Химеры. Часть первая.

— Что у тебя? Есть?

Рамиро покачал головой и поднялся. Сосед сунулся на его место, откинул волосы с лица девушки. Правой щекой она прижалась к асфальту, левый глаз стеклянно смотрел на Рамиров ботинок. Из ноздрей тянулась черная струйка и пряталась под щекой.

Как же ты так, девочка… Как же ты…

Лара!

Рамиро даже зажмурился на мгновение. Лара… Ларе надо позвонить, и…

Отдаленно грохнуло, все вокруг сделалось алым, золотым и зеленым. В небе над Светлорецким монастырем, над излучиной Ветлуши, над яблоневыми холмами университетского городка, над высокой, заслоняющей Светлую улицу железнодорожной насыпью расцветал великолепнейший салют.

Волосы Десире стали розовыми, потом голубыми; асфальт словно засыпало серебром. По испещренному дымками небу загуляли, перекрещиваясь, лучи прожекторов.

Высоко, под полотном моста, на темных балках распластался серый паучок. Рамиро плохо видел — туда не доставал ни свет фонарей, ни отблеск салюта — но, кажется, Ньет лежал неподвижно, не поднимая головы.

Обогнув людей, склонившихся над телом, и стоящие у тротуара машины, Рамиро пробежался до крутого склона железнодорожной насыпи, облицованной плитами, и прорезанной зигзагом пешеходной лестницы. Одним духом взлетел наверх.

Каменные башенки, расцвеченные салютом, тропка вдоль рельс, шириной в две доски. Железный парапет. Рамиро перелез его там, где настил моста прошивала гигантская изогнутая ферма, повис на руках, спрыгнул на пересекающую пролет балку. Едва не сорвался; нога внутри ботинка скользила по крови. Осторожнее, сказал он себе, будет глупо грохнуться вниз не по идейным соображениям, а по неаккуратности. Хватаясь за липкие от мазута раскосы, полез по балке вперед. Прямо над головой задрожал, загрохотал металл — по мосту шел поезд.

Внизу замелькали синие вспышки — подъехали наконец муниципалы и скорая. Толпа заметно увеличилась, цветные отсветы блуждали по обращенным вверх лицам.

Ньет не дополз ярда полтора до середины пролета, где стояла Десире. Он был совсем рядом, но дотянуться не успел. Теперь он лежал лицом вниз, вцепившись в балку, и на оклики Рамиро не отзывался.

Рамиро перелез через распластанное тело, сел на балку верхом и принялся по одному отлеплять приварившиеся к железу пальцы. Рука мальчишки уже мало походила на человеческую: птичья лапа с выступающими костями и жилами, в чешуе и струпьях, испятнанная черным, с когтищами, как у орла. Осмоленная кровью ладонь лохматилась лопнувшей кожей, текла сукровицей. Пальцы шевельнулись и вцепились в распоротый Рамиров рукав.

— Ньет? Ньере, слышишь меня? Ньет!

Нет ответа. Ничего он не слышит.

Рамиро отлепил вторую руку, — она была ничуть не лучше первой — приподнял Ньета и посадил на балку лицом к себе.

На щеке и брови спекшийся ожог, даже волосы с этой стороны будто мазутом вымазаны. На груди и животе одежда расползлась и промокла чернильной кляксой. Потянуло тошным кислым запахом горелой в кислоте плоти. Рамиро видел подобные ожоги от холодного железа, и даже еще более ужасные. На мертвом дролери. На живых — не видел.

Рамиро содрал с себя остатки смокинга, завернул мальчишку. Перекинул его через плечо, кое-как поднялся, держась за откосы.

Внизу, прямо под их балкой, муниципалы растянули брезент. Белые халаты закатывали в машину укрытые простыней носилки. Мигал синий проблесковый фонарь на скорой, безмолвно стояли зрители. Уезжать никто не собирался, все ждали финала. По небу под мерное буханье ходили лучи света, вспыхивали и опадали снопы разноцветных звезд.

Черт. То-то будет разочарование, когда они увидят, что химерка, за которую все так волновались, — фолари. Муниципалы заберут его, зашвырнут в грузовик и отвезут за сто первую милю, в отстойник. И не факт, что мальчишка выживет, с такими-то увечьями. Его свои же затопчут.

И кому какое дело, что этот фолари пытался спасти человеческую девушку.

Не спас же.

Рамиро добрался до каменной тумбы моста и остановился. Надо размотать фаху и привязать Ньета к себе, тогда обе руки освободятся.

— Эй, — окликнули его.

Желтый круг от ручного фонарика скользнул по стене, по ногам, остановился на лохмотьях, укрывших Ньетову спину. Фонарик горел на лбу муниципала, повисшего на веревочной лестнице. Муниципал протянул руку:

— Давай сюда паренька и лезь за мной. Ты ранен? — Рамиро замотал головой. — Вылезти сможешь? Давай мальчишку.

— Я в порядке, оцарапался, мальчишка легкий, это мой племянник, из рук не выпущу.

— Ладно, тогда лезь вперед, — муниципал перешагнул на балку, освободив лестницу.

На мосту стояли еще двое с фонарями и одеялом наготове, отбирать мальчишку не стали, но отконвоировали вниз, к машинам. Вокруг еще топтались зеваки. Санитар из скорой приглашающее распахнул дверь и кивнул на сидение рядом с носилками.

— Забирайтесь. Мальчика на коленях подержите?