Тиана. Год Седой крысы

Легко давалось княжичу покорять земли. Правда и бои были, и несколько раз жестокие, в которых и денмаркийцев полегло. Да то только горячило кровь молодую. Земли завоеванные, он между воеводами делил. Хотел и мне деревню наделить, да я отказалась.

- Незачем мне. Ты мне лучше слово дай, которое я с тебя требовала.

Княжич же в тот раз артачиться не стал. Сказал, что отпустит, как только сама того захочу и просьбу любую мою выполнит, если то в его силе будет. Правда, не только мои заслуги тому были причиной. В стане таки уже в голос говорили, что колдовка с колдуном сошлась. Ребенка его под сердцем носит.

- Что ж ты, колдовка, на Вельвену волком смотрела, а сама… - сказал как-то Ольвен. – Или думала, не прознают о том, что милуешься с Альваром своим. Вон как с тобой носится.

Я на то только плечами пожала. Пусть думает что хочет.

Альвар же берег меня и вправду, как хрустальную. После той моей болезни, велел одну телегу для меня освободить накидали на нее соломы, да меховых шкур. А рядом Буран лежал часто. И спать колдун всегда рядом ложился, крепко обнимая, чтоб не замерзла. Я и не противилась вовсе. Поняла как-то, что хорошо мне подле него, спокойно. Ловила себя на том, что прижимаюсь к нему все крепче, обнять хочу, а то и поцеловать. Разгладить хмурые складки на суровом лице…

- Ты скажи Альвар, - заговорила я с ним, когда никто не слышал. – как стало, что дара лишился?

Он молчал долго, да сопел злобно в самое ухо.

- Бабы всему виной, – встал и ушел.

Той ночью холодно спать было, словно мороз, почуяв, что защитить меня некому, старался больнее ужалить. И не помогали ни шкуры, ни теплый волчий бок. Потому когда Альвар назад вернулся, прижалась к нему всем телом, голову на груди уложила и уснула, чувствуя себя как за стеной каменной.

О Лидко я думать себе запретила. И если первый месяц он мне чуть не каждую ночь мерещился и тоска брала такая, что с Бураном выть бы. То со временем притупилась она. А через три месяца и вовсе только отголоски остались.

По весне княжич людям отдых решил дать не большой. Больше потому, что донесли – князь Алларийский таки решил завернуть войско, чтобы с земли прогнать своей щенка денмаркийского. На то я княжичу сказала, чтобы не переживал напрасно. Ему отец уже подмогу направил. И придет она раньше, чем успеет алларийское войско сюда дойти.

Княжич от слов моих успокоился, велел лагерем становится и ждать.

В средине весны случилось то, чего я и не ждала.

А сталось так, что в ночь самой полной луны, меня колдун разбудил и велел за ним идти. Я не сразу и поняла, что ему в голову взбрело, и подумала, что княжич зовет. Да не так то было.

Шли мы долго, пока лес нас от всего мира сплошной темной стеной не отгородил. Да так темно было, что если бы не луна, в кронах запутавшаяся, то подумала бы, что ослепла вовсе.

Когда же довольно далеко зашли, он встал, ко мне лицом повернулся, и показалось мне, что глаза его золотые светом мягким засветились. Он меня по кругу обошел, что-то говорил на незнакомом языке, и от голоса его мне как в голове помутилось. Потому и не заметила, как косу расплел, по спине волосы расправил, все так же напевая слова незнакомые, как разул меня, усаживая на землю, да раздел в одной рубашке оставив. Сам по пояс разделся.

Голова кругом шла, а язык, словно распух, да шевелиться перестал. Да только когда браслеты мои щелкнули, да на землю свалились, трепыхнулась слабо, на то он мне только руку на плечо положил, распевая песню свою. Потом умолк резко и к губам моим потянулся, впился поцелуем. Я же ни оттолкнуть его не могла, ни отстранится. Да и не хотела. Ответила. К нему подалась. Обнять хотела.

- Тихо ты. Нельзя сейчас.

Я же мутным взглядом на него посмотрела, на сердце зашедшееся в бешенном беге шикнула, силясь понять что и зачем делает. Как луна нас осветила, и снова мне свет показался в его глазах. И с тем на месте где браслеты мои брачные были, как огнем ожгло. Я зашипела, дернулась, да удержал он меня за руки. Я же взгляд опустила и охнула. На мне браслеты были. Да не обычные, которые каждые муж жене одевает, а словно кто золотой нитью прямо по коже узоры вышил. И когда такие же, только серебряной нитью шитые, на его запястьях увидела, то и вовсе дышать забыла.

Странно как. Обычно только жене браслеты одевали, чтобы знали, что мужу принадлежит. Потому нахмурилась.

- Не хмурься. Теперь мы перед богами муж и жена.

- Зачем?

Он же улыбнулся, а в глазах лукавый блеск появился.

- Что ж я сына без отца оставить по-твоему должен?

Я на то только носом хлюпнула, чувствуя как в глазах слезы собираются. Что-то сказать хотела, да разревелась.

- Тише ты, – сказал колдун, обняв, да на плече своем голову мою устроив. – Не захочешь со мной остаться держать не стану, – а потом тихо добавил. – Знаю, что колдовку никто удержать не сможет, если уйти захочет.

Я же только всхлипнула, да прижалась сильнее.

- Не захочу уходить, если даже гнать станешь.