Песня моей души

Предложил ему:

- Помочь доставить его к врачу?

- Да я сам, - проворчал он, - Но спасибо за стремление помочь.

Виновато покосился на напарника и сунулся к другому ящику. Всё-таки здешние искусственные вещества интересовали его больше, чем жизнь и здоровье напарника.

- Ты, кстати, тут чего ищешь? – осведомился Вадим как бы между прочим.

- Да я-то ничего, но он попросил меня его проводить, - кивнул на алхимика, мятущегося между ящиков.

Вздохнув, присел около неподвижного мага.

- Жить будет? – взволнованно уточнил маг, ворующий у алхимиков.

- Вполне. Но не факт, что жить будешь ты, когда он очнётся, - ухмыляюсь.

- А! – отмахнулся он, улыбаясь. И, отколупав крышку, раздвинув мелкие бумажные свёртки, вытащил бумажную коробку – по ту сторону ящика, подальше от искр – и стал высыпать в холщовую сумку его содержимое – мелкие тёмно-изумрудные кристаллы, внутри которых будто бы застыли золотистые пряди чьих-то волос.

- Уходите лучше, - устало попросил алхимик из-за стены искр.

- Что, скоро полетим? – усмехнулся Вадим.

То ли он был местами безумным, то ли любил людей доводить, то ли… нахождение в помещении под землёй, напичканном алхимическими веществами, да ещё и загорающемся, его не сильно пугало. Да кто эти маги?!

И вдруг он с воплем отпрянул. Всё-таки, он чего-то боится?

Шутка застряла у меня в горле.

Из стены искр спокойно вышла женщина, поигрывающая веществом, напоминающим слипшиеся рубин и лунный камень. Чёрные длинные волосы спадали по её груди и плечам, которые, как и всё её тело, были затянуты в узкое обтягивающее платье, которое, как казалось, было из расплавленного золота. Платье доходило до подбородка, но на шее был вырез, аж до узорчатого серебряного пояса, открывавший в тонкой полосе углубление между грудей.

Вадим, мягко говоря, засмотрелся. А что? Фигура её была умеренно пышной в особых женских местах – и там было на что смотреть, особенно, при платье такого дичайшего неприличного покроя. Разве что… его материал…

- Ты… не человек?

Она загадочно улыбнулась, смотря на меня и многозначительно облизывая губу – и швырнула свой странный камень в стену из искр. Там зашипело – и искры потянулись в разные стороны, мгновенно заполнили всё помещение – и утопили нас.

Солнце слепило глаза. Те, кстати, чесались и слезились. Птичьи песни, которые я любил, казалось, сейчас оглушат меня. Голова была чугунной.

Застонав, сел. Неподалёку от меня лежал, скрючившись, алхимик. Тот, с которым меня, кажется, занесло в какое-то дикое подземелье.

Растормошил его. Он очухался не сразу. Спросил слабым голосом:

- Где мы?

Я какое-то время растерянно оглядывался. Потом признал лес около входа в заброшенную шахту. А вот, кстати, и он неподалёку.

- Помнится, кто-то попросил меня уничтожить бумаги с расчётами.

- А, да… что-то такое было. Кажется, голова моя сейчас треснет, - он дёрнулся – и я, подвинувшись, помог ему сесть.

- Кажется, мы туда всё-таки вошли. Там был какой-то проходной двор.

- И вроде два мага… - он задумчиво растирал уши.

- Разве два?

- Одного я видел, другого – слышал.

- Там ещё была странная женщина, магичка.

- Не видел.

Растерянно посмотрел на него.

- Но я помню, что из-за одного из воров там что-то загорелось. А потом, пока я подбирал нейтрализующую смесь, как всё полыхнуло!

Какое-то время мы сидели, устало оглядываясь. Казалось, от птичьего пенья у меня сейчас лопнут барабанные перепонки.

- Но если мы были там, когда начался пожар, то что мы делаем здесь? – спросил наконец алхимик.

- Должно быть, тот маг, который остался в сознании, нас вытащил. Он силён в перемещающих заклинаниях.

- Вытащил?.. Он?!

- Ну, сами мы, видимо, не могли. Наглотались какого-то яда. А он успел.

- Но у него было лишь мгновение! – удивился алхимик.

- Так повторяю: он хорош в перемещающих заклинаниях.

- А, может, и так.

Какое-то время мы сидели почти неподвижно, справляясь с дурнотой. Добавил:

- Но странно, что я помню ту женщину, а ты – нет.

- А что за женщина?

Услышав моё описание – насколько позволяла вспомнить тяжёлая и затуманенная голова – он сплюнул. Припечатал:

- Никогда не видел, чтоб женщины так ходили, в такой паскудной одежде.