На пороге зимы

Наконец в холле раздались шаги, но вместо Греты из замка вышел Оллард, за ним — десяток воинов в доспехах.

— О, Танкварт. Ты вовремя. Седлай, мы едем в Лиам.

— В Лиам? Сейчас? Зачем?

— Давно собирался узнать, разведали ли они берег, как обещали. Когда ещё навестить соседей, как не в праздник?

Такко даже головой замотал, чтобы увериться, что это не морок и не сон.

— Что-то стряслось?

— Нет. Я весь день ждал незваных гостей, но, как видишь, напрасно. Так что едем. Впрочем, не хочешь — оставайся.

— Я мигом!

Сон и хмель как рукой сняло. Увидеть Лиам, где не были ни Верен, ни Ардерик — разве ж от такого откажешься!

Солнце скрылось за очередным хребтом. Тропа вилась по склону, хорошо видимая в летних сумерках. Отряд чуть отстал, позади слышались голоса и бряцание железа. Оллард и Такко спустились в долину первыми. Не дожидаясь остальных, Оллард поднял коня в галоп, Такко устремился за ним.

Над вереском клубился туман. Лошади плыли над ним, не оставляя следов. Пахло дурманом и пряными травами, сзади слышался глухой топот копыт, и Такко казалось, будто он снова на маркграфской пустоши, только на этот раз его взяли в Дикую Охоту.

Тогда смерть бродила рядом, и граница миров была тонка, как никогда. Сегодня всё дышало жизнью. Даже равнодушные горы нежились под немыслимым ночным солнцем и верилось — нынче можно всё. Лошади летели по ровной тропе, туман стелился им под ноги, и сердце заходилось от острого, безудержного счастья.

========== 3. Два брата ==========

В маленькой комнате остро пахло травами. Ардерик, вполголоса ругаясь, растирал правое плечо. У него и раньше ныли старые раны, а после турнира рука разболелась так, что о сне можно было забыть.

Верен сидел против него на лежанке, протирал меч и смотрел в стену. Он проводил Бригитту в замок, выпил с Кайленом за присягу, дождался, когда солнце коснётся перевала и снова пойдёт вверх, но спать всё ещё не хотелось. Тем более, дверь была распахнута, с пустоши слышались голоса и музыка.

— Маркграф уехал, — сказал наконец Верен. — В Лиам. Грета сказала.

— Куда его понесло-то в праздник?.. Не с кем на перину завалиться, вот и заскучал? А, собака, будь оно неладно! С зимы так не болело…

— Завтра поберегись хоть.

— А и поберегусь. Пусть молодёжь красуется. Вы с Кайленом всех за пояс заткнёте, ты с мечом, он с луком. Так граф уехал, говоришь? Людей много взял?

— Десятку.

— Тогда ясно, зачем поехал — напомнить лиамцам, что обещали поддержать нас зимой. Теперь Шейну не уйти. Загоним его, как лису!

Верен отложил тряпку и сделал несколько выпадов. Новый меч пока непривычно лежал в ладони. Надо думать, граф не сказал Такко заранее, что надо ехать, иначе он непременно попрощался бы.

— Странно всё же они уехали. Посреди праздника. В Лиаме выпить и поесть горазды. — Верен хорошо помнил, как сетовала баронесса на опустевшие после лиамцев кладовые. — С кем он там о деле собрался толковать?

— Так самое время: все доверчивы и болтливы. Видал, как его зимой сторонились? А сегодня в дом пригласят, в дружбе поклянутся и не поглядят, что граф и чужак. Знаешь, смотрю я иногда на графа, и зависть берёт. Не подумай, я бы в его шкуре ни часа провести не согласился. Но вот чего не отнять — соображает он лучше нас всех вместе взятых. Нам в праздник пива бы попить, на турнире похвалиться — а у него сперва дело.

— Это ты его после поединка так зауважал?

— И после поединка тоже. Школа у него чисто турнирная, зато удар чёткий, точный — редко такой встретишь! Я это к чему: жить нужно с холодной головой. Хороший воин у любого найдёт, чему научиться. На маркграфа тоже иной раз не мешает оглянуться.

— Вот и оглядывайся почаще, — не сдержался Верен. — И барона больше не задирай.

— А ты не борзей. Думаешь, присягу дал и учить меня можешь?

Верен пожал плечами и снова взялся за тряпку. На лезвии едва просматривались старые зазубрины — память о зимних боях. Меч был с прошлым владельцем до конца, лет двести назад их похоронили бы вместе, но сейчас оружие досталось Верену, и это было правильно. Не должна оружейная сталь скучать в земле.

— Барону после всего, что он здесь вытворял, не жить, — твёрдо проговорил Ардерик. — Помяни моё слово, получит он титул — и расплатится за всё. За ложь, за войну, за наших парней. За каждую клятую царапину на наших мечах.

Он покосился на стену, будто сквозь неё был виден курган.

— Тем более не задирай его, — посоветовал Верен. — Без тебя получит.

— Не могу, — просто ответил Ардерик. — Вижу его рожу самодовольную и вспоминаю, как он пел: мол, всё спокойно, подумаешь, солеварни сгорели, а Эслинге огненными стрелами закидали, мы тут сами разберёмся… Сказал бы как есть, а лучше бы давно в столицу написал — и сотня наша была бы жива!

Верен хотел возразить, что в столицу могла бы написать и баронесса, но прикусил язык. А не знал бы тайну Ардерика, поверил бы, что в ненависти к барону виновна только погибшая сотня.

Верен вспомнил, с какой гордостью Ардерик нёс на мече ленту, повязанную баронессой, и вдруг понял, что уехать с Севера будет непросто. Он не говорил об этом ни с Ардериком, ни с Бригиттой, но когда война закончится, придётся что-то решать. Накатила острая тоска по дому и семье; старший брат, поди, уже растит первенца, сёстры либо повыходили замуж, либо просватаны, а у отца с матерью прибавилось седых волос. Увидеть бы их, обнять… Впрочем, что помешает ему выпросить полгода и съездить к родителям, когда всё уляжется? Быть может, даже с Бригиттой? Всё равно с таким сотником, как Ардерик, дома не засидишься. Север так Север. Не хуже любой другой земли.

***

Такко представлял Лиам грязной и пропахшей рыбой деревенькой. Оказалось — настоящий город, дворов на сотню. На улицах легко разъезжались телеги, дома тянулись вверх на три, а иные и на четыре яруса. Всё здесь будто строилось для великанов, широко и основательно. А потом Такко увидел в просвете между домами море. Серо-свинцовое, оно плескалось между гранитными склонами в обманчивом покое, но дальше, за каменными островками, на волнах вскипали белые буруны. С родных Аранских гор тоже было видно море, видел его Такко и потом, но не такое — тёмное, усеянное островами, изрезанное каменными мысами. Понятно, отчего в Лиаме строились свободно — не может быть другим город, откуда открывается безбрежный простор!

Дугальд Лиамский, военачальник, которого Такко помнил по зимним битвам, встретил гостей со всей мощью северного гостеприимства. Если и удивился визиту маркграфа, вида не показал. Знатный гость да в праздник — верный знак, что год будет богат! Пришлось заходить в какие-то дома — на удачу, обмениваться подарками, которым Такко быстро потерял счёт, и пить то эль, то местное вино, то снова эль. Кружкам Такко потерял счёт даже раньше, чем подаркам.

Праздничные столы стояли прямо на главной улице, и то и дело кто-то скрывался в доме, чтобы вернуться с полным блюдом или бочонком. Сразу видно, здесь войны не было: эль тёк рекой, пахло свежими лепёшками.

— Пока мы тут пьём, парни сторожат берег, — говорил Дугальд, багровый от выпивки. — Мышь не проскочит, малёк не проплывёт. Мы тут походили малость по протокам и смекнули, где искать нашу лису.

— Мы тоже провели разведку и ограничили область поиска, — кивнул Оллард и почти обречённо покосился на заново наполненную кружку. — Должен заметить, Бор-Линге расположена исключительно выгодно. Напади с моря — жители сбегут в горы. Напади с суши — уйдут морем.

— С моря прикроем! Не уйдёт, скотина! — беспечно пообещал лиамец и понизил голос. — Жаль только, парни у нас все с луками. Бьют метко да недалеко. А арбалеты нам не положены — по переписи-то мы идём как рыбаки, не воины…

— Вы получите арбалеты, Дугальд. Не много, но получите. Только поддержите нас с моря. Надеюсь, у вас хватит ума не хвастаться арбалетами перед имперскими счетоводами?