Высота

А уж для Риты однажды чуть не покалечился в надежде получить заветный поцелуй. Но слезы... Да, об этом стоило только мечтать. Если бы Ладья хотя бы на половину так за него переживала, как эта милая девчонка... Но что толку говорить о несбыточном? Нездоровая любовь исковеркала судьбы обоим и закончилась трагедией. А вот у шефа, кажется, есть шанс на что-то путное. Жаль, что тот слеп.

Раньше он бы и сам здорово посмеялся над подобными мыслями. Раньше... Дураком он был раньше, вот и все! Вчера жизнь без анестезии отправила в нокаут, избавив заодно и от шелухи привычного восприятия. Сейчас больно – это больно, страшно – это страшно, а надежда на счастье, любовь и понимание – не слабость, а истинная потребность. Он бы полжизни отдал, чтобы из-за него вот так искренно, солеными слезами плакала какая-нибудь девчонка. Только ж где ее найти? Одноразовые подружки плачут только от быстрого секса, а как общаться с другими, он забыл.

Доказывая Ритке свою независимость, с каждым прожитым днем все больше тонул в протухшем болоте из животного секса, адреналина и одиночества. Секундное удовольствие против серенькой, как раньше казалось, жизни обывателей. Только ведь этих самых «обывателей» он сам и придумал, разукрасив в неприглядные цвета.

Рука потянулась к бутылке с минеральной водой. Припасенную водку он еще утром вылил в унитаз. Хватит, и так семь лет угрохал, играя в самообман и поддавки с совестью. Вот бы еще шеф в идиота играть прекратил, а то напоминает ему самого себя. Не самое приятное напоминание.

***

Поздним вечером, уставший и довольный, Булавин направился в свой рабочий кабинет. Спина и плечи приятно ныли, а на душе, несмотря на все проблемы, царила радость. По-честному, надо было бы выбросить все дела из головы и расслабиться, не пропадут без его решений в центральном офисе. Вот только дурацкая ответственность отдохнуть как следует не давала. Уж лучше закончить все сейчас, поскорее.

На удивление дверь оказалась открыта, и музыка, доносившаяся из кабинета, говорила о наличии гостей. Булавин так и замер на пороге, не в силах что-либо сделать или сказать. Взгляд, не моргая, уперся в аккуратную попку, обтянутую коротким бежевым платьем. Прямо перед ним, пританцовывая на широком кожаном кресле стояла девушка. Она старательно расставляла какие-то папки на верхней полке огромного стеллажа и не заметила прихода начальства.

Глеб нервно сглотнул и машинально поправил, промокшую от пота, майку. "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день" - пронеслось в голове, а ведь только успокоился, замордовав себя нагрузкой. Это было полнейшим безумием, но прекратить пялиться на симпатичную девичью попку не удавалось. А ведь он неплохо знал, как выглядит она без одежды, а уж как знал ее на ощупь! Изученная за одну ночь от эротичных ямочек на пояснице до... Но про это самое "до" нынче вспоминать запрещено. Опасное знание, да и зрелище не менее опасное. Ишь, какие восьмерки выкручивает на его любимом кресле, как только не навернулась до сих пор?

Глаза все еще ласкали увиденное плотоядным взглядом, а ноги уже поворачивали к выходу. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих, подождут вопросы и до утра. Булавин с грацией пантеры бесшумно вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь. Казалось бы, всё, можно выдохнуть свободно, но нет. Стоило сделать один шаг к лестнице, как из кабинета послышался неожиданный грохот и женское "Ой!".

Не на шутку испугавшись, Глеб стремглав ринулся обратно. Дверь чуть не слетела с петель от сильного рывка, когда он ворвался внутрь. На запыленном паркетном полу, беспомощно потирая ушибленную ногу, сидела Карина. Зеленые, полные непролитых слез, глазищи взглянули на него с такой болью, что Булавин чуть не сломал проклятое кресло и шкаф, заодно.

- Больно, золотко? - опустившись рядом на колени, спросил шеф. - Потерпи чуть-чуть, я сейчас вызову нашего доктора.

- Не хочу доктора... - губы девушки дрожали.

- Не капризничай, солнышко. Прошу...

Он так не пугался со времен первых шагов и неудачных падений собственной дочери. Но это было так давно, словно в другой жизни. Трясущимися руками достал из кармана телефон и набрал номер местного доктора. К счастью, тому ничего долго объяснять не пришлось. Привыкший к постоянным неожиданностям с отчаянными спортсменами, он четко знал: высота, она и с метра высота.

Булавин то и дело оглядывался на круглые настенные часы, не в силах заставить время идти быстрее, а руки бережно ощупывали женскую ножку от розовой пятки до бедра. Его не волновали ни полоска кружевного белья, видневшаяся из-под платья, ни удивленный взгляд помощницы, ни собственный дурацкий вид.

- Сильно больно, милая?

Девушка прислушалась к собственным ощущениям. Боль была ноющей, но не сильной. Больше сказался испуг и неожиданная, плохо контролируемая злость. Она весь день, как идиотка ведет себя с ним, даже натянула этот неприлично короткий сарафан, чтобы позлить, а вот как все обернулось!

И зачем только полезла наводить порядки на полках?

- Глеб, - не выдержала она. - У меня имя есть. Не надо никаких солнышек и прочего! Карина! Повтори!

- Карина... - запинаясь, будто это запретное слово, сказал Булавин.

- Так-то лучше! - ойкнув от боли, процедила она в ответ. - И не надо меня лапать, доктор придет, он и ощупает, а тебе не надо! Хватило уже...