Ловушка для хищника

Не спалось. Скромный ужин не утолил голода до конца, хотя наполнил желудок. Еда была непривычно пустой и безвкусной, никакого мяса, горячего хлеба, приправ. Заринэ комкала покрывало на груди, лёжа на спине и глядя в темный потолок. Если бы она не сбежала, вернее, не была похищена, то эта ночь, как и многие другие, грозила бы закончиться посещением её мужа. Вот так она всегда и трепетала, не зная, придёт или нет, читая молитвы и сдерживая слезы, которые сердили супруга ещё сильнее. Беззвучно плакать можно было только тогда, когда он переворачивал её, и лицо утыкалось в подушку. Несколько минут терпения, и он засыпал сверху, тяжелый, пахнущий чесноком и шерстью, которой торговал. Отвратительно. Заринэ даже не представляла насколько отвратительным было прежнее, до сегодняшнего дня, когда Лео прижал её к стене, разведя ноги, и позволил родиться сравнению. Когда он провёл своими губами по её коже, прикусил её губы, тонкую шею, где синела вена. Девушка тронула пальцами оставшийся укус. Было больно, но это была совсем другая боль… чем же другая? В чем была разница? То был законный муж, а это чужой мужчина, овладевший ею силой, без каких-либо прав. Он просто увидел её, догнал и взял, как животное, которое она видела в его глазах в тот момент. И ей это понравилось. Потому что нравился он.

Заринэ приподняла покрывало и заглянула под него в темноте, хотя ничего не было видно. Там уже не болело, всё прошло, кровь не сочилась. Сомкнув веки, она вдохнула холодный воздух, приносящийся с гор, проныривающий в оконные щели. Ощущение наполненности, которое она испытала на несколько минут, пока Лео не отступил от неё, оно было таким… таким обезволивающим. Когда он был в ней, то голова отключилась, хотелось лишь сильнее сжать его плечи и рыдать, только теперь не от неприязни, а от… удовольствия?! Заринэ распахнула глаза. Грешно, нехорошо! Что ж она думает такое? Лежит и мечтает о чужеземце, неверном, возможно, что враге! Согнув ноги в коленях, она слегка развела их под покрывалом. Сама эта поза показалась ей запретной и вызывающей, и она тут же свела ноги обратно и перевалилась на бок. Руки тянулись потрогать внутреннюю сторону своих бедер, убедиться, что между ними ничего нет… Нет, хотелось вернуть то ощущение и воспроизвести его снова. Скорее бы кончилась эта ночь! Прежде это были часы испуга, что её навестят, а теперь это томительные часы с точным знанием того, что никто не придёт.

Поднявшись, персиянка замотала волосы, спрятала их под платок, оделась. «Тут где-то было здание, похожее на храм… возможно ли, что это мечеть?». Ей было необходимо найти себе какое-то прибежище, чтобы не блуждать в своих мыслях, которые она сама осуждала, чтобы уйти от самой себя, приблизиться к Аллаху. Спустившись во двор, она увидела золотой шпиль, манящий среди других угловатых крыш. Можно ли тут женщинам входить в храмы? Или, как и у них, для женщин всего лишь отдельное помещение внутри? Ислам, в котором она жила с момента появления на свет, казался простым и понятным, доступно объясняющим, как и что, и когда надо делать. Он регламентировал совершенно всё, от того, какой рукой есть (левой было нельзя – она предназначалась для гигиены и оправления туалетных нужд), до того, чему стоит радоваться, а чему огорчаться. Без этих указаний, привычных и логичных, Заринэ плутала, словно в туманном лесу. Сразу после побега было невыносимо, но по мере удаления от границы Пакистана, в девушке открывалось подобие второго дыхания. Словно отходящая от наркоза, она училась жить заново, шире глядя на реальность, а она оказывалась такой разнообразной; вечные пыльные бури и жара, терракотовый зной песков сменялись увеличивающейся с движением на северо-восток зеленью. Менялся воздух, менялась почва, менялись запахи и люди, и для юных шестнадцати лет этого было через край, чтобы невольно, незаметно для себя меняться и самой. Исчезнувший гнёт, снятая тяжесть постоянного контроля и осуждения дали ей распрямиться, и уставшие от морального и физического рабства, оправданного традиционным обществом, члены, будто развязанные, впустили кровь бежать по ним быстрее. И молодая кровь потекла, тревожа сдерживаемые до тех пор здоровые и загнанные на самое дно сознания инстинкты.

Заринэ пересекла двор, ступила в проход между торцами двух домишек, вышла на небольшую площадку. Двери постройки, что являлась храмом, были распахнуты. Изнутри падал неяркий, потусторонний свет нескольких свечей, суеверно пригибающих свои огоньки под сквозняками, отчего отблески неровно танцевали на плитках площадки. Девушка решила пойти прямо, не скрываясь в тени стен, чтобы если кто-то охраняет это место, то заранее увидел, куда она собирается, и если туда нельзя – то вовремя остановит. По центру виднелась золотая статуя, совсем неподходящая для святого места. Разве Аллах не запретил изображать людей, животных и растения, дабы человек не пытался уподобиться творцу? Нет, это не храм, это пристанище демонов – джинов. Под оскорбленный и смущенный взгляд Заринэ попала тень, сидящая напротив статуи. Там кто-то есть, кто-то, кто поклоняется этому нечестивому изваянию. Зоркие молодые глаза всмотрелись, и стали опознавать его. Того, к кому были направлены все её помыслы. Лео. Он сидел в покорной позе, молчаливо и обездвижено. Девушка застыла, передумав уходить. Он поклоняется этому истукану с изображением глаз, похожих на его собственные? Уста золотого человечка улыбались. Если это бог Лео, то он ему, наверное, приносит в дар всю свою радость, и тот ею питается, поэтому сам довольный, а Лео вечно печальный и серьёзный.

Ноги сами двинулись туда, приближаясь. Голова Лео приподнялась, прислушиваясь. Видно было, что он заметил чьё-то присутствие, его удивительный слух Заринэ уже давно взяла на заметку. Однако больше он ничего не предпринял, не обернулся, не поднялся. Подождав, когда шаги Заринэ затихли у самого входа в храм, где она остановилась, переступив порог, воин опять опустил голову, уткнув лицо в сложенные ладони. Персиянка стояла диагонально, и могла видеть край профиля мужчины, ровный, красивый, героический. Никто её не прогонял, значит, сюда можно. Но это не мечеть, это вообще неизвестно что с каким-то порочным и полуобнаженным божком! Заринэ неприязненно посмотрела на Будду, о котором ничего не знала. На его шее висело несколько цветочных венков, прикрывающих голый торс. Цветы были свежими и прелестными, но зачем было обряжать в них статую? Скорчив дразнящую и вредную гримасу Просветленному, Заринэ почти ревниво вернула глаза на Лео. Он с таким благоговением разговаривал своими немыми мыслями с этим идолом! Он так покорно склонился перед ним, совсем как перед Заринэ, когда просил у неё прощения. Она бы хотела вернуть тот момент, и всё-таки коснуться его плеча или волос. Но от неё он постоянно сторонился, а перед этим золотым болванчиком сидит и сидит.

Персиянка устроилась поудобнее, скопировав позу Лео. Ругая себя, что смотрит на него, не отрываясь, она закрыла глаза и принялась молиться, пусть это даже не подходящий для обращения к Аллаху оплот. Зная, что мужчина в каких-то пяти-шести метрах от неё, она ощутила тот покой, ту надежность, что сопровождала её весь путь досюда, когда Лео был рядом. Только когда он находился в пределах досягаемости, Заринэ верила, что с ней ничего не случится и всё кончится хорошо. Он её защитник, что бы ни сделал он сегодня – ему она доверяет безропотно, безмерно, слепо. Лео тяжело вздохнул. Девушка покосилась на него. Он ненадолго открыл глаза, но вновь смежил веки. Заринэ пыталась молиться, но ничего не выходило. После каждой строчки она думала о Лео, о том, как он близко, о том, что он непонятен ей и непредсказуем. О чем его мысли сейчас? Так они просидели не меньше часа. Он – пытаясь сосредоточиться и забыть о том, что сзади Заринэ, она – пытаясь не думать о нем, но всё равно только о нём и думая. Если он не может говорить, ей следует научиться понимать его без слов и объяснений, и ей не следует пользоваться тем, что у неё способность речи не утеряна. Он молчит, и она будет молчать. Из солидарности. И чтобы никогда не мешать и не надоедать ему. Она должна предугадывать его желания, как тогда, когда они пересекали пустыню, подавать ему еду, наливать воду, стирать одежду. У них женам положено иногда мыть своих мужей, и если Лео бы пожелал… Заринэ вспомнила его без всего, таким, каким увидела, выйдя из бани. Стройное мощное тело, в шрамах и отметинах боёв – символах сражения со смертью, вызывающее ощущение несокрушимости и восторга, гладкое и влажное, крепкое, способное использовать себя во благо, ради людей, но умеющее быть опасным, в прыжке настигающим дичь. Его рык и хватка пальцев вновь вспомнились, Заринэ запылала, не зная, как заглушить в себе эту страсть. И понимала ли она, что такое страсть и на чем основана?

Лео поднялся и подошёл к ней, нависнув сверху. Мусульманка задрала голову. Воин указал пальцем на выход.

- Я мешаю тебе? – поняла она и стала подниматься. – Прости… - Его жест был непреклонным, повелительным. Он выгонял её. Судя по тому, что не выгнал сразу, не из-за каких-то правил пребывания тут, а из-за того, что она не нравилась именно ему. Закусив губу, Заринэ склонилась и попятилась спиной к выходу, уговаривая себя не плакать. – Прости, - ещё раз извинилась она, с легким всхлипом. Лео опустил руку, расслабив лицо. На нём прорисовалась тревога. Подойдя к девушке, которую собирался выпроводить, потому что от неё опять пошёл невыносимый запах, лишающий его самообладания, Лео наклонился, заглядывая ей в лицо. Она опустила его ещё ниже. Он приподнял его за подбородок, развернув к свету. Глаза были огорченными и мокрыми. Лео опять вздохнул, как недавно. Кивнул ей вопросительно. Она помотала головой, заверяя, что «ничего не случилось». Он нахмурил брови. Заринэ не сдержалась: - Правда, ничего не случилось. – Лео посмотрел через плечо на Будду. Некоторое время так и стоял, чего-то ожидая в полу-развороте, как, бывает, ждут в прихожей друга, завязывающего шнурки, уходя из гостей. Потом вернулся к персиянке и, указав на её слёзы, потыкал на себя. Заринэ затрясла головой. – Нет-нет, ты ни при чем. Ты хороший. Просто… мне страшно. – Лео опять указал на себя. Ах, как бы ни хотелось поддерживать его в неполноценности, но для понимания один должен быть болтлив. – Нет, я не боюсь тебя. Я страшусь будущего… что будет в нём? – Пожав плечами, Лео развел руками и указал вперед, туда, где монахи разместили путников, выделив комнаты. Мужчина изобразил ладонями под щекой сон. Ясно, он не собирался задумываться над этим, или не хотел рассуждать об этом именно с ней. Заринэ понимающе покивала. – Да, нужно спать. Я не могла уснуть, поэтому пошла пройтись… ты тоже идёшь спать? – Лео ответил утвердительно и они, наконец, тронулись с места, направляясь туда, откуда пришли. Грудь Заринэ вздымалась от невозможности дышать ровно, безмятежно, когда сбоку шёл этот притягивающий человек. Но проводив персиянку до входа, воин спешно удалился.

С утра за окном раздавались голоса, шумы, шорохи метущей метлы, а после цокот копыт. Но всё это было непохожим на шум родного села Заринэ. Там перекрикивались, а уж набат муэдзина и вовсе оглашал всю округу. Тут же все звуки были спокойными, вкрадчивыми, размеренными, не врывающимися без спроса, и если бы девушка уже ни проснулась, то они бы и не разбудили её. Но подниматься не хотелось. Заринэ никак не могла поверить в то, что может лежать по утрам столько, сколько требуется для отдыха. Никто не гнал её поскорее на кухню. Даже грубые мозоли на руках стали проходить.

Возле двери с той стороны постучали. Персиянка тотчас дернулась, выбираясь из-под покрывала.

- Подождите! – Схватив одежду и платок, она наспех привела себя в подобающий мусульманке вид. – Войдите.

На пороге показался Эн, бодро и дружелюбно улыбающийся.

- Доброе утро, ну как ты? – Заринэ кивнула, показывая, что жива-здорова. Растеряно сцепив пальцы, она насторожилась. Никто из сопровождавшего её трио никогда не заводил с ней разговора просто так. Если они вступали в диалог, то только для передачи какой-то информации: пора собираться в путь, найдено пристанище для ночлега, приготовлена баня. – Тебе скоро принесут завтрак, а я пришёл позвать тебя попрощаться, - девушка непонимающе воззрилась на него. – Идём.

- Ты уезжаешь? – шагнула Заринэ.

- Мы все. Нам пора в путь. – Она остановилась и, охваченная паникой, поднеслась к окну. Во дворе стояло три коня, и к седлу одного из них Лео привязывал сумки. Персиянка обернулась к Эну.

- А я?!

- Ты останешься здесь. Дорога дальняя, небезопасная, да и к тому же… - Не дослушав его до конца, девчонка сорвалась с места, толкнула Хоакина, вылетев в дверь. – Заринэ!

Погнавшись за ней, молодой человек увидел, как она пробежала со скоростью горной лани лестницы и дворик и, достигнув Лео, упала ему в ноги, обхватив их и уткнувшись в его колени лбом. Ошарашенный Тэгун замер, перестав поправлять поклажу, привязанную к упряжи. Его невозмутимость, едва восстановившаяся за время сна, опять поколебалась. Юное и прекрасное создание, не ведающее, что делает, прилипло к его ногам, обняв их, как спасательный круг. Эн перестал бежать, видя, что Заринэ зафиксировалась и, выдохнув, подошёл к образовавшейся композиции. Лео вопросительно посмотрел на него.

- Я сказал ей, что мы уезжаем. – Лео положил руку на плечо Заринэ и попытался оторвать от себя. Но она сомкнулась на нем мертвой хваткой. – Заринэ! – позвал её Эн. Она ещё сильнее вжалась в сапоги и штаны Лео. – Заринэ, мы не можем взять тебя с собой. Это невозможно. Отпусти его, и давай нормально попрощаемся.

- Нет! – ответила она, не оборачиваясь. Её пальцы вжались в кожу штанин Лео. Он сделал ещё одну попытку отделиться от неё, но для этого требовалось применить силу. Он не мог разрешить себе грубо обойтись с девушкой, обидев её. – Нет! – настойчиво повторила она. – Нет!

- Заринэ…

- Что происходит? – спустился Хонбин, разглядев скопление друзей и их спутницы. Буддийские монахи бродили вокруг, занимаясь своими делами, и не вмешиваясь в происходящее.

- Она не отпускает Лео, - прокомментировал Хоакин.

- Так уведи её, - третий подошёл к девушке сзади. – Заринэ, у нас есть дела, у нас есть долг, который мы не можем выполнять, если ты будешь нам мешаться. Пойми это, умерь свои чувства и пожелай нам счастливого пути.

Руки болели от напряжения. Сила, с которой она вцепилась в Лео, была максимальной, какую она могла когда-либо применить. Заринэ почувствовала себя на краю пропасти, будто её оставляли в закрытом гробу, который вернут обратно мужу. Приоткрыв рот, чтобы дышать глубже, персиянка до рези сжала веки, из-под которых слезы капали на носы сапог Лео. Он был единственным, что она обрела, покинув всё, бросив всё. Нет, у неё и тогда ничего не было, и сейчас ничего не имеется. Только тонкое взаимопонимание, на уровне души, эмоций, чего-то глубоко запрятанного связало её с этим восточным странником. Всё стало прочнее и важнее, ведь он овладел ею, и она приняла это, а что будет, если он оставит её? Придут другие? На что они обрекают её? Если она не станет принадлежать Лео, то рано или поздно её швырнут какому-либо мужчине, ведь женщина не может сама по себе, она живет только при мужчине, под его властью, и Заринэ хотела, чтобы эта власть над ней безраздельно досталась в руки Лео, её немого защитника. Его молчаливый образ был так близок её собственному, её многолетнему молчанию и покорности, потаканию. С самого детства она не смела лишний раз произнести и слова, а если что-то и говорила, то этому не придавалось значения, это никто не слышал. Она тоже была немой, умеющей говорить немой. Лео был дорог ей, как олицетворение всего, благодаря чему она победила в своей недоброй судьбе, он был противоположным отражением её слабостей, её неволи. Такой же страждущий, непонятый и одинокий, но такой, в отличие от неё, самостоятельный, почти всемогущий. Он был дорог ей как мужчина, единственно которому она захотела принадлежать, и ей было страшно, что возникнет другой. А так и будет, если она потеряет Лео.

- Я не буду мешать! Возьмите меня с собой! – попросила она, разве что ещё зубами не вцепившись в обувь Лео.

- Это невозможно, - отрезал Хонбин и нагнулся, подхватив Заринэ. – Помогите! – Тот, за кого она держалась, старался как можно более безболезненно расцепить её пальцы. Эн тянул её за плечи, а Хонбин обхватил за талию. Справиться с дикой и влюбленной девчонкой оказалось не такой-то простой задачей даже для трех очень сильных мужчин.

- Не-ет! – завизжала она, наконец обратив к ним внимание монахов. Улыбнувшись и распрямившись на миг, Эн развел руками, закрывая собой Бродягу, отрывающего персиянку от Лео.

- Извините, небольшие технические неполадки, сейчас прекратим. – Хонбин сумел развести руки Заринэ и, подхватив её из-за спины под грудью, потянул назад. Её глаза встретились с глазами Лео, увидевшими такое беспросветное отчаяние и такой ужас потери, что у него перехватило дыхание. Тянущаяся к нему и не прекращающая рваться, девушка в последний момент заметила кинжал на поясе Лео и, согнувшись и выхватив его, развернула на себя лезвие. Не думая, прекратив кричать и брыкаться, Заринэ с размаху понесла руку к своему горлу. Едва успев, чтобы не случилось непоправимое, Лео перехватил её руку, когда из тонкой полоски царапины чуть завиднелась кровь. – Заринэ! – Ахнул Эн, которому стало не до шуток. Хонбин выкрутил ей руки, пока Лео, отобравший своё оружие, оглушенный предотвращенной непоправимостью, смотрел с осознанием своей вины на окрасившийся алым кончик ножа.

- Что ты делаешь, дурёха?! – Держа её в тисках своих мускулистых рук, Хонбин поубавил той холодности и непререкаемости, с которой говорил Заринэ об их расходящихся с ней жизненных путях.

- Я не буду жить здесь! Вообще не буду жить! Не буду жить! – извивалась она, отчаянно смотря на клинок в руках Лео. Но потом подняла глаза к лицу воина, и тот посмотрел на неё. Язык завяз, отяжелев. Невозможно было орать и возмущаться, когда на тебя смотрят эти глаза. Уже еле выговаривая, Заринэ произнесла одними губами: - Я не выживу без тебя… - Лео отвел взор к товарищам и мотнул головой, прося отпустить девушку. Бродяга, посомневавшись, исполнил просьбу. Персиянка рухнула, как намагниченная, к ступням человека-тигра, и положила лоб на его сапоги, словно пришло время намаза. Лео с мольбой обозрел друзей, простор, монахов, не в силах и дальше смотреть на эту отдавшуюся в его полную власть девчонку, привязавшуюся к нему непонятно в связи с чем. Разве сделал он для неё что-то хорошее? Он изнасиловал её. Почему ей не противно от него? Почему она не возненавидит его? В голове Лео стрельнула какая-то картинка, которую он не успел разглядеть и разобрать. Какая-то незнакомая улица, где кто-то стоит и плачет. Кто-то оставленный, хотя нельзя было оставлять, нельзя… Лео потряс головой, отбиваясь от непонятного видения, и перед ним опять предстала согбенная Заринэ, распростёртая на земле. Нельзя оставлять. Это приносит боль, это нельзя исправить.

- Что будем делать? – спросил Хоакин, прекратив разделенные раздумья и выводя их на объединенное обсуждение. Отягощено вздохнув, Лео присел, чтобы поднять Заринэ.