Страница 8 из 72
Городовой опять вцепился в воротник оборванца, но тот начал отбрыкиваться и ругаться. И священник больше уже ничего не говорил, а снял свою ризу и, сердитый, поехал домой. За ним уехали и все важные господа с барынями.
А люди, которые набились в оба зала, расселись за столами и принялись пить чай с сахаром. И выпили весь котел, потому что в этот день всех, кто ни заходил, поили даром.
ГОРИМ
Утром следующего дня отец раскрыл двери чайной и расставил всех по местам. У дверей стал с полотенцем через плечо половой Никита, парень лет двадцати, в красной рубахе и белых парусиновых штанах. Он должен был подавать посетителям чай. Почему такие люди назывались деловыми, я так никогда и не узнал. Понятней было другое их название - "шестерка": в месяц им платили шесть рублей. Маша стала у эмалированной чашки, чтобы мыть посуду. Витя отправился" в "тот" зал следить, чтобы кто не унес газету или книжку. Сам отец занял место за буфетной стойкой и поставил меня рядом с собой учиться буфетному делу. А мама должна была подливать в котел воду и подбрасывать в печку уголь. В таком положении мы стали ждать посетителей. Но они так долго не показывались, что Никита даже задремал на ногах.
Наконец у двери что-то завозилось, и в зал, грохоча сапогами, ввалился огромный детина с бычьей шеей и красными глазами. Он тяжело опустился на заскрипевшую табуретку и ударил кулачищем по столу.
- Половой, стакан водки!
Никита затоптался на месте, не зная, что ему делать.
- Здесь водкой не торгуют, - строго сказал отец. Здесь общество трезвости.
- Что-о? - взревел детина. - Ты откуда взялся, шкелет нечастный? Вот я возьму тебя за ногу и...
В это время с улицы донесся стук колес. Детина заглянул в окно и со звериным воем бросился к двери.
И мы увидели, как он одной рукой схватил с воза огромный куль, положил его себе на плечо и скрылся в толпе.
Никита перекрестился.
- Пронесло, - сказал он побледневшими губами. - Ох, Степан Сидорыч, вы ж не знаете, кто это был. Это ж сам Пугайрыбка, грузчик с порта. Такой громила, что его даже полиция боится.
- А, черт! - с досадой выругался отец. - Первый посетитель - и тот разбойник.
После Пугайрыбки зашел лысый старик с топором за поясом, видно, дровосек.
- Та-ак, - протянул он, усаживаясь за столом. - С открытием, значит. Хорошее дело. Ну что ж, побалуемся чайком. Неси-ка, милый, чайничек.
- Извольте подойти к буфету и взять чек, - сказал Никита.
- Чего это? - не понял старик.
- Чек возьмите в буфете. Заплатите деньги, тогда получите чай.
- Да ты что? - уставился на Никиту старик. - Боишься, что я убегу?
Никита развел руками.
- Такой порядок.
Старик похмыкал, но все-таки к буфету подошел и выложил на стойку медяки. Отец выдал ему чек и объяснил, что этот чек он должен отдать половому. Никита взял у насупившегося старика листочек и принес его обратно отцу. Отец проверил, тот ли это чек, и нанизал его на стальную наколку. Потом всыпал в маленький чайник ложечку чаю, а на розетку положил два кусочка пиленого сахару. Со всем этим Никита пошел на кухню и принес оттуда стакан с блюдцем, розетку с сахаром, заварной чайничек и большой чайник с кипятком.
- Вот это порядки! - покрутил старик головой. - Настоящая бухгалтерия с канцелярией.
Пришел нищий на костылях и с котомкой за плечами. Он принес с собой селедку и потребовал тарелочку, "косушку" и пару чаю.
- Никаких "косушек", - сказал Никита. - Это тебе не трактир с музыкой, а обчество трезвости. Иди к буфету,, плати деньги, а мне неси чек, тогда и чай подучишь.
Нищий долго сидел и размышлял. Потом надел котомку и заковылял из чайной.
Долго никого не было. Никита опять начал дремать.
Голова его опускалась все ниже и ниже. Но тут муха садилась ему на лицо, он вздрагивал, со злобой хлопал себя ладонью по щеке, а через минуту опять задремывал.
Наконец пришло сразу трое. Это были крестьяне. Они принесли с собой сало и черный хлеб. Боясь, что крестьяне тоже уйдут, отец не стал требовать деньги вперед. Они поели и принялись пить чай.
Отец подошел к столу и, показав двумя руками на "тот" зал, спросил:
- Не угодно ли газетки почитать?
Крестьяне переглянулись.
- А чего в них? - спросил один. - Может, война?
- Нет, войны, слава богу, нету. Разные новости: местные, столичные, иностранные.
Крестьяне опять переглянулись.
- А про землю ничего не пишут?
- Про какую землю? - не понял отец.
- Слух такой идет промежду мужиков: землю скоро делить будут.
Отец пугливо глянул на дверь и строго сказал:
- Это политика. Здесь политикой заниматься воспрещается. Здесь общество трезвости.
- Так, так, - закивали мужики. - Это правильно.
Они молча допили чай, заплатили деньги и так же молча ушли.
Отец выписал чек и отдал его Никите. Тот долго держал листок в руке, видимо, размышлял, что с ним делать. И положил его перед отцом на стойку.
В полдень приехала старая барыня в матерчатых туфлях. Она повязала кружевной фартук и, переваливаясь с боку на бок, пошла по залам. Отец ходил за ней и пританцовывал. Барыня понюхала воздух, провела пальцем по столу - нет ли пыли - и уселась за буфетом.
- Разрешите доложить, мадам Капустина: посетители обижаются, что нужно деньги платить вперед. Некоторые даже уходят. Не привыкшие, - сказал отец.
- Ничего, - прошамкала барыня, - привыкнут. Порядок есть порядок, а беспорядок есть беспорядок. Беспорядок всегда нарушает порядок, а порядок всегда пресекает беспорядок. Так им и скажите.
- Слушаюсь, - поклонился отец и шаркнул ногой.
Барыня еще немного посидела и уехала.
- Черт бы их побрал, этих дам-патронесс! - сказал отец. - От них пользы как от козла молока.
- Это ее дом на Полицейской улице? - спросил Никита. Огромадный такой!
- Ее. Что там дом! Муж ее председатель в банке, сорок восемь тысяч рублей в год огребает.
Никита даже пошатнулся.
- Сорок восемь тысяч?! Очуметь можно. Мне бы хоть тысячу! Хоть бы сто целковых!
Отец засмеялся:
- Ну и что б ты на них сделал?
- Что?.. Нашел бы что!.. Перво-наперво сапоги б себе купил. Домой бы на деревню уехал, оженился бы. Корову купил бы, вола...