Я так хочу

Неожиданно для себя Лина проспала двенадцать часов. Такого не случалось со школы. Поспешно закончив утренний туалет, она появилась в холле, когда шумное семейство толпилось у выхода, готовясь, грузится по машинам. Лину обняли и расцеловали бесчисленные сестры, братья, тети, дяди и бабушки. Многоголосый певчий говор окружил и опутал руки-ноги. Лина с трудом выбралась на улицу и разыскала в толпе чету Метаксас.

– Кажется, я... проспала, – она пробежала пальцами по волосам и складкам платья, рассеянно заглянула в объемную полотняную сумку, проверяя все ли взяла.

– Не переживай, у нас с гостями такое случается, – рассмеялся Грэг и хлопнул по спине. – Это называется – акклиматизация. Через месяц пройдет. – Он подмигнул жене, которая погасила улыбку на его шее, и открыл заднюю дверь белого Рендж-Ровера.

Лина скользнула на сидение автомобиля и, с удивлением, обнаружила соседей.

– Хай, – улыбнулся Ник. – Это София и Елена – мои сестры.

– Привет, – кивнула она через мужское плечо девочке подростку с темными густыми косами и пожала протянутую с переднего сидения руку молодой женщины.

Рендж-Ровер занял место в длинном кортеже, выкатил за ворота и помчался по извилистой грунтовой дороге. Сестры оживленно болтали. Изредка они обращались к Лине на английском, перегибаясь через сидящего посредине брата. Лина отвечала односложно. Упиралась ладонями в переднее сидение, пытаясь держать баланс и скользя по перфорированной коже на крутых виражах горного серпантина. Льняная ткань слабо защищала от ноги Дусманиса, которая плотно прижималась к ее бедру и обжигала жаром. Автомобиль выехал на национальную трассу. Лина отодвинулась и сосредоточенно уставилась в окно. Вдоль обочин мелькали небольшие деревеньки. Наконец, водитель замедлил ход, включил сигнал поворота и свернул на узкую улочку. На горизонте показались горящие под солнцем серебряные купола. Дусманисы умолкли и одновременно перекрестились. Впервые в жизни, Лина испытала облегчение при виде монастыря.

Полуметровые свечи бросали отблеск на золотые бокалы купели, украшенной цветами. Глубокий голос священника рокотал под сводами, обволакивая волнующим таинством разномастную цветную толпу. Гости негромко переговаривались. Щелкали затворы камер. Никос гордо держал малышку на руках, вторя словам молитвы. Ребенка трижды окунули в воду; обмазали оливковым маслом и отстригли нежные волосики. С трудом надев крестик на вертящуюся голову, нарядили малютку в роскошную кружевную сорочку, и Лина взяла Катерину, нареченную в честь мамы Натали. Прижимая к груди теплое тельце, она тонула в нежности. Маленький кулачок крепко держал указательный палец и требовательно направлял в розовый рот.

– Пусть она вас радует!

– Поздравляю с крестинами!

– Будьте достойны!

Бессчетная родня выстроилась на ступеньках церкви и не заканчивалась. Вместе с поздравлениями и пожеланиями, каждый хотел прикоснуться к ребенку, поцеловать ручку, погримасничать перед широко распахнутыми круглыми глазами. Катерина разволновалась. Коротко вздохнув, она набрала в легкие воздух и громко заревела. Лина с сожалением вернула ее матери, так естественно и уютно пристроившей дочь на груди, что та моментально успокоилась и уснула. Освободившись от драгоценной тяжести, руки обхватили холодный ремешок сумки, словно осиротев. Лина передёрнула плечами и широко улыбнулась – она крёстная!

Шумное празднование крестин в доме Метаксасов перевалило за полночь. Натали порхала по дому экзотической бабочкой: вечернее ультрамариновое платье то тут, то там мерцало меж двухсот гостей. Яркая и соблазнительная, она находилась в родной среде ликования, упиваясь атмосферой игривого веселья, сосредоточением которого являлась. Официанты без устали сновали из гостиной на террасу. За покрытыми яркими скатертями столиками у бассейна расположилось старшее поколение, громко смеясь и обмениваясь новостями. Тяжелые подносы с обильными закусками мелькали в свете фонарей. Сотни зажженных свечей, плясали под музыку на запотевших графинчиках домашнего узо и раки, и загадочно тонули в темном стекле бесчисленных бутылок вина.

Лина спустилась в сад освежиться. Она прислонилась к деревянной перголе увитой крупными розами с дурманящим яблочно-медовым ароматом. Подняв к лицу бокал, наблюдала за гостями сквозь мириады золотых пузырьков, наслаждалась роскошной ночью, холодным шампанским, прямыми открытыми взглядами и улыбками. Она чувствовала себя частью огромной солнечной семьи. Никто не интересовался прикованным к ней «денежным мешком», а только ее пустым бокалом. Она запрокинула голову и полной грудью вдохнула терпкий густой воздух.

– Вы избегаете меня?

– Разве? – удивилась Лина.

– Тогда разрешите составить вам компанию?

– Валяйте! – рассмеялась она, опуская голову.

– Чему вы смеетесь?

– Вашему акценту. Забавный.

– А ваш акцент прекрасен и неуловим. Мне сложно его определить. Вы поможете?

– Попробуйте угадать, – сонно улыбнулась Лина, глядя поверх стекла на сосредоточенное лицо Никоса.

– Вы бросаете вызов моей проницательности?

– Угу.

– Хорошо. Возможно Западная Европа? Прекрасная фройлен из Германии?

– Нет.

– Пани из Чехии?

Лина рассмеялась.

– Быть может госпожа – голландка?

– Нет и нет! – крутила головой Лина, забавляясь откровенному вранью.

– Хм, – Ник провел рукой по волосам. – Лина проследила за жестом широко раскрытой ладони. Захотелось повторить его: неужели эти завитки такие мягкие, какими кажутся?

– Я не сдаюсь, – рассмеялся Дусманис, потихоньку оттесняя ее вглубь сада, отрезая от света и шумного смеха: – Давайте прогуляемся на пляж?