Страница 43 из 255
«Кто прилетит?» – хотел спросить Гречаев, но не успел: в комнату со стуком влетел один из замов по силовым структурам (как раз из тех, кого назначала уже сама Лаванда и кого Гречаев знал весьма плохо).
– Госпожа Мондалева! Простите, что без предупреждения…
Лаванда вскочила со стула:
– Так что там?
– Клементиновские проверили всё и пока не обнаружили, но с большой вероятностью это местная ночлежка. Там отрицают, вроде они вообще не при делах, но больше негде.
– Так в чём дело? – Лаванда мотнула головой.
Тот замялся на секунду, бросил неодобрительный взгляд на Гречаева, но тут же отвернулся.
– Из-за специфики места и ряда обстоятельств… Есть подозрение, что там попытаются дать отпор. Могут понадобиться особые меры.
– Да, хорошо, – кивнула Лаванда. – Докладывайте мне сразу, как будет известно!
Когда зам ушёл, Гречаев осторожно поинтересовался:
– Клементинов? Мне почему-то казалось, что он в Ринордийске…
– Недавно Вислячик советовал мне его отставить. Уверял, что такой человек не для постов в столичных структурах… Но я решила, пусть он тогда приносит пользу в другом месте.
– Да, очень разумно, – подумав, согласно кивнул Гречаев. – Но, знаете… особые меры… Это, конечно, не моё дело, но я не думал, госпожа Мондалева, что вы пойдёте на это. Тем более то же самое легко делается по-другому…
– Каким образом? – синие глаза холодно уставились на него.
– Обычно внедряется свой человек… Он входит в общество, заводит разнообразные знакомства… Ну а дальше постепенно, без шума выясняет…
– Господин Гречаев, – прервала Лаванда, – вы абсолютно верно заметили, что это не ваше дело. Здесь нельзя терять время. Мне нужна глина.
Она положила на стол перед собой половинку мела.
– Вы же понимаете, что можно сделать таким амулетом, если использовать его по своему усмотрению?
В голове само собой вспыхнуло очередное «Простите?», но вслух он сказал только:
– Да, конечно… Разумеется, понимаю.
Из автобиографии «Кинжал и веер»
Магды Терновольской
Мне сказали, это здесь: именно в этом доме живёт та удивительная барышня, что родилась где-то в нашей глубинке, а известна главным образом в сём маленьком городке за границей, ещё со времён первых местных восстаний. Я немного волновалась, тем более что только день назад мы въехали в страну и наше благополучное бегство завершилось.
Меня встретила женщина несколько старше, чем я. Похоже, что когда-то в юности она была красива, но теперь уже не слишком следила за собой: вид она имела несколько рыхлый и какой-то уставший, в волосах заметно пробивалась седина (хотя для блондинок это, наверно, не так критично).
Увидев меня, хозяйка радушно поздоровалась. Я, улыбнувшись, назвала её по имени-отчеству.
– А вы – Магда Терновольская? – она улыбнулась в ответ. – Я слышала о вас немного. Добро пожаловать в эти края.
Мы сели в глубокие кресла, заправленные сатином. Комната вокруг была солидно и даже в чём-то роскошно обставлена, но казалось, все шкафы, картины и чайные сервизы остались здесь случайно после кого-то другого, как будто давно никто не пользовался ими, и они застыли под слоем пыли в покое.
Однако покойно было и мне: после серпентария, в который превратился театр, после вездесущих штатских оттуда, после лисьих улыбочек Терезы, за которыми таились скорпионы, эта комната и эта женщина делались источником отдохновения.
Голос её звучал приглушённо, словно из-за какой-то перегородки. Она почти сразу извинилась по этому поводу:
– У меня теперь почти нет голоса, – пояснила она с улыбкой. – В какой-то момент пропал полностью, потом отчасти восстановился, но всё равно уже совсем не то.
Я поинтересовалась, что с ней случилось.
Она рассмеялась непринуждённо:
– Нервы, всё нервы, говорят же, что все беды от нервов. Ну, и было несколько случаев… Но расскажите же мне про Ринордийск, Магда, вы только оттуда!
– Можно сказать и так, – уточнила я осторожно. – Правда, дорога отняла у нас неделю, но мы и вправду направлялись сюда прямиком из Ринордийска.
– Я так давно не была в нём, – задумчиво заметила хозяйка. – Наверно, там теперь всё по-другому.
Я рассказала ей, что знала сама и что слышала из разговоров тех, кому доверяла. Ринордийск и впрямь изменился за последний год, и многое случилось нежданно. Когда на театральный фонтан водрузили позолоченный памятник с простёртыми руками, Вячеслав обронил: «Ну, вот и началось». Мало кто принял те его слова всерьёз, даже я шутя обвинила его в излишнем драматизме. Но он был провидлив: тогда действительно всё только начиналось.