Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5

А я несколько охренел от известия, что чешка от меня залетела. Это что, моя работа над совершенствованием человеческого тела таки дала результаты?

Впрочем, мое удивление – не повод для отсутствия воспитательной работы. И потому…

– Мамочка!!! – Успела пискнуть Василиса, прежде чем я поднял ее в воздух, аккуратно, чтобы не повредить, взяв за точеную шейку. Нормально так, синяки останутся, но серьезных повреждений не будет. Ну, кроме жуткого перепуга. Но это девочка заслужила. Ибо нечего к нелюди относиться с такой легкомысленной глупостью.

– Ты что творишь, глупая? Я тебе кто – старый гусар? Мне стоит чуть пальцы сжать и тобой только моих любимых рыбок кормить и останется. – Глядя в широко распахнутые глаза перепуганной девчушки, прошипел я. А после довольно грубо вломился ей в голову. Надо ж поглядеть, кого она там так ненавидит и за что.

После чего, хмыкнув, отпустил девчонку, которая шмякнулась на задницу, ибо ноги ее не держали.

– Ненавидит она… втрескалась пацанкой в соседского наследника и подглядела, как тот с вдовушкой в сеновале кувыркается. – Я поглядел на примчавшихся по моему зову русалок, на напряженно стоящих поодаль Михайлу с Акимом. – Хилола, Марина, эту красавицу взять, отвести к остальным и следить за ней. Одну не оставлять, дури может хватить и руки на себя наложит. – Я нагнулся к начавшей всхлипывать девушке. – А ты, глупая, слушай сюда. Поедешь домой и выйдешь замуж за своего красавчика-артиллериста. И родишь ему пяток детишек, и будешь счастлива. Ясно? А тех, кто тебя обидел, я запомнил. И не сомневайся, встретим их. Не я сам, так коллегам передам, посчитаемся за тебя и других девушек. Понятно?

И, махнув на разревевшуюся в голос соплячку, весело потопал к приветливо горящему огню очага в лагере. Скоро дождь начнется, надо с дровами помочь людям. Здесь-то их немного, а чинару я рубить не позволю, единственное большое дерево. Сухостои-тополя небольшие, их на день хватит, камышом вообще не протопишься. Это мне такая погода в радость, как и всякая иная, а вот для молодых женщин мокрень, да еще такая промозглая – не лучшее удовольствие. Простынут еще, не дай боги. При мыслях о богах я оглянулся и поглядел на мавзолей. Не хотелось бы…

Как я и думал, в реке нашлось множество утонувших стволов, некоторые явно древние, я их ради интереса вытаскивал на берег. Натащил немалую кучу, после чего принялся их сушить, резать гидрорезкой и складировать под камышовым навесом, что сплели девчонки-китаянки.

– Княже, тут на зимовку паре хуторов хватит, не то что на пару дней. – Михайла оглядел получившуюся поленницу. Впрочем, поглядел на хлещущий дождь и согласно кивнул. – Но лучше с запасом, промозгло тут.

Впрочем, в самом лагере было достаточно уютно. Борта вытащенных на берег каюков защищали от ветра, прочные навесы от дождя, постоянно горящие костры давали немало тепла – так что все были довольны и согреты. Даже небольшие распевки девушки устроили, прищелкивая пальцами и хлопая в ладоши. Пели по очереди – на русском, китайском и узбекском. Василиса вроде как отошла, пела вместе с купчихами. И слава богам. Сыты, в тепле, в относительной безопасности, отдыхают девчонки. Да и мужики с бабами тоже особо не перенапрягаются, всего-то дел – огонь поддерживать и варево варить.

Когда все уснули, а в лагере остались бдящими кроме меня и русалок два караульных и Михайла, я позвал с собою казака и направился к мавзолею.

– Батюшки святы, что ж это такое? – Михайла перекрестился, пораженно глядя на омытую дождем мраморную террасу, засыпанную мокрой землей и песком. Кстати, ни на здании, ни на этой земле не было растений. Вообще не было. Да и помета птиц на мраморной крыше мавзолея также не было. Вот песок был, им водостоки были основательно забиты, а потому с крыши вода текла по нескольким проложенным ею водопадам. А это не очень хорошо, здание рушит. Но это же вода?





Сосредоточившись, я хоть и с трудом, но взял эту воду под свой контроль. Очень мощные помехи, надо сказать. И какое-то время я молча трудился, прочищая стоки, пробивая по новой отводы и каналы, занесенные за тысячелетия. Да и землю смыл с террасы, очистил вход. Заодно как следует все вымыл и отполировал. И сейчас здание храма сияло в отблесках наших костров мокрым мрамором.

И еще – кувшинов с нашим подношением не было. А внимательная настороженность сменилась благорасположением.

– И все-таки, княже. Что это? – За все время моей работы, то есть почти два часа, Михайло стоял, молча и почти недвижимо, просто наблюдая. И только сейчас позволил себе повторить вопрос.

– Не знаю. Какой-то храм древних богов, Михаил. Очень старый, времен Александра Македонского. Мир им. – Я чуть поклонился, ибо спина не переломится, и, развернувшись, пошел обратно к лагерю. Казак, поклонившись много глубже и перекрестившись, потопал за мной.

Собственно, я Михаила сюда потащил, чтобы проверить, насколько эффективен скрыт у этого храма. Ну, или мавзолея. Как оказалось, весьма эффективен. Отвод глаз работает практически до самой террасы. Казачина пару раз вообще чуть не отвернул, приходилось его за шиворот придерживать. Кто-то ставил очень и очень умелый. Но времени прошло очень много, раньше граница скрыта была еще больше, фиг бы кто свернул сюда. Интересно, это специально для меня сделано или у меня мания величия? В любом случае, интересно.

В лагере было тихо. Даже Василиса спала, как мышка, наревевшись досыта. Анна тоже сопела, так что я ее трогать не стал. Но завтра надо серьезно поговорить. Если эта барышня от меня залетела… нет, конечно, руку и сердце предлагать не буду. Но обеспечить ребятенка смогу и сделаю это. И постараюсь пригляд организовать. Но есть одна серьезная проблема – Анна очень гордая женщина. И беременные бабы – народ, свихнутый практически с момента обнаружения этой беременности. Короче, придется быть очень аккуратным. А я привык переть напролом, ибо сила есть – ума не надо.

Непогода разыгралась всерьез. Утром ветер усилился, женщины сидели вдоль длинных костров, кутаясь в одеяла и парусину. Вот молодцы Михайла и Аким, очень здравый совет подали. Не запаслись бы этим тряпьем – зубами б дамочки поклацали. А так просто неудобно. Но горячая еда и питье здорово помогают, уж с этим никаких проблем. Я оленя притащил, взял нехилого рогача на том берегу. Ради охотничьего интереса скрал по-взрослому, подпустил на выстрел и убил пулей из штуцера. Сейчас в котлах булькает густейшее варево, суп из оленины с рисом и специями. Духман прет чуть ли не на всю реку. Хорошо, что Сырдарья пустая, унюхать особо некому.

– Маэстро, поглядите. – Неподалеку вынырнула Марина и протянула мне полуторный меч и шлем. В отличие от моего этот выполнен с шишаком, откидным наличьем и богато украшен золотом. Забавно, мне как раз по мерке, будто на меня сделали. Буду порой надевать вместо мисюрки. Халат надо под него подобрать и латный доспех. Меч тоже очень и очень хорош, просто великолепен. Ничуть моему шамширу не уступит, судя по всему. Но много моложе, моя-то сабелька лет с тысячу точно пролежала. Впрочем, и этот меч настоящий кладенец. Бывают же такие шедевры. Кто их ковал, интересно? Я сидел около воды и сравнивал свою саблю и этот бастард. И видел, что, несмотря на разное время, клинки откованы в одной школе. Много тайн хранит вода, отгадаю ли я хотя бы часть из них?

Михайла попросил поглядеть на полуторник и надолго завис над клинком, восторженно цокая языком. Над моим шамширом, кстати, он зависал еще дольше. Вообще, казачина – фанат длинного холодняка; я ему несколько клинков отдал из своих трофеев, добротных. Не особо разукрашенных, чтобы офицеры не позарились, но очень и очень добротные клинки. Даже ту французскую сабельку, что забрал у убитого мною мурзы. Хорошая, добротная сабля. Очень хорошая. Французское оружие сейчас вообще одно из лучших в мире.

На острове сидели еще неделю. Если честно, то я думал, что будет хуже, все же три десятка особ женского пола в таком скученном состоянии. Но здесь не там, не в моем мире. Натура бабская может и та же, но вот воли ей не дают. Насколько я помню, сейчас женщины в России даже паспортов не имеют, их записывают в документ мужа. В Европе и США не слаще, тоже порядки строго патриархальные. Про Азию я уж и не говорю.