Страница 9 из 10
Из всех футбольных амплуа в советской прозе первой половины XX века наиболее часто встречаются вратарь и нападающий. Спортивная дуэль игроков этих амплуа воспроизводила метафорически ситуацию военного сражения или психологического столкновения. На это обратил внимание ещё в конце XIX века Е. М. Дементьев, автор книги «Английские игры на открытом воздухе», опубликованной в 1891 году. Говоря о футболе, он отмечал: «В настоящее время прежняя дикая игра превратилась в своего рода науку: это игра с атаками, ошибками, обходами, с застрельщиками и с резервами, одним словом, война со своею стратегией и тактикой»[112] (курсив наш. – П. Ю.). «Никакой другой спорт в то время не способен был так моделировать ситуацию борьбы, схватки, как это делал футбол»[113], – писал о 1920-х годах М. П. Сушков. В противостоянии футболистов голкипер оказывается положительным персонажем, а форвард – отрицательным. По словам М. О’Махоуни, голкипер «становится главным символическим защитником советского государства»[114]. Футбольные ворота также обладают в данной системе координат особыми характеристиками. Вот как их описывает Б. М. Раевский в повести «Мяч в игре»: «Бело-чёрные полосатые штанги ворот недаром похожи на суровые пограничные столбы. Да, это последний рубеж, перед которым мяч обязательно должен быть остановлен»[115].
Следует отметить, что вратарь далеко не сразу стал центральным по амплуа персонажем в советском футболе и на первых порах заметно уступал полевым амплуа, особенно форварду. Первый вратарь сборной СССР Н. Е. Соколов вспоминал: «Тогда, на заре русского футбола, в ворота ставили того, кто был мало пригоден для игры в поле. Роль вратаря мы, ребята, не уважали»[116]. «В ворота шёл слабейший»[117], – писал В. П. Бутусов. Функция вратаря как стража, «главного защитника»[118], героически защищающего последний рубеж обороны своей команды, была по-настоящему осознана на стыке 1920–1930-х годов. Об особом романтическом ореоле, которым окружён вратарь, писал В. В. Набоков, игравший в юности в футбол как раз на позиции голкипера:
В его одинокости и независимости есть что-то байроническое. На знаменитого голкипера, идущего по улице, глазеют дети и девушки. Он соперничает с матадором и с гонщиком в загадочном обаянии. Он носит собственную форму; его вольного образца свитер, фуражка, толстозабинтованные колени, перчатки, торчащие из заднего кармана трусиков, резко отделяют его от десяти остальных одинаково-полосатых членов команды. Он белая ворона, он железная маска, он последний защитник[119].
Спортивные успехи советской сборной (победы в международных матчах против команд Финляндии, Швеции, Норвегии, Турции, Германии, Нижней Австрии, Венгрии), безусловно, способствовали всё бо́льшей популяризации футбола в государстве. Кроме того, на усиливающийся интерес к игре и, в частности, к фигуре голкипера повлияли художественные произведения советских писателей. Первым прозаическим текстом, в котором возникает образ вратаря, является роман Ю. К. Олеши «Зависть», опубликованный в журнале «Красная новь» в 1927 году.
Прежде чем перейти к аналитической части нашего исследования, предварительно оговорим, что произведения, где явно противопоставлены голкипер и форвард, рассматриваются в подглавке «Вратарь», а тексты, где фигурирует только нападающий, – в подглавке «Нападающий». Вратарь и нападающий неразрывны в своём единстве на поле, их борьба формирует интригу как в реальном футбольном матче, так и в художественной литературе. В такой своеобразной диалектике взаимоотношений ведущих действующих лиц, на наш взгляд, и содержится ключ к пониманию поэтики большинства произведений на тему футбола. Кроме того, тексты только с героями-нападающими отличаются тем, что в них отсутствуют герои-вратари. Вот ещё одна причина, по которой мы разводим произведения на две группы.
2.1.1. Зарождение концепции «вратарь – защитник нации» в художественной литературе. Образ Володи Макарова в романе Ю. К. Олеши «Зависть»
А. П. Старостин, представитель знаменитой футбольной семьи, писал, что «“Зависть” явилась первым художественным произведением, в котором писатель затронул спортивную тему, в частности футбол, давно уже завладевший сердцами мальчишек»[120]. Приведённая цитата требует уточнения. Старостин имеет в виду первое описание футбольного матча как такового, так как первым писателем, затронувшим спортивную тему, Олеша, конечно же, не был. Достаточно вспомнить рассказ А. С. Бухова «Путь к здоровью», написанный ещё в 1915 году. Героиня пытается заняться оздоровлением молодого человека, представленного увальнем и неврастеником, не имеющим никакого желания заниматься спортом. Уже здесь упоминается игра в футбол. В том же 1915 году была написана повесть Л. А. Чарской «Генеральская дочка», в которой возникает образ воспитанницы пансиона Сони Аладьиной, увлекающейся спортом:
Она делала гимнастику утром и вечером, проводила большую часть своего времени на свежем воздухе, за партией тенниса или в лодке, иногда играла с дачными соседями-мальчуганами в футбол, приводя этим в ужас почтенную директрису пансиона, или «выжимала» пуды при помощи тяжёлых гирь[121].
В середине 1920-х годов в советскую художественную прозу вливаются новые спортивные реалии и, как следствие, новые метафоры и сравнения. Они возникают спонтанно у разных авторов. В частности, в одной из глав повести Б. А. Лавренёва «Крушение Республики Итль» (1925), опубликованной за два года до появления «Зависти» Олеши, движение одного из героев, грузного Антония Баста, уподобляется движению футбольного мяча: «Вдруг над скопищем прижатых друг к другу человеческих голов появилось нечто шарообразное с привязанным к нему жёлтым чемоданом и покатилось по головам, как футбольный мяч по полю. Это Антоний Баст в последнем отчаянии стремился опередить сограждан»[122]. Перемещение персонажа сравнивается с движением спортивного снаряда[123]. Известен также пример из рассказа Б. А. Губера «Мертвецы» (1927), в котором глобус используется в качестве футбольного мяча: «К выбеленной мелом голландке придвинута поношенная фисгармония. Рядом – стеклянный шкафчик-горка (библиотека), а на нём глобус из папье-маше, с проломленным боком: как-то по пьяной лавочке задумали шаром земным играть в футбол»[124]. В поэзию футбол вливается ещё раньше. А. А. Акмальдинова, О. А. Лекманов и М. И. Свердлов приводят в качестве первого стихотворного текста, в котором описывается игра в мяч, «Сквозной ветер» Саши Чёрного. Это стихотворение датировано 1910 годом[125].
Что же касается создания героев-футболистов в советской прозе, то в этом аспекте Олеша действительно стал первопроходцем. О «Зависти» существует обширная критическая и научная литература, в которой уделяется значительное внимание и образу юного футболиста Володи Макарова, и его противостоянию Николаю Кавалерову, от лица которого написана первая часть романа. Мы не ставим своей задачей дать очередную интерпретацию этого чрезвычайно сложного и противоречивого текста, не стремимся выявить авторскую позицию, которая крайне затемнена и нуждается в особом исследовании. В этой работе нас интересуют три аспекта. Во-первых, восприятие современниками, занимавшими разные позиции по отношению к роли спорта в жизни, образа Володи Макарова как футболиста и как представителя молодого поколения, нового типа советских людей. Во-вторых, анализ сцены футбольного состязания как вставной новеллы, принципиально значимой для дальнейшего развития в советской литературе спортивной темы. В-третьих, принципы изображения Олешей образов футболистов, их взаимоотношений и хода игры вне общей концепции романа в плане отношения автора и его современников к спорту. Соотнесение всего этого с художественным миром романа «Зависть» и системой его идей требует отдельного подробного исследования и выходит за рамки настоящей работы.
112
Дементьев Е. М. Английские игры на открытом воздухе. С. 58.
113
Сушков М. П. Футбольный театр. С. 95.
114
О’Махоуни М. Указ. соч. С. 177.
115
Раевский Б. М. Мяч в игре. Челябинск, 1954. С. 4.
116
Соколов Н. Е. Первый вратарь сборной. С. 9.
117
Бутусов В. П. Мы были Колумбами в русском футболе. С. 22.
118
Футбольный спорт – источник силы и здоровья. Харьков, 1915. С. 9.
119
Набоков В. В. Другие берега // Набоков В. В. Собрание сочинений русского периода: в 5 т. Т. 5. С. 307.
120
Воспоминания о Юрии Олеше. М., 1975. С. 56.
121
Чарская Л. А. Генеральская дочка // Чарская Л. А. Полное собрание сочинений: в 54 т. Т. 25. М., 2006. С. 28–29.
122
Лавренёв Б. А. Крушение республики Итль // Лавренев Б. А. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 4. М., 1982. С. 215.
123
Что касается поэзии, то ещё в 1913 году В. Я. Брюсов в стихотворении «У круглого камня» заложил традицию уподобления мяча огромному валуну. При этом у Брюсова, в отличие от Лавренёва, отсутствует движение предмета изображения: камни статичны и лежат в воде и на земле (См. об этом: Акмальдинова А. А., Лекманов О. А., Свердлов М. И. Указ. соч. С. 36–37).
124
Губер Б. А. Мертвецы // Перевал. Сборник пятый. М., 1927. С. 117.
В поэзии традицию уподобления футбольного мяча планете заложил К. А. Липскеров в стихотворении 1915 года «Может быть, это только злые дети…» (См. об этом: Акмальдинова А. А., Лекманов О. А., Свердлов М. И. Указ. соч. С. 35).
125
Там же. С. 9–10.