Страница 40 из 118
Из почтения к памяти рея Вито.
Следующий удар был таким сильным, что она даже его не почувствовала. В глазах вспыхнуло, пол и стены разъехались в разные стороны и почернели.
Амарела уронила голову на грудь, задыхаясь от ненависти и потрясения.
Энриго некоторое время постоял рядом, тяжело дыша, потом развернулся и вышел.
Хлопнула дверь, и рейна Марген дель Сур, наконец, смогла заплакать.
***
Ветлуша сонно двигалась к морю, стиснутая каменными стенами. Раньше по ее изогнутым берегам лежали песчаные отмели и подмытые за долгое время обрывы с торчащими корнями и ласточкиными гнездами. На деревянные мостки приходили стирать прачки, можно было поднырнуть снизу и опрокинуть корзину, так чтобы по воде плыли тяжелые белые полотнища простыней и человеческие рубахи, взмахивающие рукавами, словно утопающие.
Прачки крыли водяной народ всякими словами, но зимой, бывало, ставили у полыньи блюдо с горячими пирожками — чтобы в апреле лучше ломался на реке лед.
Ньет поднырнул под струю теплого течения, сильно отталкиваясь ногами, метнулся в тень моста и застыл над донной мутью, раскинув руки и слегка пошевеливая растопыренными пальцами. Потом он медленно перевернулся на спину и бездумно уставился на свет и темные кляксы, пятнавшие поверхность. По мосту грохотали фуры и легковые автомобили, опоры вибрировали, отдаваясь под ребрами, как отдается грохот барабана. Если слушать из реки — город колотится, как огромное сердце, пульсирует, проталкивает кровь по жилам.
Фолари улыбался, не мигая смотрел вверх; темные глаза оставались неподвижны.
Он так привык жить с людьми, что даже в воде не стал менять облик — так и болтался в мутной толще облаченный в человечью одежду, только сандалии скинул на набережной. Сильно толкнула вода, вскипели белые пузыри — с моста прыгнул кто-то из своих, кажется, Озерка; подплыла к нему, двигаясь рывками — бледное личико под водой казалось зеленым.
Ньет безразлично отвернулся.
Озерка совсем юная — родилась, когда Ветлушу уже начали забирать в камень, и почти не помнит, как тут все было раньше.
Набережная для нее — родной дом.
Ньет же не вылезал на сушу, пока в реке не стало невозможно жить.
Поглядывал на мир с изнанки, подплывал к поверхности.
Он прикрыл глаза и стал думать, как было раньше.
Память фолари — бесконечный океан, в котором обрывки чужих воспоминаний путаются со своими и все перемешивает соленая вода времени… Никогда не знаешь точно — твое ли это воспоминание или чужое. Фолари не считают свой возраст, взрослеют не как люди, и прошлое их нелинейно, а ветвится, как куст водорослей. В глубине памяти все сливается, остается только общее «я».
Я, который дремлет в спокойной, пронизанной лучами воде.
Она снова проходит по мосткам — там, по Ту Сторону. Осклизлые доски чуть вздрагивают, плотная волна ударяет в бок, щекотно резонирует в боковой линии.
Я просыпаюсь.
Рывками, то и дело зависая в холодных струях, поднимаюсь со дна. Хожу кругами. Приглядываюсь.
Она, бывает, надолго задерживается там, наверху. Иногда вода начинает дрожать чуть сильнее, звуки расходятся радужными всплесками, переливаются.
Это она поет.
Я выгибаюсь, переворачиваюсь в этом дрожании, острые перья на плечах топорщатся, натягиваются перепонки меж пальцами рук.
Щелк… Хвост выстреливает, как кнут, прогоняя в зеленоватой толще гудящую волну.
Может быть, она смотрит сейчас на серебристую, как чешуи на моих предплечьях, водяную рябь, видит, как ходят под тонкой амальгамой темные тени.
Одна из них — это я.
Проплывая сквозь туго натянутый уток стеблей кувшинок, я дергаю за них, и яркие цветы с Той Стороны пляшут.
Изнанка всего.
Все изламывается, пересекая границу — и свет, и воздух, и сила звуков.
А что будет со мной? Если выгляну?
Я медленно проплываю под мостками, затаиваюсь в темной тени, вглядываясь в колеблющееся полотно лучей.
Каждый день мы играем в одну и ту же игру.
Она, наверное, не знает, что я тут живу, иначе игра стала бы не такой интересной.
Тихий стук — один, другой.
Я отираюсь плечом о скользкую тину, наросшую на бревнах, терпеливо слежу.
Оплетенная струями потревоженной воды, в перламутре воздушных пузырьков, в мой мир опускается ножка. Потом вторая.
Она же не знает, что я тут, под мостом.
Я кидаюсь вперед, нарочно промахиваюсь, щелкнув зубами. Разворачиваюсь. Круги все сужаются.