чем идёшь.

Верен мысленно прикинул протяжённость подземных коридоров и приуныл. Эслинге был невелик, они с Такко видели с дороги замки куда больше, но людей для охраны его запутанных ходов наверняка требовалось много. Причём таких, кто готов был встретиться с оравой северян и хотя бы успеть поднять тревогу.

— А что там за люди? — спросил он Такко. — Помню, мне Рик чуть ли не в первый день устроил поединок с одним из местных. Я это… одним щитом отбился…

— От них и я бы отбился. У иных, не поверишь, на поясе меч, а в руках мотыга, потому что с ней привычнее… Я аж глаза протёр, когда увидел. Они тут все странные. Верят своему барону, как не знаю кому… Мир ставят выше всего, — добавил он с чуть заметным превосходством воина перед крестьянами. — Разговоров только о надоях и урожаях…

— Это-то не удивительно, — сказал Верен. — Воевать и стоит ради мира, главное, умеючи… А что барону верят, это для них хорошо, так и должно быть, только для нас плохо. Значит, на вылазку их не подбить…

— На какую вылазку?

— Рик хочет атаковать заставы у ворот. Хотел разузнать, нельзя ли уговорить местных пойти в обход воли барона.

— Так ты по его приказу пришел… — Такко помрачнел, отвернулся и принялся перебирать стрелы, разглядывая оперение в почти кромешной темноте коридора.

— А кто бы меня без приказа отпустил?

Верен поморщился и откинулся назад, стукнув затылком в стену. Слова Такко напомнили, что возвращаться к Ардерику придётся с дурными вестями, и это угнетало не меньше, чем несостоявшаяся вылазка.

— Полбеды, если северяне попрут на замок, — сказал он. — Эти стены будет потруднее одолеть, чем наши. Я только боюсь, что барон запретит своим людям сражаться, а потом выдаст нас в обмен на мир. Рик говорил, такое бывает. А ты как думаешь? В той военной книге, где ты читал про камнемёты, не было ничего такого написано?

— Нет, — буркнул Такко.

Верен ещё какое-то время смотрел в потолок, потом заметил непривычную тишину, обернулся на друга и, сообразив, ткнул его кулаком в бок — здоровый:

— Ты чего? Думал, я к тебе только по приказу ходить буду? Да я сам думал, что мы будем вместе, но видишь, как оно обернулось… Но если выиграем войну и весной принесем присягу, то, верно, уже не расстанемся. Ради этого и шли сюда, ведь так же?

Такко молчал, уставившись на колчан. Верен ждал, что друг пожалуется на мрачность подземелий или скажет что-то ободряющее про скорый конец войны. Но Такко вместо этого поднялся, хлопнув Верена по плечу:

— Ладно, мне ещё в ночь идти. Поспать охота. Да и тебя скоро хватятся. Заглядывай, как будешь свободен.

— Ты запоминай все же, если услышишь что-то интересное, — попросил Верен.

— Я от тебя новости узнаю последним, что говорить о местных, — ответил Такко, прежде чем раствориться во мраке коридора. — Это ты теперь всё знаешь…

— Послушай, да ты думаешь, что мне в удовольствие таскаться за Риком на советы? — воскликнул Верен, поднимаясь. — Я бы лучше подземелья с тобой сторожил, больше толку было бы…

Ответа не было. Надо было закончить этот разговор, который определенно обернулся чем-то нелепым. Но из-за двери Верена окликнул кто-то из раненых, услышавший голоса. Принести последние новости людям, которые только начали вставать с постелей, было важнее. Верен бросил последний взгляд вслед Такко, отвернулся, шагнул в комнату для больных и плотно закрыл за собой дверь, отгородившись и от темного коридора, и от удалявшихся по нему шагов.

***

Нижние коридоры замка Эслинге уходили в землю на добрых два человеческих роста. Не в землю — в камень, в котором вода и человеческие руки за долгие годы выдолбили множество ходов, камер, углублений. Человек со стороны не сразу бы сказал, где поработали древние реки, а где — людские руки. Природные пещеры получили каменные и бревенчатые перегородки, ходы были расширены и снабжены крепкими дверями. Каждая промоина, каждый разлом был употреблён для устройства кладовых, ледников и прочих полезных помещений. А ещё — для тайных ходов, по которым можно было как покинуть замок в разгар войны, так и незаметно привести подкрепление.

— Держите факела ровнее, — велел Эслинг, разворачивая тетрадь, сшитую из больших пергаментных листов, и поглядывая то в неё, то на каменную кладку. — Обидно будет случайно спалить эти бесценные планы. Так… тридцать шагов от малой кладовой, примета — белое пятно раствора… Пятна нет. Но его могла уничтожить сырость. Давайте попробуем здесь!

По его приказу стражники принялись простукивать стену и вскоре разразились радостными воплями — глухой звук сменился на гулкий.

— Наши предки знали толк в тайном строительстве, — с гордостью сказал Эслинг. — Найти дверь легко, но почти невозможно обнаружить, где каменная стенка столь тонка, что в нужный миг поддастся хорошему удару. Какая мудрость и мастерство!

— Ломать, господин Тенрик?

— Нет, зачем же? Просто освободим кладовые в конце этого хода и завалим ход. Разобрать его незаметно не получится, так что сторожа успеют позвать подмогу, если что. А когда наши враги уйдут, откроем этот ход снова. Отметь место, Дарвел.

Начальник стражи кивнул мальчишке, державшему ведёрко с белилами и толстую кисть. Тот услужливо подставил ведёрко, и Дарвел, окунув кисть в белила, начертил на стене большой крест.

— Пока не завалим ход, его будут сторожить наши люди, — сказал он. — А то южане уже интересовались и планами, и стенами…

— Верно судишь, Дарвел. Южанам здесь делать нечего. Пусть ищут себе забавы в других местах. Весной они вернутся в столицу и будут хвалиться перед девками, как чуть не отморозили свои привески, а мы забудем их, как дурной сон. Так, дальше ничего нет. Идёмте назад, к главной кладовой. В восточном коридоре должен быть ещё один проход.

— Думаете, не стоит простучать стену до конца? — спросил Дарвел. — Планы планами, а всё же так вернее.

— Надо бы, но этак мы не управимся и до весны. Доверимся пока старым планам. Их рисовали со всем старанием и любовью к нашему родовому дому. Дай боги здоровья отцу, он отыскал, пронумеровал и сшил все рисунки, иначе мы бы простукивали стены целый год. Поспешим!

Шаги стихли, погасли последние отблески факелов, и ход погрузился в кромешную тьму.

========== 2. Кровь дракона ==========

Элеонора проснулась среди ночи от неясной тревоги и почти бессознательно протянула руку к кинжалу под изголовьем. Какое-то время она лежала неподвижно, прислушиваясь и пытаясь понять, что её разбудило.

Было тихо. Под окнами лениво перегавкивались собаки. Из-за полога доносилось сонное сопение служанок, тиканье часов, потрескивание дров и свечей. Но тревога не утихала. На людях легко было говорить о терпении и храбрости, но в уединённой тишине спальни баронессу охватывало чувство стремительно утекающего времени.

Элеонора отодвинула полог. Стенные часы показывали без двадцати пяти минут пять. Второй циферблат, ведущий счёт дням, оказался точно между стрелок, и вместе они напоминали герб механической мастерской, где были сделаны — циркуль над шестернёй. Тот же герб красовался на музыкальной шкатулке, стоявшей на столике у изголовья. Элеонора коснулась матовой крышки, проверяя, не появилась ли на ценной игрушке пыль, и снова откинулась на подушки. Прикрыла глаза, и воспоминания окутали тёплым коконом.

Когда она впервые приехала в Эслинге, ей всё казалось чужим. Первые два года были полны отчаянной тоски по дому. Виду Элеонора не подавала, но снова и снова выписывала из столицы безделушки, мебель, ткани, благо по брачному договору у неё было достаточно собственных средств. Свекровь взирала на её попытки обставить свои покои «по-южному» с презрением, муж — со снисходительным умилением.