Страница 156 из 183
Музыканты играли бодро, столы на улице ломились яствами: гости и наш отряд, собранный по такому поводу, вместе с гостинцами, благословениями и глупыми шутками, всё терялись, им идти танцевать или поесть? Соседи по улице некоторые вдруг сами явились с гостинцами. На самом деле – просто наш стол объедать или потанцевать. Немного было развлечений у обнищавшего народа в эти сложные годы.
Часа два прошло. «Молодые» уже объявили перед честным народом о своём решении впредь идти по жизни вдвоём, через все трудности и радости. Уже посадили дерево заветное, «что род новый беречь будет», уже упросили меня дня через два их в Светополье переместить – в Памятной роще дерево посадить в честь родни Белотура, его первой жены и детей, не перенёсших голода. Да потом, может, в лесу ближайшем к новодальской столице или прямо во дворе посадить дерево за мужа и детей невесты, убитых на войне. Чтоб почтить память её первого мужа и вспомнить всех детей, рождённых и не сумевших, «которые тоже часть рода» - это уже Белотур настоял, строго глядя на жену. Но та, впрочем, была сразу согласная и счастливая, что с уважением относится к её памяти, не требуя начисто всех забыть, близких, но потерянных.
Любители танцев уже зарумянились. И либо сидели уже поодаль, блаженно вздыхая и отдыхая, либо радостно молодую пару объедали, коршунами летая вокруг столов.
За главным столом, где распивали второй кувшин кваса и первый ягодного вина, уже вовсю шёл серьёзный разговор:
- Эх, променял ты родную страну на бабу! - проворчал Осип, сурово глядя на светопольского жениха, уже в разы мрачнее, чем прежде на своего земляка поглядывал, когда тот «только шашни крутил».
Ибо, как он всем по большому секрету доложил, так тихо, что все гости его услышали, даже музыканты и очень увлечённо танцующие: по его мнению, которое единственное правильное, «баб чужих пользовать можно, но вот заботиться о них – это дурь несусветная». Но, впрочем, уже третью курицу печённую, с приправами, чужую, заталкивал в своё мягкое пузо. Гости уже на Осипа косились. Даже те, кто в целом были согласны с его мнением. Свадьба всё-таки. А он всё жрёт и жрёт, но ругает и ругает. Я уже заклинание приготовил – ледяною водою поливать, когда они драться кинутся.
Белотур смутился, но, встретив отчаянный взгляд своей невесты – тоже заподозрившей его в предательстве – мигом прикинул, кто ему будет ближе, потому приосанился, обнял её за плечи, чуть прижимая к себе, и проговорил бодро:
- Зато наши бабы – самые лучшие! Верные! Вот в Синем краю у них разврат, у них народы есть, где бабы целомудрие до свадьбы не хранят и имеют по нескольку штук любовников. А наши бабы самые приличные.
- Наши?.. – возмутился уже новодалец Безнос, мрачно поглядывая на чужака, новодальскую вдову загребущего в свои цепкие руки, да ещё и совсем одинокую, с целым домом своим, - Наши новодальские бабы хороши и даже слишком, иначе почему ты именно нашу бабу новодальскую спёр?
- Да и почём тебе знать, какие бабы в Синем краю? – лукаво улыбнулся чернореченец Валуй, ус закручивая на указательный палец, - Ты, что ли, у ихних баб в очереди помногу стоял, что всех ихних мужей и любовников успел сосчитать?
- Да я нормальный мужик, честный, не ветреный! – возмутился Белотур, - Ты пошто на меня наговариваешь?!
- А ты чего наговариваешь на людей, которых в глаза не видел? – не остался в долгу тот.
Алина, принёсшая с кухни большой поднос, с черничным пирогом и с яблочным, услышав знакомое бухтение, которое, как оказалось, до сих пор всё не выветрилось из умов и душ нашей команды, заметно расстроилась. На меня посмотрела грустно-грустно. Подмигнул ей, мол, я им разойтись не дам!
- А по-моему, не туда вы все смотрите, - тоном старца, умудренного опытом лет хотя бы на сто жизни, проговорил Стёпка Бездомный.
И на него все заоборачивались: и наши, и кто из дальней родни и соседей вдовы на свадьбу пришёл, «с иноземным захватчиком». И те, кто нехотя поверили в «страсть, вспыхнувшую перед закатом», и те, кто просто подозревали, что Белотур на дом её покусился и что детей у ней нет, делить ни с кем не надо будет, ежели чего.
А мужчина молодой не менее серьёзно ответил, кружку свою с квасом чуть в сторону отставив:
- Вот если взять мужика из одного народа и бабу из другого, да и свести их, скажем, суровой зимой в какой-нибудь заброшенной лачуге с одним ветхим одеялом, то вполне себе может дитя получиться. Значит, какие бы они не были на лица, в какой бы одёже ни ходили, да с какими б там обычаями нос ни задирали, всё равно все устроены одинаково. И вот сколько я в вас успел поковыряться, да в молодости на бродягах, так внутренности у всех одинаковые. Та же кровь, если порежетесь. Тот же гной, ежели запустили рану, не промыли. И те же вопли, когда я с раскалённым ножом сунусь гной и мух из ран выскабливать.
- То есть, ты утверждаешь, что мы все похожи? - нахмурился Осип.
- Ну, так возьмите бабу, возьмите мужика – пусть переспят – и дите будет. А ежели, кхм, корову и мужика – никаких вам общих детей, ибо они разные.
- Корову и мужика?! – возмутились за столом сразу трое.