Я так хочу

– Что это? – указала Лина на разгром.

– Отличная записывающая студия. Душевная – сама поёт! – Джозеф любовно погладил большой чёрный монитор в углу. – Можно набрасывать новый материал.

– Здесь?

– А где же ещё, как не на базе? Скитаться по чужим студиям неудобно, вечно прерывают посреди сессии.

– Базе... – простонала Лина, закрывая лицо рукой. – Тогда почему Берри не на базе, если вся команда здесь?

– Не знаю. Кит не командный игрок.

– А как же вы?

– А мы ему не мешаем.

– Как это? Ведь Стренжерс группа!

– Стренжерс – это Кит, – отбросив придурковатый тон, мягко сказал Ривера и улыбнулся. Он всегда терпеливо объяснял все, что она хотела знать, но теперь черные глаза предупредительно сверкнули.

Лина замолчала, проглотив сотню вопросов, что вертелись на языке.

– Что, сorazon, ошибся он адресом? – опустив уголки смешливых губ, Джозеф посмотрел в пол.

– Нет, – прошептала Лина, – нет.

Переделка домашнего кинотеатр в репетиционный зал отняла полтора дня. Шесть плюшевых громоздких кресла, которые с проектором и колонками вынесли в коридор, мешали заносить в студию технику. Два из них приватизировали аранжировщик и художник по свету, оттащили в библиотеку, где вели шахматные баталии; три уволокли к бассейну темнокожие хористки; последнее забрал в кухню седой мужчина в защитных очках, где разложил инструменты на столе Марио как в операционной. Он разбирал системные блоки, откручивал платы и постоянно что-то паял, распространяя по дому едкий запах дыма. Мариано перестал выходить на работу. Лина отправила повара с помощниками в отпуск – обитателей дома устраивала еда на вынос ближайшего ресторана.

Рано утром на открытой террасе гулял ледяной ветер. Он обжег щеки, сорвал с карликовых деревьев в глиняных вазонах сухие листья и разметал вдоль парапета. Прислонившись к каменной кладке, Лина поглядывала за чистильщиками бассейна, вяло листая страницы художественного альманаха. По широкой аллее прошелестели гравием шины. Машина остановилась у дома. Но Лина не обернулась, перестав интересоваться входящими в парадную дверь, которую и ночью держали открытой.

Из-за угла вынырнул Ривера. Он быстро подошёл, остановился рядом. Смуглая ладонь оперлась о гранит возле её пальцев.

– Кит объявился, – помолчав, сказал он.

Лина перевела взгляд за его плечо, но Джозеф покачал головой:

– Не сегодня, сorazon.

– Где он?

– Неподалёку. В Окленде.

Лина вскинула брови.

– Проходит в клинике восстановительный курс.

– Он... болен? – выдавила она.

– Нет. Это горячий привет от страховщиков. Дрянной пунктик. Внесли в полис после того, как Кит повредил связки. Требуют гадёныши заключение фониатра и лора перед выступлениями. Ну, а те и рады залечить клиента до икоты. Не хочет трусливая братия рисковать.

– А есть риск?

– За всем не уследишь, – пожал плечами Ривера. – Вон, на прошлом концерте Стю чуток возгорелся. Повезло, что не факелом. И виновных нет. Техники-балбесы устроили замыкание, ну так мы сами их подгоняли – опаздывали сильно.

– Спасибо, – пробормотала Лина и благодарно пожала большую руку.

С наступлением ночи суетливая гостиная размякала, обволакивалась невнятными тенями, которые словно вампиры медленно наполнялись жизнью и заводились искусственной энергией. Лина подозревала, что дело в чем-то действеннее травки, запах которой отчётливо витал в доме. Никому не интересные занудные поэты и писатели, не состоявшиеся музыканты, байкеры, постаревшие и второсортные модели, стриптизёрши, и травмированные гимнасты, выброшенные из спорта – веселились громко и отчаянно фальшиво. Никто не спрашивал, кому принадлежит вилла, кто хозяин вечеринок, и кто спонсирует выпивку. Лина старательно избегала случайных и навязчивых собеседников, которых она не занимала, а только её связанная с деньгами фамилия.

– Зачем все эти люди? – Лина бросила салфетку на полированную поверхность рояля, поставила сверху бокал водки с мартини.

Тим благодарно улыбнулся и склонил голову над клавишами, словно решал с чего начать.

– Кто знает, ангел. Они появляются сами собой, как пыль.

– Они не выносят вас, – сказала Лина, рассматривая сквозь пелену дыма запруженную разноцветным людом комнату. – И меня.

– Скорее даже ненавидят. Но газетчиков и папарацци ненавидят куда сильнее. Пренебрежение хуже зависти. А для нас – это уже хорошо.

– Что же делать?

– Не обращать внимания и чаще проветривать, – тряхнув волосами, Тим улыбнулся шире.

– Поймал! – обхватили сзади татуированные руки. – Ты чего от меня прячешься? – острый подбородок ткнулся в плечо.

– С чего бы это, – пробормотала Лина, высвобождаясь из горячих объятий Вуда.

– Сфоткай нас, Стю! – он выудил из кармана телефон и бросил Тиму. – Улыбайся, лады? А то на вчерашних фотках ты хмурая.

Лина невероятно широко растянула губы в объектив.

– Тебе идёт, – хмыкнул Френк. – Ты знаешь, что фотогенична?

– Перестань, ты отрываешь мне рукав, – она отцепила с предплечья пятерню с фиолетовым лаком на ногтях.

– Извини. А хочешь, устрою тебе пробы? У меня режиссёр кентуха, ищет героиню в свой фильм. Пойдём наверх, позвоним ему, обсудим...

– Френки, иди, поклей свободных девочек. Вон, красотка с полным шестым не сводит с тебя глаз.

– Да ты не переживай за меня lovencitos. У меня всё на мази, правда, куколка? – ухмыльнулся Вуд, прижимая Лину крепче.