Ловушка для хищника

* * *

Вдоль обрыва, которым заканчивалась противоположная от стены сторона монастыря, можно было пройти по тропе к ступам и могилам монахов и бодхисатв, просветленных, живших и умерших в Тигрином логе когда-либо. От их агиографий, и не только, пошли легенды, что духи умерших здесь превращаются в тигров, и блуждают в горах, даруя необычайные способности чистым душой, и убивая, растерзывая тех, чьи помыслы корыстны и недобры. За этим своеобразным кладбищем сохранилась одна из хижин прежних отшельников, в которой иногда ещё бывало жил кто-нибудь из адептов. Прежде это было одним из излюбленных мест самого Лео, ещё до того, как он покинул Тигриный лог, прожив в нём около одиннадцати лет. Хижина эта, теоретически, не относилась к территории монастыря, и потому, хотя и прилегала к нему, не являлась священной. Ученики порой обзывались на неё кладбищенской сторожкой.
Но именно она стала общим домом Заринэ и Лео после того, как он вернулся с задания, спеша к тому моменту, когда родится его ребенок. Выполняя свой долг как никогда четко, размеренно и осторожно, хотя в отдалении от Заринэ в нём опять несколько раз просыпался хищник, необузданный и кровожадный, воин вернулся целым и невредимым, пылая в душе желанием увидеть того, ради которого, ему казалось теперь, совершал он последние восемь лет все свои деяния. Ради невинного младенца, ради тысяч невинных младенцев, из которых вырастут счастливые и благородные люди, если дать им беззаботное и безоблачное детство и подарить им мир вокруг и над головой.


Заринэ, подучившая немного корейский язык и постепенно совершенствующаяся в нём, хоть и с трудом, кричала в один из июльских жарких вечеров на родном фарси, призывая на помощь Аллаха и всех возможных покровителей, каких могла вспомнить. Начавшиеся на неделю раньше срока роды давались юному организму не слишком просто, но мастер Ли и сам настоятель Хенсок разбирались в народной медицине и врачевании, и потому сумели удачно завершить это событие. Выдохшаяся персиянка простонала и, тяжело дыша, стала погружаться в полудрему, в то время как на протянутых руках Лео заорал во всю глотку красный трёхкилограммовый человеческий детёныш. Хенсок с улыбкой разглядывал неуловимые черты вопящего личика, в котором ещё нельзя было распознать сходство с кем-либо из родителей. Лео, будто остолбеневший, застыл в неестественной позе, не в силах пошевелиться или моргнуть. Он смотрел и смотрел на ребенка, на мгновение озарившийся мыслью, что, к счастью, никаких признаков тигриного гена не наблюдается. Это самый обычный, на первый взгляд, малыш. Но с другой стороны – это его собственные плоть и кровь, и они незримо, но крепко, насмерть сковывали и связывали две души, одну взрослую, и одну ещё ничегошеньки не понимающую.
- Поздравляю с сыном, - похлопал его по спине Хенсок. Лео всё ещё не реагировал, начав чуть покачивать на руках мальчика, чтобы он успокоился. Сын… его сын… у него сын! – Говорят, что судьба людей определяется ещё при рождении, - промолвил Хенсок. – Какую бы ты хотел для него, Лео? Как бы ты хотел воспитать его? – Наконец услышав что-то, но, не переставая смотреть на сына, Тэгун задумался. Какую судьбу он хочет для этого мальчика? Какую долю он бы избрал своему сыну? Конечно же, не такую, какая была у него самого в детстве… никогда, ни за какие деньги не должен он увидеть всей порочности и дряни взрослой жизни, пока не повзрослеет сам. Он хочет дать сыну счастье, простое, каким бы оно ни было, но чтобы он был счастлив… но что есть счастье для человека? Лео стал пытаться сообразить, что же это такое, вспоминал свою жизнь, искал в ней ответы, быстро покосился на Заринэ, потом подумал о Хонбине и Эне, которые, в отличие от него, были при выполнении операции где-то в безымянных пустынях сейчас. Друзья… дружба всегда приносила радость и успокоение. Выполненный долг и спасение кого-либо приносили удовлетворение. Жизнь в Тигрином логе дарила счастье. Развернувшись к Хенсоку, Лео склонил голову и протянул ему сына, но руки не дрогнули. – Ты хочешь, чтобы он стал золотым? – полюбопытствовал старик, правильно ли понял жест воина? За стенами хижины поднялся теплый ветер, и какая-то ветка поскребла по крыше. Плач ребенка утих, и Лео, посмотрев в чуть разгладившуюся мордашку, увидел, что открылись маленькие темные глазки. Они с интересом смотрели на него взглядом крошечного инопланетянина, настолько необычным было видение Тэгуном новорожденного. Глаза, кажется, тоже ждали ответа от него, вместе с Хенсоком. Какую сильную любовь в груди ощутил в этот момент Лео! Его жгло изнутри отцовской любовью, умилением и нерастраченной лаской и нежностью, которую хотелось обрушить на создание, притихшее в его руках. Его сын обязательно будет золотым, только так. Он будет непобедимым воином, ещё более могучим, чем отец. Лео кивнул, но в этот момент, играя в переглядки с сыном, у него опять что-то начало происходить в голове, с памятью. Шло это откуда-то из сердца, ощутившего всю эту тонну нежности и тепла. Неисчерпаемая любовь, притяжение… чьи-то руки, на которых ему представлялся ребенок… Удержав младенца, Лео упал на колени, прижав его к груди. – С тобой всё в порядке?! – наклонился к нему взволнованный Хенсок. Железное здоровье Лео никогда не заставляло в нём усомниться, поэтому слабость была чем-то из ряда вон для него. Тэгун не смог подать никакого сигнала. Что-то приближалось к нему, из какой-то чёрной глубины, что-то светлое и легкое из темного и вязкого. Хруст и скрип, не то листвы и деревьев, не то чего-то в мозгу… разрозненные кусочки мозаики сползались к центру, как будто на спинах невидимых жуков, собирались в цельную картинку, прорисовывая чей-то взгляд, но это не были глазки крохи на его руках, хотя он смотрел в них. Как через зеркало, в этих глазах, которые полюбил самой чистой родительской любовью, Лео вдруг увидел девушку, остриженную под мальчишку. «Ну, привет, принц Персии» - прозвучало внутри него. Принц Персии… его маленький сын… так и есть, ведь он наполовину перс, наполовину кореец. Но что это за девушка? Это её голос… откуда она может знать? Воронка закрутилась, узел под диафрагмой стал затягиваться туже. Любовь – это ахиллесова пята… нужно избавиться от неё, чтобы быть бесстрашным… это же его собственные мысли? Да. Вот он открывает калитку, когда был привратником, и за ней стоит та девушка, с короткой стрижкой… дни закрутились перед глазами, один за другим, осень, сентябрь, октябрь, и она, всё время рядом, такая упорная, настойчивая, необыкновенная, добрая и внимательная, отзывчивая… как она вкусно его кормила! Как стеснялась и боялась… вот он сторожит её у бани, а вот у себя в сторожке привратника… Будда, да она же жила в Тигрином логе! И они… они ушли с ней вместе из него… поехали в город, какую-то гостиницу… и он говорил… он умел говорить тогда. «Я абсолютно счастлива» - её голос. «Настолько счастливыми быть нельзя» - его голос. «Почему?» - она лежит на его плече и хлопает влажными глазами, знающими, что через пару часов они расстанутся навсегда. «Потому что после этого ни одна радость не покажется счастьем. Всё будешь сравнивать с абсолютным счастьем» - тихо произнес он. «Буду. Но для того, чтобы запомнить его, найти и оно бы повторилось». А на утро они, действительно, расстались. Это было около восьми лет назад… Картинки перестали мелькать, и Лео увидел только своего сына, ничего больше.
- Лео… Лео… - простонала Заринэ, придя в себя. – Дай мне посмотреть на него… на нашего сына… - Мужчина поднялся и, под подозрительным взглядом Хенсока, подошёл к юной персиянке. Вспотевшая, она протянула слабую руку к головке мальчика и погладила её. – Сынок… Аллах, спасибо, что всё кончилось благополучно! – Лео посмотрел на неё, потом на ребенка. В его глазах встали слезы. Ему хотелось прижать к себе сына и бежать, бежать прочь, туда, где он сможет найти Её. Её нужно найти! Нужно было найти. Раньше. Пока он не стал отцом, пока не связал себя с Заринэ. Он не имеет права отобрать ребенка – он и её тоже. Но он должен был родиться у него с другой – той самой! Где она? Помнит ли его? Будда, как он мог забыть! Как он мог потерять память? Лео стоял и вспоминал, что вырвало его из комы. Воспоминания о ней, которые потухли вместе с проснувшимся зверем. Что вернуло воспоминания сейчас? Исчезнувший из него тигр или любовь, проснувшаяся к сыну и оживившая воспоминание о другой любви? – Мы должны дать ему имя, - сказала Заринэ. Лео ощутил ненависть к себе. Девушка подарила ему ребенка, а он думает о той, которую хотел бы видеть на её месте! Никогда он не подумал бы, что окажется настолько отвратительным. Наклонившись, он поцеловал её в лоб, потом в висок. – Ты должен будешь написать, как ты хочешь, чтобы звали сына, - пойдя мурашками от прикосновения возлюбленного, прикрыла веки Заринэ. Рука её легла на локоть Лео, погладив его. Он был рядом. Она пережила больше полугода разлуки, дождалась, теперь ей будет немного легче, если он вновь отлучится куда-то. Теперь с ней будет их малыш.
- Хо, - прозвучало вдруг. Заринэ распахнула глаза. Она никогда не слышала этого голоса. Лео сидел перед ней, разглядывая дитя.
- Что?! – замерев, персиянка ощутила прилив сил и, собравшись с духом, подтянулась на подушке, неотрывно наблюдая за Лео. – Ты… заговорил? Лео, о, Всевышний! Ты сказал что-то? – боясь верить в начало его исцеления, продрожал голос Заринэ. – Повтори, прошу тебя, скажи ещё раз! – Напрягаясь и делая усилие, Лео открыл уста, пошевелил ими. Ничего не вышло. Он посмотрел на сына и, сжавшись, зажмурился, после чего вдруг повторил:
- Хо.
- Ты хочешь, чтобы мы назвали так сына? – разулыбалась девушка, поглядев за спину Лео, на настоятеля и мастера Ли. – Вы… слышали? – неуверенно, но правильно произнесла она на корейском. Мужчины выжали из себя улыбки, вильнув головами. Тэгун обернулся к ним. Его взгляд сошелся со взглядом Хенсока. Старик с болью отвел их и вышел. – Лео, ты вновь начнёшь говорить… - провела Заринэ по его руке, придерживающей тельце в пеленке. – Ты исцелишься.
Кивнув ей, Лео ещё раз поцеловал её лицо и, осторожно передав мальчика из рук в руки, вышел за настоятелем.
- Ты вспомнил, - не оборачиваясь, произнес тот, разглядывая даль. Они замолчали. Был поздний вечер, и горизонта было почти не видно, так что Хенсок скорее создавал видимость, что что-то рассматривает. – Она ждала тебя четыре года, а потом перестала появляться. Я не знаю, если честно, где она сейчас. Она закончила полицейскую академию и стала работать в полиции. – Хенсок понял, что не знает, нужно ли это всё говорить. Обычно он знал, что нужно, а что нет, но в этот раз растерялся. Девушка, которую он когда-то впустил в Тигриный лог, чтобы испытать судьбу, которая полюбила Лео и которую полюбил Лео, перестав навещать монастырь, не переставала наезжать в поселок внизу, из которого была родом. Там жила её бабушка. Приедет ли она в этом году? Стоит ли Лео послать к ней? – Что ты будешь делать? – спросил Хенсок своего воспитанника. Когда тот был моложе, он старался не давать ему свободу выбора, зная, как часто молодежь ошибается. Он всегда делал наводящие намеки, чтобы ученики поступали по его разумению. Но Лео уже не юнец, и даже не парень – он мужчина, ставший отцом. И он сам должен принимать решения в своей жизни. Но тишина не разрывалась, а когда Хенсок обернулся, то увидел, что никого нет.
Настоятель подумал, что Лео не выдержал и тотчас же помчался к той, что называл Хо. Но в эту ночь он никуда не делся, и в последующую тоже, и только три недели спустя, когда Заринэ окончательно поправилась и смогла полностью заняться ребенком, посвящая себя ему, старик обнаружил у себя в комнате записку, гласившую: «Я никогда не брошу сына. Я вернусь». А самого Лео не было. Молча и бесследно он пропал на три дня, после которых вернулся угрюмый, по-прежнему немой и мрачный, направился в «кладбищенскую сторожку», и там без сил упал на постель к Заринэ, не прикоснувшись к ней, но обозначив, что это его место. Тут его женщина, тут его ребенок, тут его дом. Хенсок не полез с расспросами, лишь примерно догадываясь, что случилось.

А ничего ужасного фактически не произошло. Не выдержав потока нахлынувших воспоминаний и чувств, разрываясь между долгом, сыном и вернувшейся из прошлого любовью, Лео помчался искать Ким Рэй, прозвавшую себя Хо – Тигром, в Сеул, сутки потратил на то, чтобы при помощи минимальной информации, нюха, буквального одного только чутья и интуиции найти её в огромнейшем городе, нашёл её дом и подъезд, и долго-долго стоял напротив него, думая, гадая, решаясь на что-то. Он заранее приготовил записку, объясняющую, что с ним случилось и почему он нем, но для неё ведь это не будет непривычным? Именно таким она его и полюбила. Сложнее было написать, что у него есть сын – ни слова о Заринэ – просто ребенок, его собственный, которому он нужен, которого он никогда не бросит, но если Рэй не простит ему его наличия, что уж поделать… В этот момент к подъезду подъехал дорогой байк с парой на нём. Первым шлем снял водитель. Улыбаясь, он что-то сказал девушке сзади себя, и когда она сняла свой шлем, то Лео узнал её. Рэй. Хотя прошло столько лет, она из восемнадцатилетней девушки превратилась в двадцатишестилетнюю, и волосы её отросли и были покрашены в рыжий цвет, он не мог не узнать её. Смеясь, она слезла с мотоцикла и принялась благодарить за прекрасный вечер. А потом они поцеловались. Долго и сладко, так, что Лео стало совестно смотреть. Он отвернулся, комкая в кармане записку, и смог повернуться только тогда, когда затих за углом шум мотора, а Рэй уже поднялась к себе, и во дворе стало пусто, и только он стоял в тени дома напротив. Стоило ли идти к ней теперь? Что это даст? Что он ей даст? Немой калека, без официального рода деятельности, без денег, не подготовленный к нормальной, человеческой жизни, в которой вращалась она. Вырвать её из благополучия и позвать за собой на гору, где она уже была однажды? Но там Заринэ, и Хо, его маленькое чудо. Для Заринэ Тигриный лог – рай, потому что там, где она жила прежде, был ад, так же, как и для него самого всё, что было до Лога, было невыносимым пыточным местом. Поэтому Заринэ он может осчастливить и дать лучшее, но что касается Рэй – нет. Из комфортной сеульской квартиры выдернуть её туда, где часто нет света, и где снова придётся таскать холодную воду на себе? Здесь её катают на скорости на дорогих мотоциклах, говорят ей комплименты и заставляют смеяться, а Лео никогда не умел смешить, а говорить теперь не может и вовсе, если не брать в расчет случайно слетевшее с губ слово. О чем он думал, на что надеялся? Смяв записку окончательно, Лео швырнул её в урну. Потом в нем вдруг проснулся зверь и, набредя на какие-то трущобы, он наткнулся на мелкого распространителя травки, которого разодрал на куски, не помня себя и не управляя собой.


Именно после этого он вернулся в Тигриный лог, словно заболевший, и Заринэ сама не решилась трогать его, чувствуя что-то неладное. Проснувшись, Лео позавтракал принесенной девушкой едой – если кто-нибудь сидел с Хо, то она готовила, убирала или стирала в монастыре, а поскольку этим утром и папа и сын спали без задних ног, то она и отправилась на кухню, воспользовавшись этим и освободив от забот одного из адептов. Отставив тарелки на подносе, Лео откинулся на стену и стал смотреть, как Заринэ достаёт из самодельной, смастеренной им, кроватки мальчика. Устроившись поудобнее, она распахнула рубашку и открыла грудь, чтобы накормить ребенка. Он и до этого видел процесс кормления несколько раз, но сегодня, после суток горячечных дум о том, как Рэй встречается с другим, и как она живет теперь, о том, каков он сам, ущербный, недостойный, Лео уставился на такую сокровенную, личную и в то же время бытовую сцену, как мать кормит своё дитя. Стоило Заринэ родить, как она вся будто помягчела, перестала впиваться в Лео отчаянным и пытливым взглядом, перестала искать поводы для постоянного пребывании рядом с ним. У неё возникла уверенность, что с ней будут всегда, хотя бы ради сына, появились другие заботы и, что радовало неимоверно мужчину, она от этих забот не увиливала, а выполняла добросовестно, находя в этом такое же удовольствие, что и он сам. Иметь ребенка и ухаживать за ним – кому может это показаться тяжелым и выматывающим? Лео хотел бы постоянно сидеть у кроватки, возясь с сыном, но он понимал, что вскоре долг опять поманит в дорогу. Что бы ни говорил Хенсок, ему ещё рано осесть окончательно. Хан справляется, и раньше, чем года через три-четыре, Лео здесь не так уж нужен в постоянном виде. Другое дело – ради сына, но ради сына он будет делать и то, что делал прежде – совершенствовать эту землю, очищая от преступников и негодяев, наказывая зло, сея добро. Лео попытался представить Рэй матерью. Ту, какую он представлял и фантазировал прежде, уже не получилось. Он видел её нынешнюю, в комбинезоне под настоящую гонщицу, огненно рыжую, далекую от домохозяйства и усидчивости. У неё определенно ещё нет детей, хотя она старше Заринэ на девять лет, а ведь он так надеялся, что принесенная им жертва даст в первую очередь ей возможность жить спокойно, по-женски. Но Рэй не смогла, или не захотела, и стала… Нет, Лео не мог о ней так подумать. Да, она уже не была той невинной девочкой, но она не стала плохой. Она всего лишь изменилась, и в то же время осталась прежней. Рэй… почему она никак не могла отпустить его мысли? Это неправильно. То их одноразовое абсолютное счастье… может, потому оно и было абсолютным, что длилось слишком мало? Было ли оно настоящим, или иллюзорным? И что лучше – настоящее счастье или абсолютное? Есть между ними разница, или это одно и то же? Душа Лео твердила, что любит Рэй, но разум говорил, что не знает точно, что такое любовь. Бывает ли их несколько? И правильно ли это? Снова взгляд на Заринэ. Нет, он не любит её. Но почему так приятно смотреть на неё? Она не вызывает никаких вихрей, сомнений, тревог и переживаний, о ней не грезится ночами и нет никаких общих воспоминаний, чтобы связывали их, кроме тех, что были по пути сюда, связанные с её спасением.
Он думает, что изменилась Рэй, но ведь и сам изменился… Лео освежил в памяти то, как думал в те времена, когда ушёл от Рэй, оставив её, и то, как думает теперь… разница большая, но сотворена она руками Заринэ. Если бы не её появление в его жизни, он бы так и не задумался о том, что возможно нечто личное для него, что он обязан приблизить кого-то к себе, стать опорой кого-то конкретного, а не человечества, абстрактного общества. Если бы не Заринэ, он бы над многим не задумался… над счастьем, которое считал непозволительной для себя роскошью. Тот, кто думает о своём счастье – не приносит его другим, а так нельзя. Но Рэй, судя по её смеху, счастлива и без него. Стало быть, ему стоит забыть её. Там он будет только мешать. И в то же время Лео понимал, что пройди хоть сотня лет, он никогда не забудет её. Это было не под силу ему, непобедимому воину, полу-зверю.
- Всё-таки, - прошептала Заринэ, оторвав наевшегося Хо от груди, - он больше похож на тебя. – Лео незаметно тряхнул головой, настойчиво пытаясь отбросить мысли о Рэй. И в этот раз удалось, потому что он ухватился за мысли о сыне. Это было то существо, которое соревновалось за первенство в его чувствах с Рэй, только оно было беспомощнее и беззащитнее, поэтому претендовало на победу с большей вероятностью. Младенец не сможет стать счастливым без него – отца, поэтому он нужен ему сильнее.
Лео подполз к краю узкой постели, на которой сидела убаюкавшая мальчика Заринэ. Проведя ладонью по её волосам, он носом втянул их запах. Приятный, свой. Ему хотелось спросить девушку, счастлива ли она? Но отсутствие речи мешало, на корейском читать она ещё не научилась, а Эна и Хонбина не было в монастыре сейчас. Как же тогда определить, счастлив ли кто-либо? Откинув густые пряди волос, Лео поцеловал Заринэ в скулу. Потом ближе к уху, ещё ближе, и в него само. Персиянка выгнула спину от чарующих ощущений. Он провел пальцем по позвоночнику этого образовавшегося изгиба, сквозь хлопковую рубашку. Заринэ обернулась к нему и посмотрела в глаза. Между ними ничего не было с тех пор, как они прибыли в Тигриный лог. Иногда ей казалось, что она умрёт от ещё одного дня без Лео, иногда она почти и впрямь сходила с ума без него, но потом появилась тяжесть беременности на поздних сроках, а теперь и море других хлопот. И всё-таки, каждую ночь она продолжала мечтать, что вновь когда-нибудь попадёт в его объятья. Лео взял у неё сына и осторожно, совершив движения с хирургической щепетильностью, переложил его обратно в кроватку. Сев обратно к Заринэ, он взял её за подбородок и, притянув лицо, мягко и кротко поцеловал. Несмотря на ослабленный ещё организм, девушка без споров и упреков отдалась бы ему хоть сейчас, но Лео знал, что после родов должно пройти не меньше полутора-двух месяцев, иначе могут быть осложнения. Он знал о женщинах почти всё, потому что путаны, среди которых он рос до монастыря, никогда не старались спрятать от мальчика что-либо, касавшееся их женского закулисья. Однажды немолодая уже шлюха родила от кого-то в борделе, но ребенок родился мертвым. Едва придя в себя, она продолжила «работу», но сама последовала за мертворожденным, как потом говорили другие – от кровотечения, потому что слишком рано вернулась «в строй». Лео всё это видел и запомнил невольно, не потому, что хотел запомнить, а потому, что это были слишком яркие и шокирующие его детскую психику картины. И вот, наконец-то познав в жизни всё, он стал понимать, что виденное и слышанное тогда было не напрасным. Теперь он владеет опытом, нужными знаниями. Он знает, что нужно делать и как себя вести в подобных ситуациях. Возможно ли, что ужасное и несправедливое детство принесло хоть какую-то пользу? Обняв Заринэ, он положил её на бок и лег рядом. Она замерла, не веря, что её непредсказуемому и нелюдимому мужчине захотелось её обнять. В приоткрытую дверь падало солнце, стояла тишина, и Хо сладко спал. Пользуясь этими минутами первозданной тишины, они пролежали едва ли не полчаса, спустя которые Заринэ подняла глаза и увидела, что Лео смотрит на неё.
- Что-то не так? – Он отрицательно помотал головой. – Ладно… - успокоено выдохнула она и прижалась к его груди щекой. Как долго это продлится? Сколько времени пройдет прежде, чем он повторит что-нибудь подобное? Ещё год? Заринэ закрыла глаза, не в силах сдержать слез. Это было слишком тяжело, пытаться понять, насколько нужна ему, насколько можешь быть уверенной в том, что он не уйдёт, не бросит… Нет, Заринэ не считала, что Лео может покинуть её вообще, исчезнув. Она понимала, что он тот, кто никогда не покинет собственного ребенка. Но не знать, какова именно твоя, женская роль в его жизни - жутко. Заринэ страдала, пусть молча и скрытно, но жестоко и мучительно, боясь даже надеяться на то, что Лео хоть раз придёт к ней сам. Про нож она и думать забыла с того дня, когда Эн сказал ей, что она беременна. Её ножом теперь был Хо, но опускаться до шантажа ребенком Заринэ не могла.
На месте мокрой дорожки от слезы она ощутила пальцы Лео, вытирающие влагу. Испугавшись, что выдала внутреннюю боль, она открыла глаза, и нашла всё так же следящего за ней Лео. Он вопросительно кивнул ей.
- Всё нормально… - попыталась солгать она, но мужчина недоверчиво покачал головой и ещё раз вопросительно кивнул. Заринэ попыталась отвернуться, но Лео не дал ей сделать этого. – Я не могу… не хочу говорить. – Лео указал на рот приказным жестом, призывая сказать. – Это неважно. Просто усталость. – Но мужчина догадался, что раз ему не говорят, то причиной, или одной из них, является именно он. Что тут было думать? Он уже не юный молокосос, чтобы не видеть, как девушка влюблена, и, наверное, плачет от его равнодушия.

Весь тот день и последовавшую после ночь он провел с ней и сыном, а вскоре опять уехал выполнять свой долг, оставив ей записку на хангыле. Приняв это поначалу за издевательство, Заринэ справедливо рассудила, что Лео не тот, кто намеренно хотел бы обидеть, он просто не может сделать ничего другого в отсутствие друзей. И персиянка припасла её до тех пор, пока в Тигриный лог не заглянул Хонбин. Неприязнь между ними постепенно скрадывалась, поэтому когда Заринэ сунула ему бумажку и попросила перевести, Бродяга не отказал, тем более что узнал почерк Лео:
- Он просит тебя подумать и дать ему ответ, что тебя может сделать счастливой, кроме его любви. – Хонбин протянул ей записку обратно, и Заринэ быстрее взяла её и спрятала в карман хакама, будто это было её нижнее бельё, которое стыдно показывать посторонним. Что-то подсказывало ей, что Лео не то не хочет, не то не может полюбить её, но услышав его вопрос, девушка осознала то, чего будто бы не видела раньше по причине какой-то слепоты.
- Он навещает её, когда уезжает отсюда? – Вдруг отчетливо осознала она, что в сердце Лео живет другая. Не просто долг и ответственность, но соперница, вернее не так: та, которой Заринэ соперницей не является.
- Нет, - подумав, отчеканил Хонбин.
- Ты знаешь её? – захотелось узнать ей больше.
- Видел пару раз. И очень давно. - Молодой человек хотел пройти дальше, но растерянность и саднящий взор персиянки остановили его. Тем более, и он теперь знал содержание записки Лео. – Заринэ… знаешь, - не зная почему, но он захотел выговориться. И неизвестно было, для девчонки его слова успокоения, или для него самого, потому что однажды они должны были, наконец, прозвучать вслух. – Я никогда не любил. Многие женщины хотели услышать от меня слова признания, и одна, которой больше нет, тоже хотела, но никогда не говорила об этом. Но я чувствовал. И вот, когда её не стало, самая навязчивая мысль, которая меня преследовала – это то, что её я всё-таки любил. Или мог бы полюбить. Только её, и никакую другую. Но это появилось после её смерти, когда она была потеряна безвозвратно. – Хонбин убедился, что Заринэ его слушает и понимает, но пока не совсем угадывает, к чему это ведёт. – Почему не до? Не знаю. Слишком многие люди устроены так же, как я. Они любят или хотят любить только то, что окончательно утеряно. Отчего так? Кто бы знал. Возможно, дело всего лишь в том, что когда мы чего-то лишаемся, мы определенно осознаём, что нам плохо, а пока что-то имеем, не понимаем, насколько нам хорошо. Разве испытываешь ты ежедневное счастье от того, что у тебя две руки? А лишись одной из них, наверняка почувствуешь величину утраты. Так и с людьми, Заринэ. Тот, кто рядом, кажется меньше дорог. – И снова уже почти уходя, Хонбин притормозил. – Только не вздумай убегать, исчезать и кончать с собой, я не к этому вел свою философию.
- А к чему же тогда? – непонимающе свела брови на переносице девушка. – Как иначе мне заслужить любовь Лео?
- Как заслужить его любовь? – Хонбин косо ухмыльнулся, украсившись ямочками на щеках. – Для начала определись, что именно тебе нужно: его любовь, или его присутствие, - Бродяга подмигнул. – Для некоторых это две несовместимые вещи.

Заринэ долго думала над словами Хонбина. Они казались ей до страшного правдивыми, но с другой стороны никак не укладывались в голове. Почему же она любит Лео и тогда, когда он присутствует? И чем больше он с ней, тем крепче её чувства. Неужели просто потому, что они разные люди, и он любит так, а она вот так? Согласилась ли бы она быть той, о которой Лео всегда думает, при условии, что они будут далеко-далеко друг от друга? Заринэ жаждала этой любви, она казалась ей почетным трофеем, и, ожидая возвращения своего возлюбленного, она готова была ставить ему ультиматумы, собирать вещи и, крадя сына, уходить куда угодно, лишь бы он ощутил, каково ему без неё. Порывы и пламенные речи сочинялись, накапливались на языке, а Лео всё не возвращался. Когда его отсутствие затянулось на два месяца, Заринэ перестала сочинять расставание и побег ради завоевания чувств, потому что все мысли стали об одном – всё ли с ним в порядке и где он? Время шло, а он не возвращался. Ей-то не нужно, чтобы он умер для того, чтобы признать свою любовь. Она любит его, не важно, близко ли он, далеко ли, видит она его или нет. Как можно любить только на расстоянии? Человек должен быть рядом, живым, отвечающим взаимностью. Думы смешались на неделю, путаясь, выдержит ли она Лео без взаимности до конца дней. Только заботы о Хо отвлекали её от головоломки.

Но когда пошёл четвертый месяц, Заринэ стало абсолютно плевать, любит её Лео или нет. Он ей был нужен живым. Просто увидеть. Пусть не целует её, не трогает, не думает о ней, пусть просто ходит по Тигриному логу в мыслях о своей какой-то там барышне. Пусть вернётся. Заринэ стала охватывать паника, которой она не могла поддаться, ведь на ней был ребенок. Несмотря на то, что её присутствие здесь давно стало общеизвестным, и все относились к ней дружелюбно, незнание корейского языка становилось преградой для более близкого общения с кем-либо, даже с Хенсоком, который регулярно заглядывал посмотреть на Хо.

Шла восемнадцатая неделя без Лео. Заринэ не чувствовала холода, развешивая выстиранное мокрое бельё на веревках. Выпал снег и стояло ноль градусов. В сушилке не хватило места для всех простыней, которые она перестирала, чтобы отвлечься от расшатавшихся нервов, ставших постоянными спутниками её бытия. В ней кипела энергия, но на самом деле это был самообман, и уже второй день она ходила с повышенной температурой, которую не чувствовала, или не замечала. Один из младших адептов, мальчик немногим моложе неё, сидел возле переносной кроватки Хо и приглядывал за ним, пока мать занималась делами. Большинство учеников любило играть или сидеть с ребенком, когда выдавалась свободная минута. Прозвучал гонг, зовущий всех на обед.
- Заринэ! – позвал её подросток, видя, что она не оставляет дела. Она обернулась к нему. – Идёшь?
- Иди! – махнула она ему. – Я позже. – Пожав плечами, мальчишка укутал поплотнее Хо и отправился в столовую. Заринэ расправляла последнюю простынь, чтобы высохла ровнее. Когда-то давно, почти в прошлой жизни, она ненавидела домашний труд, за которым, была уверена, когда-нибудь скончается под крики свекрови. Но в монастыре она изначально сама напросилась на выполнение тех или иных обязанностей. Если бы с ней был Лео, она бы не спешила заниматься себя чем-либо, но когда его не было, невозможно было сидеть сложа руки и думать, думать.

Поддернув края простыни, Заринэ опустила занывшие руки, заметила, что они покраснели от холода и развернулась. Тут же едва не ушибившись об кого-то и испугавшись. Раскрыв глаза шире, она увидела Лео.
- А! – издала краткий вопль она и так и застыла, чувствуя, как по телу разливается жар, как к тем или иным конечностям возвращается чувствительность. – Лео… - выдохнула она вместе с паром. Наступала вторая её зима здесь, и вторая зима в её жизни. Прежде, до Каясан, она никогда не видела снега, и каждый раз, когда он начинал идти, Заринэ попадала в волшебный мир.
Мужчина взял её ладони и, сжав в своих, погрел дыханием, косясь краем глаза на сына.
- Он подрос, - озвучила она его мысли. Лео кивнул и, не отпуская её рук, подвёл к ребенку. Постояв так некоторое время, пока Заринэ исподтишка проверяла его на целость и сохранность, воин развернулся к ней и, изобразив, будто что-то пишет, кивнул ей. Он спрашивал о записке. Прочла ли она? Каким-то образом она научилась понимать половину его однотипных жестов совершенно по-разному, в зависимости от того, что подразумевалось.
- Да, Хонбин перевел мне, если ты о своем вопросе. - Лео успокоено выдохнул, что всё вышло верно. Его поняли, и, возможно, Заринэ поняла, что не стоит ей ждать от него чего бы то ни было. Возможно, ей встретится кто-нибудь другой, пусть даже из адептов. Как показала жизнь, и в таких местах рождается любовь. Лео опять покивал ей, вытягивая ответ. – Ты хочешь знать, что меня может сделать счастливой? – Согласие. Заринэ с усилием сомкнула свои пальцы на его пальцах. Взгляд опустился к ним, длинным и грациозным. – Будь живым, здоровым и невредимым. Делай то, что считаешь нужным, только не пострадай, - девушка заставила себя улыбнуться, потому что частично лукавила. Да, любви ещё хотелось, но за четыре с лишним месяца она поняла, что важнее и необходимее. Лео показал ей на глаза, нарисовав дорожки слез, и погрозил пальцем. Заринэ улыбнулась ярче. – Хорошо, больше не буду. – Как она повзрослела и выросла за год, с тех пор, как была увезена ими с родины! Лео заметил это. Поправив платок на её голове, но не ради приличия, а от холода, он наклонился и поцеловал её в щеку. В разлуке, пока он с Эном и Хисуи плутал в дебрях исламского терроризма, Лео чаще думал о Рэй, а не Заринэ, но это были совершенно разные по ощущениям мысли. При мыслях о Рэй он страдал, признавая неугасающую любовь, а при мыслях о Заринэ – беспокоился. К одной он хотел бы вернуться, но знал, что не должен, а к другой не то чтобы не хотел – не рвался, но должен был. И его ждали там, где он должен был быть. Это согревало и успокаивало. И любовь у него здесь тоже была; Лео посмотрел на Хо, по которому безумно скучал в разлуке. Ему хотелось видеть каждый миг его взросления, слышать первое слово, поддержать, когда он сделает первый шаг. Он отец, и он сделает всё, чтобы мальчик получил самое лучшее детство на свете. – Идём есть? – потянула его Заринэ, отвлекая от воображаемого будущего и планов на него. Подхватив дремлющего сына одной рукой, Лео взял другой ладонь Заринэ. Неисчерпаемая благодарность по отношению к ней проснулась в нём. С какой самоотдачей она выполняла материнский долг! Как странно, она вела себя именно так, как ему всегда представлялось, что должна себя вести женщина, самая лучшая и правильная, но любил он другую, гоняющую на мотоцикле и не думающую о замужестве и детях. Как бы поступила Рэй, родись у них ребенок? Осталась бы с ним или оставила кому-нибудь, а сама умчалась вслед за Лео? Он не знал точно, и предположения выстраивать было бесполезно. Зато он видел, как вела себя Заринэ, и поверх благодарности нарастало ещё и уважение. А ночью появилось и желание, и когда мужчина добровольно, без сомнений и угрызений привлек к себе персиянку, моментально откликнувшуюся на его разгорающуюся страсть, то он испытывал удовольствие, а не гнетущую похоть, от которой хотелось скорее избавиться. Он перестал считать телесное наслаждение преступлением, он наконец-то стал забывать о невыносимом детстве, потому что в его руках образовалось другое детство, доверенное ему судьбой, для того, чтобы он словно пережил его заново, но счастливо. «Спасибо, спасибо!» - хотелось ему прошептать Заринэ, но он не мог. Притягивая её к себе после занятия любовью – он почему-то назвал это теперь так, - Лео сжимал её едва ли не слишком крепко, но девушка не сопротивлялась, испытывая наслаждение от того, как цепко её стиснули. На грудь Лео упала капля и он, всполошившись, тут же сел и, дотянувшись до света, зажег его, посмотрев на Заринэ. Пойманная с поличным, она быстрее затерла глаза, вытирая слезы. Лео встревожено уставился на неё, не понимая, что произошло. Персиянка замотала головой, пряча глаза.
- Прости, я обещала, я знаю, но… но это не от печали, - Заринэ облегчено выдохнула, потянув Лео обратно в кровать. – Это от счастья. Я счастлива, Лео, очень-очень счастлива. - Замедлившись, он опустился на постель, где к нему прижалась обнаженная девушка, прикрывая их одеялом. В хижине всегда было достаточно прохладно, а у Заринэ, к тому же, явно поднялся жар, вызывая озноб, что ощутил мужчина, поцеловав её лоб. Он с беспокойством потрогал её щеки и плечи, тоже горячие. – Я счастлива, - ещё раз пробормотала она и, уложенная на подушку, стала засыпать, а во сне у неё началась лихорадка.

Девушка была в беспамятстве. Холодное полотенце опускалось на её лицо, но через две минуты уже снова было теплым. Лео не отходил от её кровати вторые сутки, держа за руку или вливая ей отвары и бульоны между губ. Мальчика забрал к себе мастер Ли, хотя Лео не хотел, чтобы его уносили, намереваясь справиться со всем сам. Но Заринэ была в очень тяжелом состоянии, и в результате он был рад, что поддался уговорам и теперь мог отдать всё своё время ей. Адепты, отзывчивые и добрые мальчишки, некоторые из которых подружились по возможности с персиянкой, а некоторые из которых тайно были в неё влюблены, приходили под двери, чтобы узнать, как она себя чувствует, но изменений не было.
Лео держал её руку и переставал воспринимать происходящее вокруг. Он проклинал себя за то, что позволил греху завладеть им. Он подумал, что секс – это допустимо, приготовился окунуться в собственное благополучие, позволил попытке завладеть счастьем свершиться. Он не имел права на личную жизнь, никогда не имел. Этого не должно было быть. Это всё он виноват – он погубил Заринэ! Если с ней что-то случится – всему придёт конец. Ему надо будет уйти подальше от людей, броситься в самое опасное дело и погибнуть там следом, но у него ведь останется сын! И он должен будет жить ради него, терпя всю оставшуюся жизнь муки совести. «Заринэ, пожалуйста, не покидай меня» - целовал он её руку, глядя на восковые губы на мокром от пота лице. Ресницы закрытых век дрожали. Да, они почти не разговаривали, да, он уходил на много месяцев и бывал с ней редко по сравнению с другими составляющими своей жизни, да, на расстоянии он думал о Рэй, а не о ней, но это не помешало Лео вдруг осознать, что Заринэ стала ему одной из самых близких, после Хенсока и лучших друзей. Она стала родной. Матерью его сына, настоящей, правильной женщиной, ради каких следует жить, совершать подвиги, которых следует защищать. Он только сумел сделать её счастливой, как она… нет, этого не должно случиться! Не должно. За всё то время, что он почти не спал, играя роль сиделки, Лео и не вспомнил, что когда-то почти так же выхаживал простывшую Рэй. Но та болела не так тяжело, и за её жизнь опасения не возникали, а с Заринэ был другой случай. И этот случай заставил его, наконец, хоть на несколько дней с тех пор, как вспомнил её, забыть Рэй. Забыть для того, чтобы понять, что его жизнь – не она. Любовь – да, но любовь – это не вся жизнь. И счастье – это не любовь. Вместе с ней, возможно, появляется какое-то кратковременное и хрупкое абсолютное счастье, но обычное, продолжительное состоит не из страстей и переживаний, а из хорошего самочувствия, сохранности близких, их наличия, крыши над головой, еды и тепла в сердце, маленького греющего огонька, который грозил потухнуть, если глаза Заринэ не откроются. Лео почувствовал себя тем маленьким мальчиком, который звал маму в темноте, но вместо неё приходила злобная содержательница борделя и выставляла его кроватку на холод, чтобы он замолк. Его Хо тоже будет звать маму, мать нужна любому ребенку. Он будет звать её и спрашивать у Лео, где она? Задыхаясь от невыразимых слез в горле, мужчина схватил Заринэ и прижал к груди, гладя её смоляные локоны, целуя их.
- Нужна… - тихо прорычал он в ночи. – Нужна… мне.

Рука тронула густые черные волосы, и Лео сразу же очнулся, проснувшись и посмотрев перед собой. Заринэ, бледная и какая-то прозрачная, смотрела на него вымотанными глазами, впавшими от лихорадки. Поднявшись и быстрее приложив ладонь ко лбу, он ощутил, что жара больше нет. Удостоверившись в этом ещё раз, потрогав лоб губами, Лео выдохнул, рухнув на стул рядом с койкой.
- Лео… - слабо улыбнулась Заринэ, протянув ладонь. Он схватил её и поцеловал. Прежде, чем уснуть от усталости, он молился и спрашивал у Будды совета. Столько лет он учился быть непоколебимым, праведным монахом, умеющим держать эмоции в себе, избегать страданий и оставаться безмятежным, он избавлялся много лет от желаний, чтобы они не приводили к каким-либо последствиям. Но он не смог достигнуть нирваны – бесчувственного блаженства. Он стал наполовину тигром, но вторая половина принадлежала человеку, мужчине, а не святому. И он поклялся не в аскетизме, выпрашивая жизнь Заринэ, а в том, что никогда не покинет её ради другой, что больше не будет думать о той, которая больше не его. «Если Заринэ выздоровеет, то я никогда не предам её. Я буду верен ей до конца». И вот, девушка утром пришла в себя, пойдя на поправку.