Страница 64 из 136
– Повторяй: крекс-пекс-фекс!
– Крекс-пекс-фекс!
– Чуфырики-муфырики!
– Чуфырики-муфырики!
– Кребля-крабля!
– Кребля-крабля!
– Трах-тибидух-тибидух!
– Трах-тибидух-тибидух!
– Эники-беники ели вареники!
– Эники-беники ели вареники!
– А теперь самое главное. Сейчас ты…
– А теперь самое главное…
– Цыц! Это уже не надо повторять. Только делай, что я скажу. Снимай сапог!
Как только султаныч начал выполнять ее распоряжение, Лялечка проворно отбежала в другой конец покоев, встала в дверях и жестом поманила нас к себе. Я еще только начал догадываться в чем дело, но послушался и присоединился к чертовушке. За мной последовали ничего не понимающие Пофигел и Далдон, потом слуги.
Бабай как раз справился с тесной обувкой.
– Теперь носок!
Принц повиновался.
– Клади ей на нос!
Опять беспрекословное подчинение.
Несколько секунд ничего не происходило, затем царевна судорожно вдохнула и громогласно чихнула, отчего носок взлетел под потолок. В то же мгновение, действительно, как зомби, Хрюся оказалась на ногах с перекошенной от отвращения физиономией. Она смотрела кругом широко распахнутыми глазами, ничего не соображая. А счастливый султаныч принялся отплясывать вокруг нее замысловатый бабайский танец.
Не смотря на внушительные объемы помещения, и до нас стали доходить "колдовские" носочные флюиды, поднявшие из "мертвых" безнадежно спавшую царевну. Справедливо решив, что не следует смущать влюбленных своим присутствием, мол, пусть голубочки наедине милуются, мы поспешили ретироваться в привычную трапезную залу.
t16
Прозрение
– Может моей крепкой медовухи дрябнем? – Предложил Далдон, как только мы вновь заняли свои места за столом.
– Нет. Это же чистейший спирт.
– Как знаешь, а я выпью. Расшатанные нервишки требуют. Очень хорошо от расстройств помогает моя медовуха.
– Разве ж это медовуха?
– А то что ж? Только концентрированная. Служит у меня мужичишка один. Кабздыком кличут. Палач. Потомственный. Вот, он должен знать, – Далдон указал на Пофигела, – с дочкой его якшается. А так как по специальности работать ему не приходится, без него любителей отправлять людей на тот свет хватает, то и выдумывает разные диковинки. Он-то и сварганил чудесный аппарат. Заливается в него обыкновенная медовуха, булькает там, кипит и превращается в крепкую. А если раза три-четыре повторить процесс, то выходит вот этот чудесный напиток. Правда, медом уже и не пахнет, зато действует безотказно.
Пока царь рассказывал о уже знакомом мне изобретателе, то успел осушить три полных бокала неразбавленного спирта. Я бы от такой дозы (если бы умудрился ее в себя протолкнуть) погиб. А Далдон ничего. Только окосел очень быстро. Таким пьяным я его еще никогда не видел, хотя во время всех наших предыдущих встреч, самодержец постоянно вкушал медовуху, только обыкновенную. Неконцентрированную.
– Вот, Андрюха, как оно бывает. Вроде бы сначала все хорошо и чудненько, а как призадумаешься, то понимаешь, что все хорошее быстро проходит. И какие морковки с капустами вас принесли на мою голову?
– Ты, в натуре, за базар отвечаешь, дядечка? – Лялечка выставила разведенные веером пальцы. – Это я тебя не как Лялечка спрашиваю. А как авторитетный криминал, известный в определенных кругах под погонялом Лялек, прославившийся своей зверской кровожадностью.
– За базар? Нет. Не отвечаю. Я вообще ни за что не отвечаю. Я же царь. Это передо мной все должны отвечать. Вот, раньше Стукотук отвечал за ключи с печатями. Теперь он отвечает за лепешки. Коровьи. Я его во двор уборщиком пристроил.
– Да? Надо будет Звездюлину зелеными яблоками покормить.
– А разве за базар должен кто-то отвечать? Торгуют себе и торгуют. Но если надо, назначу кого-нибудь, чего уж теперь…, – в голосе пьяного царя не было ни капли оптимизма, зато горечи, хоть отбавляй.
– Погоди, Далдон. – Я решил выяснить, что происходит. Одно дело, если на самодержца напала обыкновенная пьяная депрессия, и совсем другое, если у него есть серьезные основания проявлять недовольство нашим появлением в его царстве. – Объясни, в чем дело? Пока ведь все складывается хорошо.
– В том-то и дело, что пока. С вами хорошо, весело, не скрою, нравится мне. Но это ненадолго. Рано или поздно обо всем, что здесь творится, узнает Пахан, если уже не знает. Вряд ли ему понравится даже то, что я дочку замуж выдаю без его ведома и благословения. Этого было бы вполне достаточно, чтобы до конца дней своих испортить себе жизнь. Причем, до недалекого конца. А это же такая фигня, по сравнению со всем остальным. – Далдон принялся загибать пальцы. – Зятек мой будущий – наследник султана, главного врага Пахана, Хитроблуд в бегах, а вместо него по царству разгуливает самозванец, запрещает священные костры, жалует кого хочет святыми мандатами, – царь бросил косой взгляд на Пофигела, – по подвластной мне территории свободно перемещаются шайтанопоклонники на дьявольских созданиях, именуемых конями, не встречая ни малейшего сопротивления. Об обыкновенном костре мне теперь приходится только мечтать. Так легко не отделаюсь. А ты говоришь, надо старшого над торговыми рядами назначать…
Последнюю фразу своей полной горечи тирады Далдон адресовал Лялечке.
Я взглянул на Пофигела. Тот сидел какой-то притихший. Казалось речь пьяного царя протрезвила всех, даже Лялечка никак не прокомментировала услышанное.