Дела семейные

Пытался снова дозвониться Даше, но оператор упорно говорил о том, что «абонент отключен».

В общем, ничего утешительного.

Дома Дима оказался лишь спустя почти трое суток после разговора с Лизой. В гостиной его встретила Валентина Ивановна.

- Димочка, - бросилась к нему женщина. – Димочка, как хорошо, что ты вернулся. Это же ужас просто, что происходит. Кошмар. Лиза! Бедная девочка!

- Что произошло? – Дима бросил сумку на пол и привлек женщину к себе, в попытке успокоить. – Что вообще случилось, что Лизка… что на нее нашло?

- Ой, не знаю, - всхлипывала домработница. – Это просто в голове не укладывается. И ведь это же я виновата. Я! Надо было сразу за ней пойти, а я, старая, послушалась и не стала настаивать. Я-то думала, она устала, спит после школы этой своей, а оно… вон как оно все вышло… - зашлась в рыданиях Валентина Ивановна.

- Теть Валь, - слегка встряхнул ее Дима. – Вы мне толком-то расскажите, что случилось? А то я же ничего не понимаю. Вот совсем!

- Да что рассказывать-то, - утерла опухшие уже от нескончаемых слез глаза, Валентина Ивановна. – Лиза пришла рано, переоделась и снова куда-то убежала. Я не обратила внимания, мало ли? Потом этот еще приходил… Черкашин. Лизу требовал, я сказала, что она в школе. Он ушел. А потом опять Лиза пришла. Злая она была – это точно. Мне из коридора верхнего крикнула, что ее ни для кого нет, что она ни видеть никого, ни слышать не желает и вообще, хочет, чтобы ее все оставили в покое. Ну а я что? Знамо дело, на Лизку-то иной раз находит. Особенно, когда она рисовать садиться. Сам знаешь, - Валентина Ивановна покачала головой.

Дима кивнул. Он знал об этом. Об этом все в семье знали. Если Лиза села рисовать или ее какая-нибудь новая идея захватила – лучше не трогать и даже мимо не ходить. Убить не убьет, а вот покусать может.

- Ну и вот… я ее и не трогала, - продолжала свою исповедь хранительница семейного быта Абвинцевых. – А потом опять этот… Черкашин заявился. Требовал, чтобы его к Лизе пустили.

- Вы пустили?

- Что я, дура по-твоему совсем? – вскинулась тетя Валя. – Конечно, нет. Хоть он и грозился мне всеми карами, я стояла твердо – хозяев нету, а  мне приказа его пускать тоже не было. Он там чего-то еще кричал, а я ответила, что коли у него послание какое, то может внизу у охранника оставить, а коли так чего пришел – то номера телефонов хозяев чай знает – вот пусть звонит и сам с ними договаривается.

Женщина судорожно вздохнула, переводя дыхание и в очередной раз промокая уголки глаз платочком.

- Ну и вот. А я запеканку приготовила. С курагой, как Лизка любит. Ну и решила позвать ее, чтобы поела. А то ж ваще одни кости, прости господи. Скоро ветром сдувать будет. Стучала, стучала – она не открывает. А потом я услышала, как у ней там телефон звонит. Звонил, звонил. То перестанет, то снова звонить начинает. Я забеспокоилась. Она не отзывалась, двери не открывала. Я только вниз спустилась, чтобы Ольге позвонить, как тут она уже и сама прибежала. Взлетела наверх, стала в двери колотить, а потом как глянет на меня… мама дорогая, уж сколько лет я у вас тут служу, Ольгу всяко видела, но такого выражения лица, я у ней даже тогда, ну… два года назад, и то не наблюдала.

- И что дальше?

- А что дальше? Артема позвали. Он дверь вышиб. А она там… лежит на ковре. Руки в стороны раскинула, глаза стеклянные, лицо перекошенное и… и не дышииииит… - тетя Валя снова сорвалась на рыдания. Уткнулась седой головой Диме в плечо и плакала. Громко. Навзрыд, подвывая по бабьи.

- Куда ее увезли? – голос предал, прозвучал сдавлено, едва слышно…

- В больницу. Ольга вчера была – так-то она от нее не отходит, но Сережа вернулся из командировки и сменил ее ненадолго – сказала, что все будет хорошо. Что Лиза поправится. Но глаза при этом… Дима, какие у нее глаза при этом были… страх один. Ой, боюсь я, что если с Лизой чего случится, как бы мама твоя глупостей не наделала.

- Это вряд ли, - фыркнул Дима и отстранился. – Я сейчас переоденусь и к ней поеду. Все хорошо будет, - и, чмокнув морщинистую щеку тети Вали, подхватил свою сумку и бегом направился на второй этаж.

Ольга Николаевна и в самом деле практически не отходила от постели дочери. За трое суток только два раза была дома, чтобы принять душ и переодеться, и снова возвращалась на свой пост у постели спящей Лизы. Врачи приехали вовремя. По крайней мере, так было доложено Ольге Николаевне. Промедление в пару минут – и девушку было бы уже не спасти. Впрочем, и сейчас еще ничего было не ясно. В себя Лиза не приходила, но врачи утверждали, что это нормально, что она под действием лекарств и они будут поддерживать ее в таком состоянии еще некоторое время.

Ольга не спорила. Кто она, чтобы указывать профессионалам. Она просто сидела на стуле у кровати дочери и смотрела на нее.

Такой ее и застал Дима. Вошел в палату. Остановился на пороге, глядя на мать. Та была как всегда безупречна, и не скажешь, что сутки не была в душе, не отдыхала почти и спала тут же, в палате на узкой неудобной кушетке. Идеальная прическа, аккуратный костюм, прямая спина и руки, сложенные на коленях. Ни скорби, ни печали… лишь упрямство и уверенность в себе и своих силах. Сколько Дима себя помнил, мать всегда была такой – непоколебимой и непогрешимой. Немного холодной, чуточку отстраненной, но странное дело, ни он ни Лиза никогда не чувствовали себя обделенными, они не испытывали недостатка в материнской любви и ласке. Ольга была рядом. Поддерживала, понимала, помогала… что же изменилось теперь?

Почувствовав легкое дуновение из-за того, что открылись двери, Ольга обернулась.