Падшая женщина

- Больше не бросай меня одну, - вытирая о моё платье все выделяющиеся из её лица жидкости, Кира сжимала меня всё сильнее и сильнее от чего синяки от укусов доставляли еще большую боль. – Милка, я думала тебя тот мужик продал в рабство.

- Пфф, - я отцепила от себя этот сорняк и поспешила взять её бутыль с водой. - Тоже мне подруга. Как ты могла отпустить меня с незнакомцем? – хоть в душе я и негодовала, но сушняк был сильнее меня.

- Ну, так, - она стала запинаться, подыскивая слова оправдания, а меня начинал смех пробирать, - у вас же первая брачная ночь.

Закашлялась. Она таки ляпнула то от чего я поперхнулась водой.

- Какая еще ночь? Тебе похоже похмелиться не помешало бы. Да и на солнышко, наверное, мы не будем сегодня выходить.

- Мать, ты чё? – она удивлённо уставилась на меня. – Вы же вчера повенчались. Я думала и корону впущу, сама ведь бухая в стельку была.

Вот это была встряска мозга! Тут мне всё как вспомнилось, я и на жопу села. Взяв разгон, вчера я и Кира, напились сначала в одном баре, потом в другом, потом пошли гулять. Набрели на христианскую церковь. Правда она наверное католическая была. Вот там-то  я давай истерить. Размахивала открытой бутылкой… а! не помню, что я там пила, и материлась на распятого Христа. Мать перемать, жила не грешила, так мне двадцать пять, а у меня не то, что детей, мужа, парня нет, работа хлам, жизнь говно. Батюшка, или как там служителей католической церкви называют,  пытался успокоить меня буйную, подруга сидела на лавке и ржала с меня как лошадь заправочная, а в самой церкви никого не было. Почти. В дальнем уголке сидел Михаил. Вот там-то мы и встретились.  Не выдержав моих истерик, он встал с лавки и подошёл ко мне. Крепко схватив меня за кисть, он сжал её, и тогда я перестала голосить.

- Ты думаешь твоя жизнь не удалась? – его взгляд был холодный и расчётливый. – В мире правят, нищета, война и смерть.  А чем прикрываешься ты? Твоя жизнь не такая сладкая? Хочешь денег, чтобы купаться в золоте? Или чего ты хочешь? – он дёрнул меня за кисть, я испугалась.

- Двоих, - выпалила заплетающимся языком.

Он сощурился.

- Что?

- Двоих детей, - со слезами на глазах продолжала лепетать всё то что наболело, но я никому об этом не говорила, а он словно гипнозом заставил меня. – Я не рассчитываю на мужа. Все кто мне попадается жуткие эгоисты, которые всячески унижают меня, полностью подавляя как  личность. А совращать тех, кто не обижал бы меня я не умею. Никогда не умела.  Либо липучкой становлюсь, что самой противно, либо никто не обращает внимания. Я воспитана так, что мужчина должен ухаживать за девушкой, а это уже давно не так. Поэтому я одинока. Я боюсь этого! Я боюсь остаться одна! Я хочу хотя бы завести детей, но и это для меня как невыполнимая миссия. Я храню себя, а для кого? Никому это не нужно! Даже мне, - я зарыдала, а блондин продолжал крепко сжимать мою кисть и беспристрастно смотреть на меня. – Была бы слава, я бы променяла её на семью, были бы деньги, я променяла бы их на семью. Но у меня ничего нет, кроме моей жизни. И порой, мне кажется, что даже если бы у меня была семья, я бы её потеряла, потому что это моя карма.

Слёзы лились рекой.  Сколько я не пыталась строить из себя мисс упрямость и самостоятельность, только себе всегда признавалась в том, что больше всего мне не хватает крепких надёжных объятий.

- Я женюсь на тебе, - не давая мне и секунды передохнуть от своей исповеди, выпалил он.

Я ошарашено уставилась на него пытаясь понять, о чём может думать этот незнакомец.

- Прямо здесь и сейчас, - его русые волосы были зализаны назад и казались более тёмными, чем могло давать смутное освещение свечей, но решимость в его глазах была более чем устрашающая лично для меня, Кира же молча наблюдала за всем этим не вмешиваясь. Похоже она пребывала в ещё большем шоке чем я. – Мы в церкви. Давай обвенчаемся.  Тогда уже не будет пути назад ни для тебя, ни для меня. Если единственное чего ты боишься в союзе это то, что тебя обижают, то не волнуйся.  В этом ты не будешь чувствовать ущемлений.

- Ты безумец, - я попыталась вырвать свою руку из тисков.

- Не более чем ты! – рявкнул он – Ты сетуешь на Господа, что он не дает тебе того, чего ты хочешь. Я предлагаю тебе это, а ты отказываешься, так кто же виноват в том, что ты несчастна?

Страх, негодование, вызов…

- Хорошо, - я сощурилась и с вызовом стала впритык возле него. – Давай. Прямо сейчас. Пусть нас повенчают. Или ты передумал? Решил ткнуть меня носом в мои же недостатки?

Тогда я впервые увидела, как лёгкая улыбка пробежала по его лицу. Красивая улыбка, которая сразу преображала его лицо, делая его очень добрым. Отпустив мою руку, он заговорил со священнослужителем на его родном – турецком. Тот долго отнекивался, отрицательно кивал головой, пока Миша не достал кошелёк.  Мелькнули лиры и старик сразу подобрел. Блондин повернулся ко мне и, узнав мой размер пальца, снова повернулся к старику. Дальше снова всё как в тумане. Помню, что когда тот принёс кольца, я сильно возмущалась. Мужское ровное, а моё хоть и было необычайно красивым, я таких еще не видела, но как сплошное жизненное испытание.  Как остроконечная корона, по всему кольцу и гранёное красными камушками. Но меня никто не слушал.  Оказалось, что других просто нет, а искать другое никто не собирался. Кира пришла в себя и начала меня отговаривать. В общем, всё шло быстро и расплывчато в памяти. Вот тебе и важный момент в жизни. После окончания этого безумия, а безумием было и то, что католический священник повенчал нас по православным канонам, что вызвало новую волну возмущения и к которой снова никто не прислушался, моя верная подружка выматерилась и слиняла, оставив меня наедине с моим «мужем».  Вот там он крепко взял меня за руку и вышли на улицу. «Что теперь?» - задавалась вопросом, а Мишу будто бы сейчас ничего не интересовало. Он поднял мою руку, которую сжимал, и поцеловал.