Страница 11 из 116
Система уже пару минут орала благим матом, пытаясь привлечь к себе внимание, как капризный ребёнок, сообщая, что у меня гость. На голоэкране отразилась долговязая фигура Яна Беккера, моего заместителя. И я впустил его.
— Зачем пришёл?
— Узнать, дали ли добро на зачистку? — Ян присел на краешек стула.
— Выпить хочешь?
Я подошёл к встроенному бару, вытащил отличный бурбон Блэнтон’с.
— Я не пью. Вы знаете, полковник, — пробурчал Ян. — Так как там?
— Никак. Всё по-прежнему. Никитин отказал.
Разлил темно-янтарный напиток по стопкам. Ян неожиданно, и скорее автоматически, протянул руку, взял стаканчик и сделал жадно глоток, закашлялся. Я опрокинул стопку в рот, бурбон приятно обжёг пищевод, добрался до желудка, оставив потрясающее послевкусие, наполненное сладостью апельсина, с оттенками вишни, мёда и дубовой бочки.
— Тогда я уйду из отряда, — выпалил Ян.
— Ты спятил? Я не отпущу тебя. И не думай!
Парень качнулся туда, обратно, собираясь с мыслями, бросил на меня невидящий взгляд, в котором было столько тоски и боли, что сердце сжалось, пропустив пару ударов.
— В чём дело, черт возьми?
— Полковник, я боюсь за мать и сестру.
— Из-за чего? — смысла задавать этот вопрос не было, я и так прекрасно знал ответ. Но всё-таки я ждал, когда Ян наконец-то сможет объяснить всё сам, но парень молчал. — Им угрожают эти говнюки из секты? Так? Давай, Ян, не жмись.
Он не ответил, но его взгляд ответил «да».
— Хорошо, давай мы перевезём твою мать и сестру сюда, на базу. Они будут в безопасности здесь.
— Нет, — покачал головой Ян так безнадёжно и устало, что я понял, он думал над этим много-много раз и отказался от этой мысли. — Мама… она не поедет. Тяжело ей. Она там… В общем привыкла. И я не хочу её пугать. Она не знает. Лида, сестра моя, ничего ей пока не сообщала. Все угрозы эти прятала. Вот…
Он вытащил из кармана свёрнутый кусок плотной бумаги с наклеенными кое-как буквами разного размера, вырезанными из картонных упаковок продуктов. Я развернул и скрипнул зубами, хотя видел эту гадость не раз. Все эти идиотские лозунги и угрозы. Сам находил их много раз, но просто выкидывал.
Я мог бы сказать парню, что решу этот вопрос в течение недели. Что сам лично вылечу на истребителе и разнесу ракетами к чертям собачьим лагерь этих ублюдков. Но я не верил в это до конца, а врать не хотел.
— Хорошо, Ян. Давай сделаем так. Дам тебе неделю на размышление. Если через неделю ничего не изменится, ну что ж. Уйдёшь из отряда. Согласен?
Он помолчал, явно собираясь с мыслями. Потом взглянул в моё лицо и, видимо, нашёл в нем ответ на вопрос, которого так ждал. И слабо, едва заметно улыбнулся.
Приняв душ, я решил пойти в офицерскую столовую. В горле пересохло, хотя я успел хватануть виски, но готов был сожрать целого быка.
В столовой у нас уютно. Зал небольшой. Стена голубоватого стеклопластика, разделённая рамами из красного дерева, выходит прямо на лётное поле. Дубовые столы накрыты жёстко накрахмаленными белоснежными скатертями. С потолка из невидимых ламп льётся мягкий приглушённый свет.
— Что господин полковник желает сегодня?
Рядом возникла новенькая официантка, азиатка с каким-то труднопроизносимым именем. Она говорила, что переводится оно, как «цветок красоты». Думаю, родители польстили ей, но надо признать откровенно — девчушка была очень и очень хороша. Роста небольшого, но фигурка ладная, упругая попка. Свежая, нетронутая ни временем, ни пластическим хирургом, смуглая кожа. В разрезе блузки по-девичьи круто выпирает аппетитные груди. Хотя азиатки обычно плоские как доски. Но эта не такая. Сладкая девочка. Так бы и съел.
— Давай, Мизэки, двойную порцию фирменного мяса, гарнир там какой-нибудь, пару салатов...
— Десерт как обычно — клубничный сандей? А что будете пить?
— Чего не жалко, Мизэки. На твой вкус.
На круглом личике заискрилась улыбка, в уголках маленького изящно очерченного рта появились ямочки. Очаровашка. И улыбка такая хитрая, манящая, что захотелось утолить голод не только в смысле еды. Раньше Мизэки так не улыбалась мне. Или я не замечал. В последнее время мне совсем было не до личной жизни.
Девушка ушла выполнять заказ, а я обратил внимание на голоэкраны, на которых крутили новости. Журналисты, нацепив на лица лицемерные маски сочувствия, смаковали очередную трагедию — взрыв в телестудии, сыпали подробностями. Пять погибших, десятки раненных. Пострадала журналистка известного канала Эва Райкова. Я и без них всё это знал. Никитин успел прислать сообщение, что с ним всё в порядке. Боялся видно, что я разозлюсь и разнесу к чертям лагерь этого говнюка Макбрайда.
Артур рассказал то, о чем молчали журналисты и полиция. Зрительный зал был отделён силовым полем от того места, где сидел он и остальные гости. И взрывчатка, ударившись о невидимую преграду, срикошетила в зал. Поэтому столько жертв. Мерзко было то, что бомба нанесла электромагнитный удар по электронике — у людей отключились наноботы. И лёгкие ранения вдруг превратились в смертельные.