Страница 25 из 42
-Геошенька, счастье мое, ты только скажи. Я всё решу, слышишь, только не молчи.
Абаев присел возле нее на колени.
-Ты мне душу в клочья рвешь своим молчанием. Хорошая моя, любимая.
Последнее слово заставило ее встрепенуться. Она уставилась на него, глупо моргая.
-Только не говори, что ты еще не догадалась. Я тебя люблю. Никого и никогда так не любил. Только тебя, слышишь, тебя одну. Единственная моя.
Он уже почти пересадил ее к себе на колени, когда Гера пришла в себя. Попав ему локтем в глаз, вскочила на ноги, лихорадочно обводя его всего взглядом. Так смотрела, будто у него внезапно третий глаз появился. Или рог на лбу вырос.
-Ты что, сдурел? Совсем из ума выжил? Ты не должен меня любить! Не можешь, не надо… - всё тише и тише.
Алим разозлился. Он ей в любви признается. Впервые в жизни, между прочим! А она от него отрекается. От любви его отмахивается, как от мухи назойливой.
-Позволь мне самому решать, кого любить! Не на того напала, девочка! Я не убегу от тебя после первой истерики. И не откажусь. Мне не важно, что там было до меня, но теперь тебе придется смириться с мыслью, что я есть в твоей жизни. Это – константа, запомни.
Он встал с пола и принялся наступать на нее. На сей раз жалобное выражение ее глаз его не остановило.
-Ты не понимаешь! Я не достойна тебя. Мне нельзя быть счастливой!!
Он зарычал от подобной глупости и, скомандовав «Пойдем!», потащил ее за дверь.
Ехали они в молчании. Мужчина выглядел настолько разозленным, что она не решалась с ним заговорить. Маршрут также оставался загадкой. Гера даже дышать старалась тише. Что-то подсказывало ей, что взрыв с его стороны неминуем.
Они приехали …в поле - другого определения у нее не нашлось. Вдалеке виднелись очертания гор, практически полностью укрытых ночной мглой. Разъяренный Абаев резко распахнул дверь с ее стороны. Следующее действие вообще было начисто лишено логики. Крепко обхватив ее за голень, мужчина стянул с обеих ног тонкие балетки. Прохладный воздух тут же похолодил стопы.
-Вылезай!
Ей даже в голову не пришло ослышаться приказа. Точно не когда он в таком состоянии. Он тянул ее за собой вглубь поля, не позволяя остановиться ни на секунду. Встречающиеся камешки впивались в ноги, но она не ощущала боли. Минут через пять, когда машина Абаева окончательно скрылась из вида, он остановился. Развернув ее лицом к себе, скомандовал:
-Кричи!
-Что делать? – Непонятно, чего она ждала, но точно не этого.
-Кричи, Гера, кричи! Набери полные легкие воздуха и кричи что есть мочи.
-Я…я не умею.
-Умеешь! Не хочешь плакать – будем кричать. Вместе.
Взяв ее за плечи, развернул спиной к спине. Положил руки ей на живот и закричал. Громко, пронзительно, на одной ноте. Звуковая волна быстро проносилась по открытому пространству и, ударившись о горный массив, возвращалась обратно. Гера с головы до ног покрылась мурашками.
Абаев чуть сжал руки, принуждая ее присоединиться. Черт ее дернул послушаться.
Оказывается, это круто. Скопившееся напряжение нашло выход и не преминуло этим воспользоваться. Уши закладывало, а голова пустела. Она кричала долго, пока не выдохлась и не начала оседать. Повисла в его руках безвольной тряпичной куклой.
Алим вовремя подхватил ее. Прижав к своей груди, понес в машину. Рубашка за секунду промокла от катившихся градом слез. Она начала подвывать. Когда они уже почти дошли, рыдания превратились в икание.
Абаев как-то умудрился одной рукой разложить переднее пассажирское сидение, чтобы удобно устроиться на нем вдвоем. Несмотря на теплую погоду, включил печку, чувствуя, что Геру знобит. Он не настаивал на рассказе, но внезапно она заговорила сама.
-Мы жили с мамой вдвоем. Жили небедно, хотя мама получала не так уж и много. Но я никогда не спрашивала, где она берет деньги. –Девушка говорила тихо, стараясь не причинять лишнюю боль сорванному голосу.
- Когда я училась в седьмом классе, мама сошлась с мужчиной. Дядя Герман. Они познакомились на работе. Мама преподавала русский язык и литературу, а он - труды и физру. Примерно год мы жили хорошо, несмотря на то, что денег стало меньше. Ты не подумай, он хорошо ко мне относился. Строгий был, но справедливый. А потом его уволили из школы из-за какого-то скандала. Он запил. Однажды они с мамой поругались, и ... он ее ударил. По лицу. – Алим замер, чувствуя, что это только начало.
-Он потом, конечно, просил прощения, на коленях стоял. Мама простила. Какое-то время всё было нормально, а потом…повторилось. Прощения он больше не просил. Мама ходила вся в синяках, а когда я пыталась вступиться, -Гера сглотнула, - доставалось и мне.
Руки, обнимавшие Геру, сжались в кулаки. Она почувствовала. На душе почему-то стало легче.
-Почему твоя мама не ушла от него?
-Она его любила. Очень. Искренне верила, что он изменится. – Послышался усталый вздох. -Потом мама забеременела. Дядя Герман вроде взялся за голову, пить стал меньше, маме апельсины покупал. –Девушка горько хмыкнула.